Прах и пепел - Владимир Владимирович Чубуков
А теперь вот умерла.
Проснувшись в предрассветной темноте, Сема был уверен, что пробудил его какой-то странный звук, похожий на чавканье огромных челюстей, донесшийся из маминой комнаты. Мать болела уже недели две, а то и больше, но Сема особо не вникал в ее болезнь – насколько она серьезна, – мать и сама могла с этим разобраться, как и всегда, без его помощи. Но сейчас ему показалось, что в ее комнате происходит нечто интересное. Поэтому Сема осторожно заглянул к ней, в густой сумрак ее жилища, прислушался, но не услышал ничего – даже дыхания. Внезапно ему сделалось страшно, словно он приоткрыл дверь в мир притаившихся чудовищ.
Сема торопливо вернулся к себе в комнату и, скорчившись, пролежал под одеялом до рассвета, пока не развеялся мрак. Потом встал, снова заглянул к матери и увидел ее неподвижное лицо с открытыми остекленевшими глазами.
Не надо было даже подходить к ней и прикасаться, чтобы понять, что она мертва. Сема и не подошел. И не коснулся. Он вышел из ее комнаты, затворил дверь, позавтракал, попил чаю и отправился бесцельно бродить по городу.
Наткнувшись на это странное и заманчивое объявление, он достал свой старенький дешевый мобильник и набрал номер, в объявлении указанный.
Через полчаса был уже в офисе организации, на улице Сулеймана Стальского. Впрочем, офис – слишком сильное слово: то была комната в обычном частном доме, где Сему приняли вполне по-домашнему, с чаем, печеньем и конфетами. Пока он угощался, подливая себе из пузатого чайничка, ему объясняли условия.
Домой к нему приедут, тело заберут, а с ним и все необходимые документы, с которых снимут копии, оригиналы же вернут, утрясут все вопросы с медицинским освидетельствованием и полицией, а потом, через два-три дня, будут похороны, которые организация полностью возьмет на себя, Сему же привезут на кладбище, чтобы поприсутствовал при погребении, после чего доставят домой.
На вопрос – какой же смысл для организации заниматься этим всем? – ответили Семе, что мы, дескать, ставим эксперимент, изучаем влияние благотворительности на бизнес.
– Это как же? – заинтересовался Сема.
– Представьте, – отвечал невзрачный, канцелярского вида человек, сидевший с ним за столом; сразу же, как встретились, он представился Семе, но тот мгновенно забыл его имя: кажется, Шостак, Дмитрий кто-то там, или Шустер, – представьте себе, вот некие три бизнесмена. Гипотетические. Схожий бизнес, равные условия. Но один из них совсем не занимается благотворительностью, другой занимается, но так, знаете, слегка только, третий же всем сердцем отдается ей. И как вы думаете, на фоне этой градации бизнес у всех троих будет одинаково успешен или кто-то из них окажется более удачлив, а?
– Хм, и что же, вы хотите сказать, что благотворительность каким-то волшебным образом способна обеспечить успех в бизнесе? – спросил Сема невзрачного.
– Вот в этом-то и вопрос, это мы как раз и выясняем! – расплылся тот в улыбке. – Экспериментальным путем, так сказать.
– Забавно, однако, – пробормотал Сема задумчиво, прожевывая печенье.
Что за организация, чем вообще она занимается, он выяснять не стал. В конце концов, какая разница! Еще Будда говорил – Сема помнил это из Дхаммапады, которую читал лет семнадцать назад, – что нефиг рассуждать там, где надо действовать. Поэтому Сема подписал договор, в который особо и не вчитывался.
И сразу все завертелось: Сему посадили в машину, которая привезла его домой, а отъехала оттуда уже с телом матери.
Сдав тело, Сема встал перед зеркалом в ванной и долго рассматривал свое лицо. Любимым занятием было у него наблюдение за собой – за своими состояниями, настроениями, их длительностью и перепадами, а также и за собственным лицом. Сема давно уже пришел к выводу, что в его лице соединились черты двух великих деятелей – поэта Александра Блока и композитора Альфреда Шнитке. Нос у Семы был типично шнитковский, даже с некоторым преувеличением, губы – блоковские, глаза странным образом меняли принадлежность, переходя из «области Шнитке» в «область Блока» и обратно, порой застывали в какой-то странной точке, которая Сему тревожила, почти пугала. В своем лице он замечал иногда болезненную декадентскую красоту, иногда что-то безобразное, изредка – зловещее.
Сейчас он с неудовольствием отметил, что безобразное преобладает, и к безобразию, будто легкие оттенки, примешаны растерянность и страх. Это ему весьма не понравилось. Собственное лицо словно хотело предупредить его о чем-то.
Сема выругался, чувствуя, как грязное матерное ругательство кислотно вспенилось на губах – вообще же он ругался крайне редко, почти никогда, – постоял перед зеркалом еще с минуту, затем торопливо оделся и вышел на улицу.
Он решил вернуться в офис организации, которой отдал тело матери, с твердым намерением вытребовать тело обратно.
«Да кто они такие?!» – думал Сема по дороге. Может, некрофилы, которые сейчас насилуют его мертвую мать? Трупу от насилия, конечно, никакого убытка, но все ж таки… это мерзко! Пусть даже какие-нибудь мирные сектанты, которые насилуют не труп, а друг дружку, на труп же просто смотрят и возбуждаются, – и это все равно нехорошо. Даже если мать и заслужила, чтобы так с ней обращались после смерти, все равно нельзя такого допустить. Погруженный в кишение подобных мыслей, Сема дошел до цели – до дома на улице Сулеймана Стальского.
В офисе его приняли с тем же радушием, как и давеча. Ничуть не удивились его возвращению, словно ждали, что обязательно придет вновь, и именно с таким требованием. К невзрачному присоединилась совсем молоденькая девушка, маленькая и хрупкая, как перепелочка. Говоря с Семой, она взяла его за руки; а он не любил, когда к нему прикасаются, однако у нее это вышло так искренне и трогательно, с такой заботливой нежностью, что ему даже приятно стало.
– Мы вам все-все объясним, хорошо? – говорила она. – Я по глазам вижу, что вы нас поймете, что вас можно… посвятить. – При слове «посвятить» она тревожно глянула на невзрачного; тот едва заметно кивнул, и она продолжила, ободренная: – Вы, наверное, думаете, что мы – какая-то мрачная секта, какие-нибудь пожиратели трупов, типа индийских агхори. (Сема усмехнулся: он вовсе не это про них думал, но и такой вариант, кстати, неплохо было бы рассмотреть.) Но на самом деле все не так. Мы не делаем ничего, что хоть капельку могло бы унизить мертвых. Никаких надругательств, осквернений, ни малейшего неуважения. Скорей, наоборот. Мы пытаемся возвысить мертвых. Не унизить, понимаете? А возвысить. Это совсем не то, что можно навоображать во всяких грязных фантазиях. Да, мы – секта, не буду отрицать, но у нас возвышенные цели. Это ведь только в России и в Европе слово «секта» получило негативные коннотации, да и то с недавних пор. А в древности – в греко-римской и в иудейской культуре – это было почтенное понятие. «Секта» – это звучало гордо и возвышенно. У индуистов и буддистов до сих пор, кстати, так и есть. Поэтому не будем смущаться: да, мы секта, но в лучшем смысле этого слова. И мы действительно используем в наших ритуалах покойников, но используем так, что мертвое тело не испытывает ничего принижающего человеческое достоинство. Вы можете остаться у нас и быть свидетелем, наблюдать за тем, какое участие примет ваша покойная мама в нашем ритуале. Тогда вы сами убедитесь, что совершенно ничего неподобающего с ней не произойдет. Хорошо? Вы останетесь? И если вам хоть что-нибудь не понравится – только одно ваше слово, – и мы сразу прекратим, все прервем и отменим по первому вашему требованию. Договорились, Семен Артемьевич?
Она нежно поглаживала его длинные узловатые пальцы, похожие на стебли бамбука, своими маленькими пальчиками с короткими аккуратными ноготками. Эти ноготки Семе понравились – понравились тем, что малы и не накрашены; женщины с длинными яркими ногтями раздражали его, просто терпеть не мог таких когтистых, а у «перепелочки» ногти были в самый раз.
– Хорошо, – согласился он. – Я, пожалуй, у вас останусь.
– Вот и прекрасно! – воскликнула она. – Сегодня вечером, попозже, начнется ритуал. Вы, как дорогой гость, будете присутствовать и наблюдать. А пока давайте я отведу вас в комнату отдыха. Вы там сможете расслабиться, посидеть, полежать, выпить, закусить, почитать нашу брошюру, ознакомиться с нашим учением и узнать суть сегодняшнего ритуала. Потом, когда придет время, вас позовут,