Эгис Румит - Песня для Корби

«Скоро нам с тобой предстоит выйти на сцену, — обращаясь к гитаре, подумал Корби, — с нашей первой собственной песней». Он уже знал, как она будет звучать. Они все знали.

На мгновение ему показалось, что листья на грифе гитары кружатся, как кружились опавшие листья над тропой, ведущей через мост к охотничьим угодьям «Белая Запь». И на мгновение Корби снова ощутил, как склизкая рука из призрачной плоти с болью вытягивает что-то у него изнутри.

Ира смотрела, как он идет к ней, озаренный алыми лучами солнца. Растрепанные черные волосы. Солнечные зайчики на белой коже. Он был гибким, тонкокостным, таким красивым. Он улыбнулся ей, но оставался странно серьезным и сосредоточенным. На мгновение он остановился, словно прислушиваясь к чему-то. Его бледное, целеустремленное лицо теперь было повернуто к девушке в профиль. «Ангел или эльф», — подумала она. Озноб охватил ее всю, с ног до головы — даже пальцы, щеки, кожу под волосами на голове. Она не шевелилась, почти не дышала. Она поняла, что хочет его, но не могла нарушить то, что происходило у нее на глазах. Она стала скованной и беспомощной.

Корби наклонился к ней и поцеловал. Она приподнялась на кровати, подалась ему навстречу, скользнула руками вдоль его тела. Оно было очень холодным, как будто в нем все еще находились частички той ледяной стекловидной мерзости, которая висела между ним и Андреем. На какое-то мгновение она испугалась за него и за себя, но потом почувствовала, как напрягается его плоть, и забыла об этом, забыла обо всем.

Обычный день, обычный визит на кладбище — Корби уже не смог бы сказать, какой именно по счету. Дул ветер — свежий, порывистый, влажный. Небо пахло грозой.

Корби увидел лист издалека. Он сразу понял, что именно видит. На секунду его захватили воспоминания — о том, как листья появлялись прежде, о предупреждении Андрея в их последний разговор. Он осторожно подошел.

Лист, казалось, только вчера упал с дерева. Кленовый, желтый, с красной сетью прожилок. Поверхность перекладины под ним была чистая и мокрая. Исчезла пыль и паутинки. Зато появилась вода. В каждой капле — отражение неба и солнца.

Лист слегка трепетал на ветру, но не улетал. Его сорвал шторм-листобой. Его принесло сюда бурей, прибило к камню дождем. Он отжил свой век и закончил свой путь. И все же он шевелился, приподнимая один из уголков, тянул к небу свои остроконечные руки. Он пропитывался солнцем, прежде чем окончательно умереть.

И еще на мокрой поверхности камня лежал второй лист — только не кленовый, а бумажный. Неопрятный, желто-серый, вырванный из старой ученической тетради. Немного помятый. На нем — синие ряды рукописных строчек. Почерк неровный. Многое перемарано.

По виду это напоминало стихотворение.

Или текст песни.

Корби облизнул губы. Во рту у него пересохло. Чернила чуть поплыли от влаги, но он не сомневался, что сможет прочитать текст. Если возьмет бумагу в руки. Если… Он понял, что слышит свое слабое, прерывистое дыхание. Снова взглянул на кленовый лист. Когда он здесь оказался? Час назад? Сегодня ночью? Вчера?

Холодный запах ветра. Золото в лучах солнца. И клочок бумаги ценой в жизнь, смерть и то, что больше их обоих.

Его руки легли на мокрый камень. Ветер уже начал сушить влагу. Ему стало ужасно холодно. И больно. Но все это неважно. Нет.

— Это для меня, — тихо сказал Корби. Он услышал свой пульс. Частота ударов сердца нарастала, пока они не слились в единый, все застящий гул. Корби посмотрел на бумагу. Он понял, что не хочет ее брать.

Но есть ведь и другая сторона.

Корби наклонился над листком.

Листок был двойной. Текст продолжался на развороте, и даже на другой стороне. Корби взял бумагу. Секунду он ждал, что что-то случится. Но листок просто трепетал на ветру. В нем не было мистического холода, надписи не исчезали от угла падения солнечных лучей. Бумага на ощупь была самой обычной.

Глаза Корби выхватили самый цельный кусок. Теперь он точно знал, что это ему. Еще он подумал, что это ответ. Объяснение, почему он продолжал приходить сюда, раз за разом. Но этот раз — последний. Он отпущен.

Он вдруг вспомнил маму, вспомнил, как они встречали новый год всей семьей. Он был единственным ребенком и оказывался главным зрителем праздника. Мама говорила ему, чтобы он закрыл глаза, и вела его в сказочную комнату, где уже стояла наряженная взрослыми елка. Он открывал глаза, и его ослепляли два десятка мигающих лампочек. Тысяча ленточек блестящей мишуры. Вспышки преломленного света.

Корби стоял с закрытыми глазами, чувствовал шершавую поверхность листа под пальцами, холод, запах грозы, и думал о том, что снова дорогой слепых вошел в волшебную страну.

Потом он глубоко вдохнул. Выдохнул. Открыл глаза. И начал читать.

17 октября 2012 — 7 марта 2013.