Мальчики в долине - Филип Фракасси
Я кричу и ползу к нему, выкрикивая его имя.
Он поворачивает ко мне голову. В глазах у него боль и страх. Кровь тонкой струйкой течет изо рта. Его посох лежит на полу между нами.
– Эндрю! – Я сжимаю бледную руку моего отца. Она ледяная. – Что с вами?
Я лихорадочно осматриваю его тело, проверяю, не ранен ли он.
И вижу его живот.
Кто-то – я не знаю кто и даже не представляю, какая сила нужна, чтобы сделать такое, – вонзил ему в живот тяжелый железный крест, причем так глубоко, что мне кажется, его проткнули насквозь.
Я утыкаюсь лицом ему в грудь.
– Отец!
Он кладет руку мне на голову, приподнимает мое лицо, чтобы я мог его видеть.
На последнем издыхании Эндрю обращается ко мне.
Вокруг нас ужас, смерть и боль, но на несколько мгновений здесь остаемся только мы с Эндрю, в последний раз вместе. Я молюсь, чтобы под кроватью меня никто не заметил; пусть они оставят нас в покое, пока Эндрю умирает, истекая кровью.
– Питер…
Я заставляю себя посмотреть ему в глаза.
– Я здесь.
Он сглатывает, морщась от боли.
Когда он снова начинает говорить, его голос звучит невероятно четко, невероятно сильно.
– Ты готов принять сан священника… – Он делает вдох, не сводя с меня глаз, полных какой-то нечеловеческой решимости. – Проповедовать Евангелие и разъяснять постулаты католической веры?
Вся моя жизнь проносится перед глазами. За эти секунды я вижу своего настоящего отца, прижимающего ружье к лицу, в комнате, охваченной пламенем. Я вижу свое детство в сиротском приюте, вижу, как Пул и другие священники меня наказывают, как я препираюсь с Джонсоном, мои занятия и множество бесед с Эндрю. Мою дружбу с детьми, с Дэвидом и другими, ставшими для меня семьей. Моими братьями.
Я думаю о Грейс. О том, как сильно ее люблю. О нашей секретной переписке, нашей тайной любви. О ее тепле, ее доброте. Я думаю о нашем общем будущем.
Будущем, которое никогда не наступит.
– Готов, – говорю я, и глаза наполняются слезами.
Решено. Я принял решение.
Прости, Грейс.
– Ты готов посвятить свою жизнь Господу… ради спасения его народа, и соединиться со Христом?
– Готов, да поможет мне Бог, – говорю я и чувствую, как что-то происходит внутри. Поток энергии разливается по телу, распространяясь от сердца к конечностям. От этого тепла в голове проясняется, словно от чудодейственного эликсира.
Эндрю достает из кармана флакон со святой водой.
– Помоги мне, – говорит он.
Я сжимаю его пальцы вокруг бутылочки своими, вытаскиваю пробку. Он прижимает большой палец к отверстию и наклоняет его, пока не начинает сочиться вода. Я вставляю пробку на место и беру флакон из его умирающей руки.
Трясущимся большим пальцем он чертит мне на лбу крест.
– Пусть Господь, который начал благую работу внутри тебя… доведет ее до конца.
Готово.
Только сейчас я замечаю единственного свидетеля этой кровавой церемонии. Под соседней кроватью прячется Финнеган и смотрит на нас во все глаза. Прислушивается.
Эндрю закатывает глаза, часто моргает и кашляет кровью.
– Я вижу свет… – произносит он и поворачивается ко мне в последний раз. Он выглядит почти умиротворенным. И почему-то – я не могу это объяснить – довольным. В его сияющем взгляде сквозит удивление.
– Я вижу свет вокруг тебя… – слабым голосом говорит он и закрывает глаза.
Моего отца больше нет.
Через секунду я вылезаю из-под кровати, сжимая посох в руках.
Мне удается выбраться, осторожно оттолкнувшись от тела Эндрю. Я поднимаюсь, держа посох, и прячу в карман флакон со святой водой.
Слева от меня несколько детей жмется к стене. Встав перед ними, Байрон отбивается от всех, кто осмеливается подойти слишком близко. Пара-тройка других скачет вокруг него, весело скалясь. Вокруг я вижу залитые кровью кровати, окровавленные тела.
Я замечаю Бартоломью, с момента начала атаки я его еще не видел. Он спокойно стоит возле открытых дверей, наблюдая за разыгравшейся сценой. На миг наши глаза встречаются, он смотрит удивленно. А потом улыбается. В сумраке его зубы кажутся черными.
Боковым зрением я замечаю движение. Я оглядываясь как раз вовремя, чтобы увидеть бегущего на меня мальчика с ножом в руке.
Это Иона.
Я поднимаю посох и нацеливаю его ему в грудь. Он останавливается, отскакивает влево, и я снова на него замахиваюсь. Он смеется.
– Настал час твоей смерти, святой Питер, – говорит он.
И вдруг он морщится от боли, опуская глаза вниз. Я слежу за его взглядом и вижу Финнегана, наполовину выползшего из своего укрытия. Он где-то подобрал окровавленный нож. И воткнул свое оружие Ионе в ногу.
– Отстаньте от нас! – выкрикивает он и снова заползает под кровать.
Не раздумывая, я бросаю посох и склоняюсь над телом Эндрю. Хватаюсь за верхнюю часть креста, торчащего из его живота.
Простите меня.
Я дергаю крест обеими руками. Он выскальзывает неожиданно легко, и я чуть не падаю. Я оборачиваюсь к Ионе, уже замахиваясь. Он еще успевает удивиться, а через секунду острая перекладина креста обрушивается на его в висок. Раздается тошнотворный хруст, и я чувствую, как металл вонзается ему в череп.
Иона падает на пол. По его телу пробегает судорога, и он замирает.
Рядом со мной кто-то схватил посох Эндрю. Я поворачиваюсь и вижу Тимоти, глаза у него сверкают. Лицо и одежда забрызганы кровью. Он больше не заикается.
– Питер, я с тобой, – говорит он.
Я киваю и выхожу на середину спальни. Байрон, расправившись со своими противниками, встает рядом со мной. Теперь мы втроем загораживаем беззащитных малышей, сгрудившихся за нашими спинами. Драка начинает затихать, но кое-где мальчики еще мутузят друг друга, одни пытаясь выжить, другие – убить.
Довольно.
Я поднимаю скользкий от крови крест над головой, чувствуя, как прохладные ручейки украденной жизни стекают по моему запястью.
– ОСТАНОВИТЕСЬ! – кричу я. – Остановитесь во имя Господа нашего! Остановитесь во имя Иисуса Христа!
К моему удивлению, движения нападавших замедляются, словно они выдохлись.
Они останавливаются.
Воспользовавшись внезапной паузой, двое наших ребят, дравшихся с другими, вырвались и отбежали на относительно безопасное расстояние. Все другие повернулись ко мне.
Я снова делаю шаг вперед, все еще высоко держа крест. Рука у меня дрожит. Я понятия не имею, что делать, я не умею командовать, проявлять власть. Я знаю только, что выбрал свой путь и моя миссия однозначна: спасти тех, кого можно спасти. Чего бы это ни стоило.
Но кто остался в наших рядах?
Позади меня лишь горстка детей. Некоторым из них, например Томасу, не хватит сил поднять даже лопату,
