El creador en su laberinto - Андрей Миллер
До склада добрались благополучно, забрав с собой два тяжёлых бочонка, но на обратном пути ситуация сложилась самая скверная. Мертвецы уже почти полностью заняли город, один из их отрядов шёл буквально по пятам троицы — клацая зубами и звеня ржавым оружием. А двигались военные, отягощённые своей ношей, немногим быстрее нежити.
В конце концов Родомонте схватился за сердце. Он наверняка упал бы, не подвернись стена дома под плечо.
— Капитан!..
Джузеппе бросился к нему, чтобы помочь — но Родомонте юношу решительно оттолкнул.
— Славная нынче вышла ночка… таким, как мы с вами, любая драка в радость. А кто из воинов Испании похвастается, что сражался с подобным противником? Вы двое — молодые. Вам ещё лезть на стену Константинополя… А я, похоже, на такое уже не гожусь.
— Капитан, вы же не… — Джузеппе не смог произнести этих слов, хотя всё понял.
Родомонте улыбнулся и отечески похлопал юношу по щеке. Умертвия приближались — уже чувствовалось страшное зловоние, исходящее от них. Время на разговоры истекло, а спорить с командиром недопустимо в любой ситуации. Уж это юноша успел усвоить: именно железной дисциплиной одерживало войско Карлоса, короля и императора, свои великие победы на полях Италии.
Обо всём этом Джузеппе молчаливо напомнил Иаго, просто прикоснувшись к его плечу. Люди войны обошлись в этом горьком положении без лишних сантиментов, которые уместны в книгах. На войне — как на войне.
Джузеппе и Карвасса бежали к церкви с драгоценными бочонками, не оборачиваясь. А позади них громко и чётко звучал голос Иньиго Хуана де Родомонте-и-Алавы.
Капитана Родомонте — прошедшего Бикокку, Сезию и Павию, жавшего руку маркизу Пескара и видевшего шевалье Баярда на расстоянии выстрела. Человека, над чьей неуёмной бравадой так часто смеялись — но слова которого на поверку ничуть не разошлись с делом. Возможно, некоторые мужчины просто не рождены для того, чтобы входить через дверь: им необходимо окно второго этажа. Ведь принцессы-то ждут рыцарей именно в башнях. И никак иначе.
— Вы, безбожные hijos de putas! Ну же, идите ко мне! Подходите, и я покажу: пусть Папа Римский нынче родом из Рима, но зато сам Господь — испанец!
***
— Капитан не добрался. — сухо ответил Джузеппе на немой вопрос заплаканных глаз.
Было не до скорби, поминаний и утешений. Отец Паоло завершил свой ритуал над пушкой и несколькими ядрами: теперь можно было робко надеяться, что «Персефоне» благословенное оружие придётся не по вкусу.
Джузеппе помогал заряжать: опыта в делах артиллерии у него не было никакого, но всё главное ловко проделывал священник. Руки Иаго здесь не требовались: он бы только помешал, а потому и стоял чуть поодаль, мрачно глядя на город в огне. Город, который ещё можно было спасти, если поможет Господь. Или же уповать стоило не на Господа?
— Вот оно как выходит: молись богам войны — артиллеристам…
Паоло не возмутился такой богохульной фразе в церкви. В конце концов, если каким-то путём Господь ныне и мог даровать избавление несчастному Ланченцо — то только через дуло старой пушки.
Парусник-нежить покачивался на волнах, и женщина в красном саване наблюдала за творившимся в городе кошмаром. Паоло теперь смотрел только туда — на «Персефону», с досадой размышляя, сколь далеко расположена цель. То, что бесчисленная османская нежить уже ломает ворота церковной ограды, он понимал по звуку — ни к чему отвлекаться.
— Раз они боятся креста, то им нелегко будет войти в церковь?.. — с надеждой в голосе произнесла Изабелла.
— Они преодолевают этот страх, хотя и с трудом. — отвечал Паоло, стараясь правильно навести орудие, чему старый лафет не способствовал. — Думаю, едва мы выстрелим по «Персефоне», как они примутся очень, очень стараться нас достать.
По уму здесь требовался хотя бы один пристрелочный залп. А лучше и все два. Но заряжать пушку без опытного расчёта, почти в одиночку — дело слишком непростое. Паоло понимал, что почти наверняка успеет совершить лишь один выстрел.
Женщина в красном саване наверняка торжествовала. Кто она: Дьявол или жестокий бог иных, более далёких времён? Тварь из бездны? Это сейчас не главный вопрос. Даже если ядро поразит «Персефону», можно ли рассчитывать на успех? Опасен ли для существа такой страшной силы этот простой чугунный шар, наспех благословлённый далеко не самым достойным из священников?
Оставалось только проверить. Паоло взялся за длинную палку, на которую был насажен тлеющий фитиль; Джузеппе он знаком велел отойти в сторону.
— Этот выстрел я произвожу во имя святого Иакова Зеведеева, самого Сантьяго Мавроборца! Как направил он против сарацин копья добрых христиан под Клавихо, так пусть направит своею рукой и это ядро! Пускай не я, грешник, но сам Господь поразит нечистый корабль и изгонит Дьявола прочь из Ланченцо!
Перекрестившись, отец Паоло привычно опустил фитиль к затравочному отверстию. Маленький огонёк в нём, такое милое уху старого пушкаря шипение добротного пороха и…
Грохот выстрела раскатился над прибрежным городком, словно гневный голос свыше; яркая вспышка на миг ослепила четверых людей, что глядели с колокольни на залив. В тёмной южной ночи этот выстрел легко могли заметить издалека, за многие лиги.
Слышал ли Паоло, перековавшийся в священники наёмный артиллерист, когда-либо более приятный звук, чем треск гнилого дерева «Персефоны»? Чем безумный крик женщины в красном саване, пронзительный и отчаянный, поднявший высокие волны вокруг корабля?
Пожалуй, нет. Собственный богатый опыт или милостивая помощь свыше тому залог, но Паоло послал ядро точно в цель.
Иаго выразил свою бурную радость грязнейшим ругательством: а лучших слов, наверное, и нельзя было подобрать. Джузеппе крепко обнял Изабеллу — не задумавшись об уместности подобного жеста, просто по искреннему порыву души.
И корабль ещё не исчез, и осаждающие церковь мертвецы ещё не начали отступать, и избиение в городе пока не прекратилось. Но отец Паоло в этот момент обрёл абсолютную уверенность: их план сработает. Потому
