Мальчики в долине - Филип Фракасси
Он отступает назад, вглубь темного амбара, глубоко дыша.
Когда он снова заговаривает, то пытается смягчить тон, но определенная жесткость все еще слышится в его словах.
– Слушай, Питер, я знаю, что ты растерян. И напуган. Но мы должны собраться. Дети делали все это, потому что они… злые. Они в отчаянии. Они полны ненависти. Но они всего лишь дети, Питер. Они такие же, какими ты их знал большую часть своей жизни. Они состоят из плоти и крови. Понимаешь?
Питер смотрит на него в ответ, тонкий силуэт на фоне прямоугольника дневного света. Отчетливо видны только белки его глаз – широко раскрытых и горящих. Полных решимости.
И когда он наконец отворачивается и на его лицо падает свет, Эндрю видит, как он растерян, и вспоминает, какой он еще юный. Он всего лишь испуганный ребенок.
– Я понимаю, отец. Простите, – говорит он.
Эндрю облегченно вздыхает. Такие мысли он поощрять не собирается.
Он просто не может себе это позволить.
– Все в порядке. Теперь давай вернемся в вашу спальню. Я хочу узнать, как там дети.
Эндрю проходит мимо Питера, выходит на вечерний свет. Разгребает ботинками толстый слой снега. Он берется за дверь, чтобы захлопнуть ее, но вдруг отдергивает руку, как будто дерево покрыто горящими шипами.
Он прячется за дверь, крепко сжимая запястье Питера.
– В чем дело? – спрашивает Питер, пытаясь заглянуть в щель между дверными петлями, чтобы понять, что Эндрю там увидел.
– Нет, отойди, – шепчет Эндрю.
Но Питер уже смотрит в щель между дверью и стеной амбара.
– Я их вижу. Они заходят внутрь.
Эндрю выдыхает. Его сердце бешено стучит.
– Дай мне посмотреть.
Питер отходит, и Эндрю прикладывает глаз к щели. Он видит, как последний мальчик входит в приют. Он не знает, сколько их было, так как заметил только хвост группы. Но минимум двое, может быть, трое.
А может, и больше.
– Что нам делать?
Эндрю смотрит на небо, как будто там написан ответ.
– Подождем несколько минут, потом пойдем за ними. Мы должны убедиться, что остальные дети в безопасности.
– Что, если они направляются в спальню?
– Не знаю, – отвечает Эндрю.
– А как же Пул? Как же Джонсон?
– Питер, не знаю.
Эндрю делает глубокий вдох. Ему нужно контролировать свой страх, если он хочет помочь сиротам.
– Прости, – говорит он и поворачивается к Питеру, грустно улыбаясь. – Будем молиться о них. И о нас. – Эндрю кладет руку Питеру на плечо. – Теперь мы знаем, что чувствовал Даниил, готовясь войти в ров со львами.
Питер улыбается.
– Для него все хорошо закончилось.
– Это правда, сын мой. Ладно… пошли.
Эндрю и Питер бредут по снегу обратно в приют. Они проходят всего несколько шагов, когда Питер хватает Эндрю за руку.
– В чем дело?
Питер смотрит в сторону полей.
– Бен и Бартоломью, – говорит он. – Наверное, они все еще там.
Эндрю пытается вспомнить, кто входил в здание приюта. Был ли среди них Бартоломью? Он смотрит на оставленные ими следы: размытая серая линия, пересекающая белое полотно неровная вереница шагов, ведущая от люка над ямой ко входу в приют.
– Думаю, они шли оттуда, Питер. Но давай проверим. Только быстро.
Они бегут к яме. Эндрю смотрит по сторонам – на двери приюта, на поля, на амбар. Он не хочет, чтобы их снова застали врасплох.
Каким бы верующим он ни был, у него нет желания умирать в ближайшее время.
Они добегают до деревянного настила. Снег вокруг утоптан множеством ног.
– Что здесь произошло? – спрашивает Питер, но Эндрю не знает, что ответить.
Он встает на колени, поднимает дверь люка и вглядывается в темноту.
И ничего не видит.
– Есть кто?! – кричит он достаточно громко, чтобы его услышали те, кто мог находиться внизу, но не настолько, чтобы потревожить тех, кто зашел в приют.
Они ждут ответа, но внизу лишь полная тьма, безмолвная, как смерть.
– Наверное, они пришли сюда, чтобы вытащить мальчиков, – говорит Питер, и Эндрю с ним соглашается.
Хотя он с трудом верит, что Бен встал бы на сторону убийц, но в последнее время произошло слишком много странностей, и не ему судить о том, что могли или не могли сделать дети, которых он так нежно любит. Или, по крайней мере, когда-то любил.
– Что ж, сейчас здесь никого нет. Пошли, нам лучше не попадаться им на глаза.
Питер наклоняется и начинает закрывать крышку люка.
Он замирает.
– В чем дело? – спрашивает Эндрю.
Спустя мгновение Питер захлопывает дверь.
– Ничего, – говорит он. – Мне показалось, что я что-то увидел в темноте. Но я ошибся.
Эндрю кивает, зная, что теперь уже все равно, ошибся он или нет. Если кто-то и был там, внизу, он не двигался и не звал на помощь.
Больше нет.
43
Угрюмо и покорно Джонсон наблюдает за тем, как Бартоломью пытается открыть крепкую деревянную дверь.
Он мог бы сказать мальчику, что Пул, скорее всего, закрылся на железный засов, но с того момента, как он выбрался из дыры, ему трудно подобрать нужные слова. Громкое жужжание в голове – черное облако насекомых (теперь он представляет их себе в виде жирных черных мух), роящихся у него за глазами и между ушами, – заглушает все остальное: все мысли, все воспоминания. Зрение и слух у него почти не пострадали, но речь дается ему с большим трудом. Словно ему приходится поднимать огромные мешки с песком со дна водоема.
– Брат Джонсон, – приказным тоном говорит Бартоломью.
Он знает, что должен сделать. Мухи дают ему указания, настолько четкие и не терпящие возражений, словно исходят от самого Господа.
Бартоломью отходит в сторону, а Джонсон делает шаг назад и ударяет ногой дверь в том месте, где с противоположной стороны находится засов. Защелка, удерживающая засов, вылетает из рамы. Дверь вваливается внутрь, щепки летят во все стороны. Раздается крик старика.
Мальчики вереницей влетают в комнату, словно нетерпеливая змея, вползающая в дыру в стене, чтобы полакомиться спящим внутри аппетитным младенцем.
Пул лежит в своей постели, той самой, на которой всего несколько ночей назад умер Пол Бейкер. Когда Джонсон входит, священник приподнимается на локте, вытаращив глаза от страха и возмущения.
– В чем дело? Убирайтесь!
Джонсон не хочет смотреть на Пула. Не хочет видеть, как он будет потрясен и разочарован, когда он поймет, что его предали. Поэтому Джонсон проходит вперед и забивается в дальний угол, свесив голову на грудь, волосы падают ему на лицо. Жужжание в голове усиливается. Он прижимает ладони к глазам, чтобы насекомые не вылетели.
