Происхождение - Дж. А. Конрат
- Привет, - кивнул Энди, широко улыбаясь. - Знаете, когда я был ребенком, у меня был ретривер по имени Саншайн. Я обожал эту собаку.
Доктор Джонс уставилась на него, поджав губы.
- Я ни в коем случае не сравниваю вас с собакой, - быстро сказал Энди, видя, что его замечание было принято в штыки. - Но мир тесен: и вас, и мою собаку зовут одинаково.
Она ничего не ответила, и улыбка Энди сдулась.
Рэйс, наблюдавший за этим обменом любезностями с едва скрываемым удовольствием, вмешался, чтобы разрядить обстановку.
- Мистера Деннисона вызвали сегодня в три часа ночи. Он познакомился с Бабом всего час назад. Можно сказать, у него была типичная реакция.
- Эй, я из Чикаго, - сказал Энди с бравадой. - Меня мало что испугает.
- Правда? – наконец произнесла доктор Джонс. В голосе не слышалось дружелюбия. - Следующее кормление Баба в полдень. Может быть, вы захотите помочь?
- Конечно.
Доктор Джонс кивнула, а затем пошла по Голубому рукаву к Голове Осьминога.
Энди подождал, пока она пройдет через дверь, прежде чем прокомментировать знакомство.
- Очень интенсивная дама.
- Она здесь уже неделю, с тех пор как Баб очнулся, и я ни разу не видел, чтобы она улыбалась. Хотя она чертовски хороша в своем деле. Именно она выяснила требования Баба к питанию.
- И какие же?
- Помнишь тех овец, которых ты учуял?
Энди нахмурился, банановые кексы, казалось, устроили переполох в его желудке.
- Ну, - сказал Рэйс. - Вот твоя комната.
Рэйс открыл дверь в Голубую 6. Энди окинул ее быстрым взглядом. Все было устроено как в гостиничном номере: кровать, стол, телевизор, комод, умывальник. Единственное, чего не хватало, так это вида из окна.
- Наш водонагреватель барахлит, так что пока у нас только тепловатая вода. Телефон на тумбочке - только внутренний. Они есть во всех комнатах в Самхейне. Нажми знак решетки, затем номер рукава, за которым следует номер комнаты. Голубой рукав - номер один, желтый - номер два... рядом с телефоном есть список. Я в Голубом 1, так что просто нажми #11, чтобы вызвать меня. Или нажми *100 и включи громкую связь.
Энди зевнул, зная, что ничего из этого не запомнит.
- Единственная внешняя линия находится в комнате управления, - продолжал Рэйс, - и по понятным причинам она ограничена. Если тебе нужно связаться с кем-то за пределами комплекса, то тебе нужно напрямую обговорить это со мной.
Энди посмотрел на кровать и почувствовал, что сейчас заснет стоя.
- Мне нужно проснуться к какому-то определенному времени?
- Я думаю, ты уже обговорил это с доктором Джонс. Хотя я не думаю, что тебе пока стоит наблюдать за кормлением Баба, даже чтобы произвести впечатление на симпатичного доктора.
- Все так плохо?
- Я участвовал в двух войнах, сынок, и даже я считаю, что это достаточно плохо.
Энди пожал протянутую руку Рэйса и пробормотал слова благодарности, хотя не совсем понимал, за что именно благодарит. Перед сном он попытался набросать список необходимых вещей, но, нацарапав три пункта, отрубился.
Его разбудило жужжание. Энди не сразу вспомнил, где находится, но даже поняв это, не мог найти источник звука. Оказалось, это был его телефон, жужжащий, как рассерженная пчела.
Он поднял трубку.
- Мистер Деннисон? Это доктор Джонс.
Энди моргнул и пожелал доброго утра. Часы на комоде показывали 12:07, так что технически сейчас был полдень, но это не укладывалось в его сонной голове.
- Вы можете встретиться со мной в Оранжевой 12, скажем, через пятнадцать минут?
- Конечно. Оранжевая 12.
Доктор повесила трубку. Энди потер глаза и почесал подбородок, ощутив щетину. Он сел в постели. Подумал о демоне. Почувствовал, как сердце начинает колотиться.
Думай об этом, как о очередной работе переводчика, - сказал он себе.
Рядом с дверью в ванную стоял его чемодан. Вздохнув, он открыл чемодан и осмотрел одежду и личные принадлежности, аккуратно упакованные. Электробритва лежала в кармане на молнии, и подхватив ее вместе с зубной щеткой и пастой, направился в ванную.
Побрившись, он заскочил в теплый душ и быстро освежился. Через пять минут он уже был одет в хакисы и светло-голубую джинсовую рубашку. После недолгих раздумий он оставил две верхние пуговицы расстегнутыми, после чего и направился к Оранжевому рукаву.
Добравшись до центра комплекса – Головы Осьминога, как называл его Рэйс, - он увидел там двоих мужчин, сидящих за центральным столом. Оба были старше его по меньшей мере на тридцать лет. Тот, что сидел слева, был в очках с круглыми линзами на таком же округлом лице. У него была лысая голова и седая козлиная бородка, а большой зеленый свитер плотно облегал его тучное тело. Другой мужчина был его комической противоположностью: высокий и сухопарый, щеки впалые, глубокие морщины и хмурое лицо. Он вел себя нервно, в то время как его собеседник был само спокойствие.
Энди они напомнили Берта и Эрни из "Улицы Сезам".
Когда Энди вошел, они вели напряженную беседу, и не отреагировали на его появление.
- Как обычно, - сказал пухлый грудным голосом, - ты сужаешь свое представление о христианском аде до церковных учений, а Данте, Мильтон и Блейк добавляют его для полноты картины. Но концепция подземного мира восходит к Месопотамии почти четыре тысячи лет назад, что предшествует и христианству, и иудаизму.
Худой мужчина вздохнул, словно на своих плечах нес весь мир.
- Я знаю о Месопотамии, как и о египетских, заратуштрийских, греческих и римских верованиях в ад. - У него был тонкий, писклявый голос, который соответствовал его внешности. - Я также знаю о сложности объяснения присутствия зла в божественно созданной вселенной. Но мне кажется, что воплощение зла в виде Сатаны имеет больше смысла, чем дуалистический Бог, который одновременно прощает и гневается.
Толстяк поднял руки и закатил глаза.
- Хватит о темной стороне Бога. Со второго века до нашей эры мой народ верил в отдельное злобное божество, в данном случае Мастема, который был создан ха-Шемой, чтобы делать за него грязную работу, а именно, наказывать за грехи. Именно Мастема, а не Адонай, стоял за испытаниями Иова. Та же Мастема, который искушал пророков Моисея и Иисуса.
Худой поморщился.
- Я ненавижу, когда ты называешь Иисуса пророком.
- Вы, должно быть, священнослужители, - сказал Энди дождавшись паузы, чтобы вставить слово.
- Я думал, это очевидно,
