Мальчики в долине - Филип Фракасси
Все вокруг него тоже кричат, но это крики веселья, истерической радости. Боже, как много голосов!
Перед его обожженными глазами проплывает рой, огромный, как могучее воинство. Рой начинает петь – ликующий, жужжащий хор, состоящий из тысячи визжащих голосов, нарастающий до сводящего с ума крещендо. А Джонсон продолжает гореть.
44
Затаив дыхание, я тихонько стучу в двери спальни. И все время оглядываюсь на длинный пустой коридор. Интересно, что случилось с телами тех, кто погиб несколько часов назад, во время нашего побега. Джордж. Джонатан.
Эндрю стоит рядом со мной, он заметно встревожен.
После нашего возвращения из амбара он настоял на том, чтобы еще раз сходить в часовню. Я ждал его у лестницы. Мне было страшно идти с ним, и я продумывал путь к отступлению на случай нападения: либо вверх по лестнице, либо через входные двери на улицу.
Когда Эндрю снова вышел в вестибюль, в руках он нес тяжелый на вид посох с навершием в виде плоской спирали и несколькими шарообразными утолщениями, приваренными к стержню. Сам посох выше Эндрю и сделан из железа или какого-то темного металла, хотя спиралевидная верхушка выкрашена тусклой золотой краской. Подходящее оружие для священника, если выпадет случай им воспользоваться.
И сейчас, стоя у запертых дверей и ожидая, когда эти чертовы дети подадут голос, я рад, что у Эндрю есть этот посох.
Наконец с другой стороны дверей раздается голос.
– Кто там?
Дэвид.
– Это я и Эндрю. Откройте, черт… – Я чувствую, как Эндрю поворачивается ко мне, и, понизив голос, заканчиваю: – Откройте, пожалуйста, двери.
Слышатся приглушенные голоса. Звук отодвигаемого металлического предмета. Одна из створок открывается, и на пороге появляется Дэвид. За ним несколько мальчиков, включая Байрона.
Все они вооружены.
Я вхожу, и Эндрю следует за мной.
– Вас к-к-кто-нибудь п-п-преследовал? – спрашивает Тимоти со складной линейкой в руках.
– Где ты это взял? – удивленно спрашиваю я.
Он тушуется и поворачивается к Дэвиду, который отвечает за него.
– Мы обыскали одну из классных комнат, чтобы найти… – Он смотрит на Эндрю, который вскидывает брови, но ничего не говорит. – Какое-нибудь оружие. Для самозащиты.
– Хорошая идея, Дэвид, – говорит Эндрю. – Как видишь, я нашел оружие в кабинете настоятеля.
Он крепко сжимает посох, мальчики одобрительно кивают, не сводя благоговейных глаз с этого богослужебного предмета в нашей убогой спальне. Эндрю опускает руку в карман рясы и достает стеклянный флакон, увитый серебряной проволокой и закрытый пробкой. Проволока переплетена в форме креста.
Святая вода.
– Не обижайтесь, отец, – говорит Дэвид. – Но какой толк от воды против ножей и молотков?
Эндрю разглядывает бутылку, думая, как ответить.
– Что ж, – говорит он, улыбаясь каждому мальчику по очереди. – Но хуже от нее не будет, верно?
Я не удивлен, что некоторые из нас кивают.
– Вы нашли что-нибудь еще? – спрашивает Эндрю, убирая флакон с благословленной водой в карман. – Кроме линейки.
Дэвид качает головой.
– Несколько карандашей. Стойку от глобуса, которой можно как следует врезать кому-нибудь по голове. И Гарри нашел нож для вскрытия конвертов. – Дэвид подается вперед и понижает голос: – Если честно, куда бы я точно хотел выбраться – так это на кухню. Дети голодные. С завтрака мы ничего не ели, да и сам завтрак был не очень сытный. Даже для этого места.
Я соглашаюсь и впервые после кошмарной поминальной службы осознаю, насколько я голоден.
Через некоторое время к голоду привыкаешь. Он становится частью тебя. Знакомым чувством. По-настоящему его замечаешь только после того, как нормально поешь, а через какое-то время твой организм хочет еще. Но больше есть нечего. Однако большую часть времени голод набухает внутри тебя, гложет твои внутренности. И когда Дэвид заговаривает о еде, в пустом желудке начинается буря. Такое ощущение, что он складывается пополам, а потом скручивается, как отжимаемое белье.
Теперь я понимаю, почему о набеге на кухню он говорил шепотом, а общее внимание переключил на поиски оружия, каким бы жалким и бесполезным оно ни было. Если он сможет сфокусировать мальчиков на опасности и самозащите, они, скорее всего, забудут, что голодны. По крайней мере, на некоторое время.
– Можем позже попробовать, – говорит Эндрю и меняет тему. – Как ребята? Есть тяжелораненые?
– Мы все в порядке, отец, – отвечает Байрон. – В основном царапины и синяки, у некоторых порезы. Дэвид присмотрел за нами. Малыши отдыхают, старшие дети готовы сделать все, что потребуется.
Дэвид опустил взгляд в пол, смущенный этой скромной похвалой.
– Стараюсь, как могу. Я не их опекун. – Он бросает на Эндрю обвиняющий взгляд. – Вы, взрослые, должны нас защищать. Вы здесь священники. А мы всего лишь кучка детей, чтобы там Питер ни думал.
– Эй, – говорю я, но Эндрю меня перебивает.
– Я понимаю это, Дэвид. И сейчас я здесь. Ты хорошо потрудился, и теперь моя очередь. Что касается Пула или Джонсона… я не знаю, что с ними.
Тимоти делает шаг вперед.
– М-м-мы видели, к-к-как работники к-к-кухни уб-б-бегали куда-то к холмам, – говорит он, заикаясь, но громко, гордясь тем, что смог обо всем рассказать. – Они направлялись на запад. Их б-б-было трое.
Эндрю кивает.
– Может, они приведут помощь, – говорит он, но неубедительно.
Он знает, что это вряд ли произойдет. Кухонная прислуга состоит в основном из бывших заключенных и отбросов общества. Скорее всего, они сбежали в свои жалкие домишки, поскольку епитимья, которую они несли, не предусматривает дополнительных усилий, рисков и ущерба.
– К ночи они напьются в стельку, – говорит Байрон. – Поднимая тост за нашу кончину.
Все молчат, никто с ним не спорит. Мы все знаем, что это больше похоже на правду, чем предположение Эндрю, что они приведут помощь. Низкие качества в людях, например эгоизм, легко заметить. Такие люди редко разочаровывают.
– Не самая плохая идея, – говорит Дэвид, многозначительно глядя мне в глаза. Я не до конца понимаю его взгляд. – Сбежать отсюда.
Эндрю качает головой.
– Нет, мы с Питером это уже обсуждали. На улице стемнело, ветер усиливается. В такой снегопад вы не разглядите дорогу, не говоря уже о том, какие сугробы наметет к утру. Без проторенной дороги, в темноте… Нет, это слишком рискованно.
– Значит, поедем на лошадях, – продолжает настаивать он.
– Лошади мертвы, – говорю я. – Убиты.
Эндрю смотрит на меня, удивляясь, зачем я об этом рассказал, но опускает глаза и вздыхает, как будто понимая, что сейчас не время скрывать горькую правду.
– Мальчики, подумайте еще, что нам делать, – говорит он. – А я проверю, как там остальные.
Он
