Кровавые легенды. Русь - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич
«Жизнь – лишь короткий плевок в цель, – думал он, – а цель есть смерть, и этот жалкий сгусток слюны, который я всегда считал своим разумом, своим „я“, эта мерзкая жижа самосознания наконец обрела свое подлинное место».
Смерть как ничто другое располагала к размышлениям, бесплодным и бесконечным. Мысли роились вокруг его «я», будто мухи, намертво влипшие в гравитацию гнилостного смрада.
Загробный сон был зубастой пастью, и эта пасть, лениво работая челюстями, пережевывала Петра – все, что от него осталось.
Ему снилось, что Снежана, эта психопатка, которая так старалась его обаять и околдовать, выкопала черную яму, в которую он в конце концов провалился, и на дне той ямы она жадно впилась в него, высасывая волю и желание.
Сон смерти – вот еще один образ – был мясорубкой, ее ножи и шнеки вращались, перемалывая тебя, и ты вращался с ними, разделяясь и разобщаясь, сталкиваясь и смешиваясь с самим собой, противопоставляясь самому себе сегментами своего дробленого самосознания.
Как будто у тебя болит все тело – каждая мышца, косточка, жилка, нервишка, клеточка, – искры боли вспыхивают всюду, и ты уже не ты, а все эти вспышки, эти мерцающие звезды необъятного космоса, и нет в нем ни верха, ни низа, ни опоры, ни основания, ни перспектив, ни ретроспектив.
Еще при жизни бывали такие муторные сны, где ты терял себя, терял опору под ногами, терял цель и смысл и потом с облегчением обретал все это, выброшенный из раструба сна в реальность. Но здесь не будет пробужденья, не будет берега, и ты не станешь целостным существом, не осознаешь вновь свое «я», не вырвешься из морока. Мучительные рвотные спазмы, выворачивающие наизнанку, не кончатся никогда, ведь ты уже не человек, которого рвет, а сама рвота, поток, и ты выташниваешь самое себя из себя.
«Папочка, – слышал Петр голос дочери, – расскажи мне сказку!»
Сказку? Конечно, девочка моя, сейчас, только соберусь с мыслями…
«Сказку, папочка, сказку, сказку за сказкой, много сказок!»
И его тошнило пузырящимся потоком сказок прямо в лицо дочери, которая жадно ловила ртом эти выплески, летящие в нее, слизывала их со своего лица по-змеиному гибким языком, неожиданно длинным.
И просила еще.
«Смотри, папочка, у меня волшебные камешки, вот они!»
Она показывала ему, и он видел что-то страшное в ее руках, словно эмбрионы трех младенцев, вырванные из чрева, – сгустки какого-то безумия, воплощенную боль, застывшие крики ужаса.
«Мама Ксения подарила маме Снежане».
Ксения?.. Подарила?..
«У меня теперь две мамы, только одна уже ненастоящая, потому что бывшая, больше я ее не люблю, я с ней только играю – вот так…»
И Верочка делала что-то чудовищное, что-то противоестественно кошмарное, вызывая волны безумия, вибрацию бреда, от которых Петр содрогался, даже не пытаясь вообразить, в чем суть этой игры и какой ужас испытывает игрушка, которую дергают за нити из глубины загробных снов.
«Папочка, папочка! – Верочка плевалась брызгами восторга. – Мы правим сказочным королевством! Ты – король, мама Снежана – королева, а я – принцесса! Мы правили долго и счастливо. Так долго, так счастливо, что и сказать нельзя, вот как! Все наши желания исполнялись, ведь это же наше собственное королевство. Давай пожелаем чего-нибудь! Пожелаем чего-нибудь такого, чего еще никто-никто не желал!»
Королева обвивала его руками, прижималась к нему телом, которое словно мерцало – из образа в образ, из соблазнительной женской плоти в кошмарную, уродливую фигуру и обратно, – и вливала в него смолу жаркого шепота:
«Девочка хочет новую сказку. Ты отец и король; так повели – и пусть сказка сказывается».
Петр послушно изрыгал потоки новой сказки:
«Жили-были король Петр, королева Снежана и дочерь их, принцесса Верочка. Они правили своим королевством и были счастливы. Но из соседней страны пришли соглядатаи, лазутчики, они прошли сквозь незримые волшебные экраны на границе и стали все высматривать, все выглядывать. Однако маленькая принцесса была хитрее врагов, она выкрала у лазутчиков волшебные камни, которые защищали их, и показала те камни своей матери королеве, а королева сказала:
– Покажем их королю и спросим его, что нам делать с ними.
Так и поступили.
Король взглянул на камни и задумчиво произнес:
– У тебя ведь, кажется, были уже такие камни?
– Да, – отвечала принцесса, – три камушка от мамы Ксении, а теперь еще три, и еще три.
Королева воскликнула:
– Три по три – этого уже достаточно, чтобы повелевать всеми волшебными камнями страны врагов!
– Ты так думаешь? – уточнил король.
– Даже не сомневайся! – ответила королева. – В чьих руках три по три волшебных камня, тот властен над всеми камнями. Не забывай, милый, что я ведунья, я вештица, и мне известно многое такое, о чем не ведают обычные королевы с королями.
– Хорошо, – сказал король, обратившись к дочери, – раз такая сила в твоих руках, то грех будет ее не применить.
Принцесса радостно закивала, предвкушая потеху.
– Дорогая, – обратился король к королеве, – как ты посоветуешь применить силу? Каким именно образом?
– В стране врагов не знают настоящего волшебства. Все, что у них есть, – это волшебные камни, которые используют с самой извращенной целью: чтобы они убивали волшебство и защищали от него. А мы теперь сделаем так, чтобы их камни, напротив, дарили волшебство – каждому, кто захочет. А уж они захотят, еще как захотят!
– Прекрасно! – одобрил король; принцесса взвизгнула от восторга. – Но в какой форме мы это сделаем? Посредством простого заклинания или прибегнем к сложному ритуалу?
– Достаточно будет повеления, – ответила королева. – Тройственного повеления. Пусть каждый из нас выскажет собственное повеление. Теми словами, какие взойдут на ум. Камни положим в схему; я сейчас ее нарисую; встанем вокруг – и произнесем по очереди.
Королева мелом начертила на каменной плитке пола шестиконечную звезду, в ее центр вписала круг, а в него – три кружка. Затем крестиками отметила вокруг звезды места, где будут стоять Повелители.
Девять волшебных камней распределили так. Шесть камней, доставшихся от лазутчиков, Германа Измаиловича Ковенацких и Антона Родионовича Решетова, положили по углам шестиконечной звезды. Три камня от бывшей Верочкиной матери, Ксении Константиновны Пятницкой, положили в центр звезды, на маленькие кружки внутри большого круга.
Трое Повелителей встали на отмеченные крестиками места. Первое слово дали принцессе Верочке.
– Я хочу, чтобы… – начала она, но королева прервала ее:
– Дитя мое,
