Эгис Румит - Песня для Корби

Корби медленно оглянулся. Он видел неподвижное лицо милиционера за лобовым стеклом патрульной машины и двух оперативников, курящих под коньком подъезда. Дымок их сигарет завис в воздухе. Корби мог смотреть сквозь него, как сквозь тонкую кисейную ткань.

В мире, где больше не падали капли дождя, наступила абсолютная тишина. Корби переступил с ноги, снова взглянул на носилки. Очертания тела под гладкой поверхностью. Покойник рядом. До него можно дотянуться рукой. Его тело можно ощупать сквозь эту скользкую резину, а потом можно откинуть покров и увидеть лицо.

— Интересно, что за жмурик, — сказал Комар.

Корби представил, как протягивает руку. Его дрожащие пальцы замерли над затянутым в резину лицом мертвеца.

«Да, интересно, — подумал он, — что это за жмурик? Что там будет, если поднять брезент? Может, там уже нет лица, его соскоблили ножом или вытравили кислотой? А может быть, там тот, кого ты знаешь».

— Его задвигают, — сообщил Паша. — Корби, хочешь посмотреть?

Корби заторможено оглянулся на своих старых друзей. Он видел, как Паша сует ему в руки бинокль. Тот был огромный, тяжелый, с рифленым корпусом из черного металла. С какими-то кнопочками и колесиками на боку.

Корби вспомнил, как четыре года назад чужой человек обругал его за то, что он, мальчишка, смотрел на разбившуюся машину своих родителей. Но даже если тот мужчина был неправ на его счет, он был прав насчет всех остальных, кто пришел туда поглазеть.

Корби повернулся к Паше, взял у него бинокль и вдруг импульсивно швырнул его об пол балкона. Тяжелый прибор с грохотом упал на кафель. Одна из плиток раскололась, а из металлической рампы бинокля выпала стекляшка окуляра.

Корби не хотел таких разрушений. Он сам немного испугался того, что сделал. Он стоял дрожащий, прижавшись спиной к боковой стене лоджии, и смотрел на трех людей, которые когда-то немало для него значили.

— Срань господня, ты разбил его, — сказал Комар.

— Это не цирк, — ответил ему Корби.

Аня села на корточки и подняла стекляшку окуляра.

— Ты сумасшедший, — растерянно произнес Паша.

— Там умер кто-то! — закричал ему в лицо Корби. — А вы пялитесь на носилки с трупом, как на бесплатное шоу!

Ему никто не ответил. В наступившей тишине Комар издал странный смешок. Аня пыталась вставить стекло обратно в бинокль. Ее руки немного дрожали.

— Люди всегда пялятся, — истерично продолжал Корби. — Они смотрят мертвым в глаза, или на крышку гроба, или на разбитую машину. Им не больно. Им это нравится.

— Старый добрый Корби вернулся, — сказал Комар. — Теперь я вижу.

Аня не смогла установить окуляр на прежнее место и просто поднесла бинокль к глазам.

— Одна половина работает, — как-то странно сказала она. — Я обещала Сане, что с этой штукой ничего не случится.

— Может, получится починить? — спросил Паша.

Аня перевела взгляд на Корби.

— Уходи, — потребовала она. — Я верну тебе твою одежду, и вали отсюда.

— Никуда он не пойдет, — сказал Комар.

— Это мой дом, — огрызнулась Аня.

Корби молча открыл балконную дверь и вернулся в комнату. Комар бросился вслед за ним.

— Никуда ты не уйдешь, — повторил он, хватая Корби за руку.

Подростки остановились. В комнате было тепло и сухо. Комар потирал плечи, а Корби просто стоял на пушистом ковре и медленно согревался. Вслед за ними с балкона вернулись Паша и Аня.

— Сними одежду моего отца, — сказала Аня.

Корби посмотрел на нее. Ее лицо было диким, взбудораженным, на щеках горели красные пятна.

— Ты кончаешь на цацки своего бойфренда, — взвился на нее Комар, — а на человека тебе насрать. А он, черт подери, прав. Мы вели себя, как говно. Люди всегда пялятся.

— Зачем ты его защищаешь? — спросила Аня. — Мы его не знаем. Он неизвестно кто. Он не появлялся четыре года. Он жил неизвестно как, неизвестно чем.

Корби медленно начал расстегивать рубашку.

— Пусть он хотя бы поест, — заступился за Корби Паша. — Я готовил на четверых.

— Пусть он убирается, — ответила Аня и села на кровать своих родителей. Она все еще сжимала бинокль в руках. К ее лбу прилип локон промокших от дождя волос.

— Ты можешь орать про свой дом, — сказал ей Комар, — но жрачка куплена на общие бабки и приготовлена не тобой. Так что он будет есть.

— Нет, я пойду, — пробормотал Корби. — Она права. Мы чужие.

— На хрена ты разбил бинокль? — спросил у него Паша. — Можно было просто сказать, что мы не правы.

— Так получилось, — ответил Корби. — Я все в последние дни делаю неправильно. Я всех предаю и подвергаю опасности. Я ненормальный.

Его речь звучала глухо и странно. Он медленно стянул рубашку и бросил ее на кровать рядом с Аней.

— Дай мне мои вещи, — попросил он.

— Да вы что, все вконец сдурели? — спросил Комар.

— Одень рубашку, — зло сказала Аня.

Руки Корби замерли на перетянутой резинке спортивных штанов. Он стоял, опустив голову. Бледный свет пасмурного дня свинцовыми бликами ложился на его хрупкие плечи.

— Будет то же самое, — сказал он. — Вы меня возненавидите.

— Я начинаю понимать, как он оказался босым и избитым, — сообщил Комар.

Паша принюхался.

— Картошка горит! — воскликнул он и выскочил из комнаты.

— Ну вот, жрачку испортили, — констатировал Комар.

— Я хочу знать, где ты взял свои темные очки, — неожиданно сказала Аня.

— Зачем? — спросил Корби.

— Не спрашивай, — ответила Аня.

— Мне их дал один человек перед тем, как я прыгнул с парашютом с крыши башни Северо-Запад, — сообщил Корби.

— Чего? — переспросил Комар.

— Это строящийся небоскреб в комплексе Москва-Сити, — объяснил Корби.

— Ты остаешься, — решила Аня. — Надень рубашку и иди есть.

— Ничего не понял, — пробормотал Комар. — Ты прыгал с парашютом?

— Прыгал, — подтвердил Корби. Он поднял с постели рубашку Аниного отца и надел ее обратно.

— Еда готова! — крикнул с кухни Паша.

— Пойдем, — Комар бросил на Аню тревожный взгляд и легонько дернул Корби за рукав, — пока она добрая.

Корби пошел за ним. Ему казалось, что мир вокруг него вот-вот снова обрушится в пустоту чужой смерти, что слезы заволокут глаза, что память о моментах счастья исчезнет. Он боялся, что может снова захотеть убить себя.

Он понял, что запутался. Жизнь и смерть. Они были так близко. Они дышали друг другу в лицо. Веселые, молодые, красивые люди, его бывшие лучшие друзья, только что с азартом смотрели, как из их подъезда выносят чужой труп.

«А разве я вел себя иначе? — спросил себя Корби. — Когда я подумал, что это не мои родители погибли, я все равно решил перейти дорогу, чтобы взглянуть на мертвых. И потом, когда погиб Андрей, все было таким странным. Сначала его смерть вызывала только удивление и дурацкие мысли».