Роман Лерони - Багряный лес

— Ого! Совсем неплохо. Это только ваша заслуга?

— Моя. Прямое попадание.

Пара мотнул головой:

— Никто мне не поверит, что я говорил именно с тем летчиком, который развалил на части новый английский корабль! Кажется, вместе с обломками на дно ушли около тысячи человек?

— Немного больше, капитан. Тысячу двести двадцать один.

— Вы так точно знаете! Да-а, в то время по этому поводу было много шума. А не потопленных, а поврежденных кораблей, включая мой, сколько на вашем счету, офицер?

— Четырнадцать, капитан.

— А судов?

Глаза Асуки расширились от гнева, бледность покрывала лицо.

— Капитан, — он дрожал от негодования, — я военный летчик, а не пират!

Пара дернул плечом:

— Как по мне — так разницы нет вообще. — Он знал, что оскорбляет, и поэтому старался вложить в слова побольше эмоций, чтобы ранить собеседника как можно больнее. — Все, кто с Гитлером в одной упряжке — кровожадные пираты. Кроме этого, я слышал, что самолеты с "Рыцаря Светлых Дней" пустили рыбам на корм плавучий госпиталь русских под Владивостоком.

— Это правда, капитан. Но нашей разведке стало известно, что на этом судне русские перевозили боеприпасы и технику.

— Да? — слабо изумился Пара. — А я и не знал. Эти русские всегда играют краплеными картами. Впрочем, война для них уже два месяца как закончилась, а для Японии — сегодня…

Асуки поднял брови, ожидая пояснений к этому заявлению.

Корабль слабо качнулся. Брызги далекого, но мощного взрыва омыли иллюминаторы рубки.

Вместо того, чтобы что-то объяснять, Пара протянул руку и повернул регулятор громкости на большом приемнике. Стал слышен уверенный голоc американского диктора, не лишенный радостных оттенков:

"Восемь часов утра вашингтонского времени. Вашему вниманию последние новости от радиостанции "Мэгэзин-радио". В студии Лев Тарский. Доброе утро. Сегодня ранним утром ВВС Соединенных штатов Америки провели бомбардировку важного стратегического города Японии — Хиросимы. На город была сброшена атомная бомба. По свидетельствам пилотов, город уничтожен практически полностью. Представитель Белого дома Том Стентон заявил, что это был вынужденный и решительный шаг. Японская армия не имела намерений складывать оружие. Высшее руководство Страны Восходящего Солнца оказалось в плену опасных иллюзий, мечтая о новом мировом господстве. По предварительным данным, в японском городе погибло около ста тысяч человек, полностью уничтожены важные стратегические объекты. Американское оружие продемонстрировало свою мощь, и императору Хирохито не остается ничего, как объявить о капитуляции своей армии и сложить полномочия. Новости об этом и других событиях каждый час из нашей студии. Напоминаю: в полдень по вашингтонскому времени вы услышите выступление Президента США Гарри Трумэна… Новости из Европы. Командование союзных войск начинает испытывать недовольство по поводу передислокации советских военных частей на новые, не указанные в предварительных договорах места"…

Асуки выключил приемник сам.

Его душа наполнилась пустотой, которая с каждой минутой росла, превращаясь в черную, жадно всасывающую в себя малейшие надежды, дыру, обосновавшуюся где-то под сердцем. Он думал о жене, о доме. Она. Все дни, проведенные на авианосце, были полны думами о ней. Он знал об Охо, о том волшебном утре, когда старался казаться крепко спящим, только ради того, чтобы не разрушить ее прекрасный и нежный мир, населенный духами и божествами, которые ей помогали во всем. Он ценил ее и нежно любил, иногда не веря силе собственных чувств. Рядом с Оной не было этой абсурдной войны, не было пропитанных солдатским потом кают, соленого морского ветра, смертной тоски, пожирающей душу в воздушных схватках с вражеским конвоем. Вернуться домой — для него означало каждой своей клеткой окунуться в тепло, заботу и уют мира, который всецело принадлежал его Оне, и она с радостью впускала его туда, оберегала нерастраченным теплом и покоем материнского чувства.

Неужели американский диктор говорил о том, что уже не существовало Оны, ее мира? Все это казалось вечным и крепким, и не хотелось верить в то, что этого уже не было. Асуки, как и все люди в первые мгновения встречи с неизбежным, горьким несчастьем, отказывался в него верить. Он не верил потому, что сейчас вообще лишился веры. Не верил ни во что, кроме как в то, что его семья, дом остались целы и невредимы.

— Я пленный? — обыденным тоном спросил он. Его не взволновали слова диктора по той же самой простой причине — он был лишен веры.

Капитан посмотрел на него с интересом, словно старался разглядеть нечто, что могло рассказать ему о том горе, которое переживал этот японский офицер, но не видел ничего, кроме бледности и усталости. В какой-то мере это его разочаровало: он знал, что японцы — это особый народ, у которого свои собственные представления о морали и чувствах; это люди, которые не верили в единственность и ценность человеческой жизни, и смерть для них имела чуть большее значение, чем слово, ее означающее.

— Какой же вы пленный? — не скрывая своего огорчения, ответил капитан. — Когда нет войны — нет и пленных. Нет боев — нет бессмысленных смертей. Вот только, как объяснить это вашим товарищам, которые после вашего спасения всерьез надумали разделаться со "Счастливым бойцом".

— Они думают, что я пленный.

— Меня это не устраивает, лейтенант! — сухо отрезал Пара. — Очень скоро я намерен сбросить в воду ваши чертовы "зиро". Довольно, позабавились!.. На каком расстоянии ваш авианосец?

— Примерно пятьдесят миль.

Пара склонился к столу, производя расчеты на листке бумаги нервным и размашистым подчерком.

— По расходу топлива оставшиеся "зиро" будут досаждать нам еще около десяти минут. — Он вздохнул. — Это очень много, и я не могу позволить себе такую роскошь.

— Много больше, — сказал Асуки, а когда капитан поднял на него глаза, пояснил: — Это последняя модель "зиро". Кроме прочих внедрений и усовершенствований, емкость топливных баков увеличена на двести литров. С учетом того, что мы потратили на поиск цели некоторое время, получается, что бой может продлиться не менее десяти минут.

— Тем хуже, — сказал Пара. — Я снесу их с небес сейчас же. В Хиросиме мы должны быть вечером, а вместо того, чтобы прибыть туда вовремя и начать спасательные работы, мы ляжем на дно, если будем продолжать эту детскую игру в отпугивание.

Он повернулся к иллюминаторам, за которыми с большим ожесточением кипел бой. Зенитные расчеты устали и сами, без приказа, старались бить на поражение по самолетам, которые, словно рой рассерженных ос, старались ближе пробиться к кораблю и побольнее ужалить. Один из самолетов атаковал крейсер с носа. Коротко рявкнули зенитки. "Зиро" завилял, сбросил бомбы, и стал падать, оставляя за собой жирный дымный след. Бомбы упали в воду прямо по курсу корабля, подняв серебристо-пенные столбы воды. От водяной пыли на мгновение в воздухе над кораблем, играя сказочными переходами от цвета к цвету, появилась радуга. Спыхнувший самолет старался держать горизонт и шел на снижение под небольшим углом, но в нескольких метрах от воды взорвался. Вода под разрывом вскипела, пронизанная обломками. Вместо этого самолета, словно нащупав слабое место в обороне крейсера — нос, сразу три "зиро", под прикрытием пушечного огня с остальных самолетов, стали пикировать на корабль.