Мальчики в долине - Филип Фракасси
– Теперь не так много голодных ртов, как раньше, – выкрикивает Сэмюэл, и остальные смеются.
Бартоломью улыбается.
– Но когда придет время, – продолжает он, повышая голос и требуя внимания, – мы уйдем. Нам многое предстоит сделать.
– В город? – спрашивает Иона, постукивая по подбородку кончиком мясницкого ножа со следами запекшейся крови на лезвии.
– Да, – отвечает Бартоломью. – В город. Но! – Он поднимает палец, и Джонсону кажется, что эти мальчики больше не похожи на мальчиков.
Они похожи на зверей. Нетерпеливых и кровожадных. Голодных.
На волков, думает Джонсон, игнорируя болезненные уколы роя насекомых. Они похожи на гребаных волков.
Бартоломью поворачивается и снова смотрит на Джонсона. Когда он говорит, то не сводит глаз с его бесформенного лица, хотя обращает свои слова ко всем.
– Но сперва надо закончить дела здесь, – тихо говорит он и обнажает зубы в ухмылке.
Мальчики встают почти одновременно.
Они больше не смеются, их игривое настроение улетучилось. Теперь они готовы убивать, и да поможет Господь тем, кто повстречается им на пути.
– Мы закончим свою работу до восхода солнца.
49
Вскоре после возвращения Джонатана разгорелся спор.
Поводом послужило известие о том, что брат Джонсон помогает другим.
Эндрю эта новость очень не понравилась. Он хочет немедленно покинуть относительно безопасную спальню, спуститься вниз и проверить, все ли в порядке с Пулом, а затем выяснить, насколько правдивы слухи о Джонсоне.
Дэвид и я в кои-то веки на одной стороне. Мы оба понимаем, что это ужасная идея. А с точки зрения Дэвида еще и эгоистичная.
– Вы не можете уйти! – возмущается Дэвид, как мне кажется, слишком громко. Я не хочу, чтобы он разбудил спящих.
Мы уходим и продолжаем разговор в дальнем углу спальни, как можно дальше от кроватей. А Джонатан и Финнеган тем временем несут вахту у заблокированных дверей.
– Вы единственный взрослый, который у нас остался. Единственный священник, – говорит Дэвид, пытаясь убедить Эндрю не покидать нас. – Если Питер хочет взять ответственность за дюжину детей – это его право. Но вы попросту не оставляете нам выбора.
– Дэвид, прошу тебя, попытайся понять. Я должен проведать отца Пула. Я просто не могу бросить его в опасности.
– Мы тоже в опасности, черт вас возьми! – огрызается Дэвид.
Эндрю слегка краснеет, и я вижу, что он начинает злиться. Он редко выходит из себя, но я чувствую, когда он закипает, и знаю, что в таких случаях лучше оставить его в покое.
В гневе он перестает быть добрым пастырем.
– И что ты прикажешь нам делать, Дэвид? – спрашивает он почти так же громко, как Дэвид. Говорить тише у них не получается. – Прятаться здесь до весны?
Гнев Дэвида улетучивается, как шляпа, сдутая ветром. Он смотрит на Эндрю и удивленно моргает.
– Вы же сказали, до утра, – тихо говорит он.
Я киваю: так оно и было. Ну и, по моему мнению, это разумно.
Безумие покидать спальню.
Они могут быть где угодно.
– Прости, Дэвид, – отвечает Эндрю, сжимая в руках свой посох, как оберег, словно он защитит от ножей и другого оружия, от брата Джонсона. – Я не хотел срываться на тебя. Просто… мальчики, я не могу позволить, чтобы они что-то сделали с Пулом. Не могу оставаться в стороне и ничего не делать, если Джонсон… упаси Боже… помогает им. Тогда у нас остается мало шансов, это все меняет в худшую сторону.
– Да, дерьмово, – говорит Байрон, склоняя голову. – Простите, отец.
Эндрю не обращает внимания на его слова. Сомневаюсь, что он их вообще слышал.
Улучив минуту, я обвожу взглядом костяк нашей небольшой компании, оставшейся в приюте. Я, шестнадцатилетний будущий священник, который предпочел бы читать фантастические романы и целовать милую деревенскую девушку, а не носить сутану и служить Богу.
Пройдоха Дэвид, каких мало. Уличная крыса, ставший сиротой, а потом вожаком шайки. Я точно знаю, что он не в своей тарелке и на каждом шагу борется с инстинктом выживания. Если бы не метель, я сомневаюсь, что он сейчас остался бы рядом со мной… Или остался бы? Теперь я сомневаюсь, не ошибся ли я в нем. Мой друг полон сюрпризов.
Байрон, коренастый драчун, чья горячая преданность мне смущает и трогает одновременно. Плюс с ним надежнее, учитывая, сколько насилия мы видели за эти дни. Он не просто сохраняет спокойствие. Кажется, что он оказался в своей стихии. Война его устраивает.
И последний из нашего кружка – отец Эндрю Фрэнсис. Мой друг и наставник. Мой суррогатный отец. Любопытно наблюдать за его внутренним конфликтом, за тем, как он разрывается между необходимостью защищаться и нападать. Между молитвой об избавлении и выходом в коридор со своим посохом, чтобы со святой яростью сразиться с демонами у наших дверей.
Мы четверо во многом не соглашаемся. Наши диаметрально противоположные мнения и причудливые пристрастия бушуют внутри нас с той же прямотой и яростью, с какой мечется за окнами завывающая буря.
Мне хотелось бы надеяться, что в конечном счете эти испытания сделают нас сильнее, а неослабят; что наши внутренние противоречия, наша борьба еще ярче разожгут наш внутренний свет, и мы станем маяками для тех, кто попал в беду, а не затмят рассудок, не ввергнут в безумие и отчаяние, не обрекут на поражение и верную смерть.
Мне много на что хочется надеяться.
– Эндрю, – говорю я. – Если вы уйдете и с вами что-то произойдет…
– Тогда вы продолжите делать то, что и так уже делаете, – отвечает он, и я понимаю, что мы проиграли этот спор. – Заблокируете двери и останетесь здесь до утра. Потом кто-то из вас отправится на ферму Хилла и приведет помощь. Простите меня.
Он осторожно прислоняет посох к стене, кладет руку каждому из нас на плечо, смотрит в глаза.
– Мне жаль, что все это произошло. Я знаю, как вам страшно. И знаю, что все это несправедливо. Но мне нужно, чтобы вы оба были за старших, пока меня не будет. Я хотел бы, чтобы вы перестали быть мальчиками и превратились в мужчин, которыми вы уже на самом деле являетесь. Не у всех есть выбор, когда им приходится повзрослеть. Но сейчас, сегодня, вы можете сделать этот выбор. Вы должны принять вызов.
Он отпускает нас, берет посох и улыбается. Его улыбка разбивает мне сердце.
– Вы теперь орудия в руках Господа. Будьте сильными. Будьте сострадательными. Будьте храбрыми. Господь даст вам силу.
Я не смотрю на Дэвида и опускаю глаза в пол, вытирая