Река – костяные берега - Полина Луговцова
— Ох, блин! — вырвалось у Кольки, и он машинально обхватил одной рукой другую.
— Я возьми и спроси у нее: зачем же мальчишке руки отрубать? А она и отвечает: чтобы даром своим, обманом добытым, не смог воспользоваться! Вот и думай сам, о чем это она сказала. Какой дар ты обманом добыл?
Колька не смог ничего сказать: в горле от волнения пересохло, и он закашлялся. А потом вместо ответа произнес тоскливо:
— Вот же засада! И что мне теперь делать?
Вдалеке по обе стороны от них виднелись человеческие фигуры: слева работали помощники Двузубовой (Колька окрестил их про себя «артельными») — одни, забравшись на баржу, сбрасывали бревна в реку, другие, стоя в воде по колено, толкали их к берегу. Справа во главе со Звонарем трудились землекопы: над их сгорбленными спинами ходуном ходили черенки лопат. Некоторые шли по берегу, толкая перед собой тележку, груженую землей. Кто-то нес землю в ведрах. Колька вспомнил слова отца о костях, высыпавшихся из Кудыкиной горы, и понял, что люди уже принялись за восстановление древнего кургана. Он с сожалением подумал о том, что теперь вряд ли сможет им помочь: наверное, придется податься в бега или спрятаться где-то. Вот-вот Двузубова поймет, что «мальчик» не придет к ней, и придумает новый способ, как до него добраться. Поэтому на глаза сейчас лучше не показываться никому — ни своим, ни чужим. Хорошо, что их с Нюркой прикрывают заросли ивняка. Кольке вдруг стало так страшно, что захотелось забиться под какую-нибудь корягу и оттуда наблюдать за тем, что происходит вокруг.
Нюра неожиданно встала, сжимая в руках корзинку, и медленно попятилась со странным, как будто извиняющимся видом.
— Ты куда это? — Колька тоже привстал, уже догадываясь о ее намерениях.
— Сядь немедленно, или я закричу, — пригрозила она, продолжая отступать спиной в кусты.
— Корзинку отдай! — злобно процедил Колька, мысленно ругая себя за беспечность. Вот ведь хитрюга! Все верно рассчитала: если Колька бросится отбирать оберег, она криками привлечет «артельных», и тогда встречи с бабой Дусей вряд ли удастся избежать. А там не то что рук — и головы можно лишиться. А если он позовет на помощь «землекопов», среди которых, кажется, был и его отец, то кто знает, чем тогда все закончится? Может завязаться драка, а стоит ли этот оберег большого кровопролития? Пусть забирает, черт с ней! Но интересно, зачем он ей так понадобился? Старухе она его точно не отдаст — смысл было все это устраивать, если он и так его в терем нес. «Наверное, Нюрка, и правда, боится свою бабку и верит, что челюсть щуки ее защитит», — решил Колька, не подозревая о том, что на талисман из царь-рыбы у Нюрки имелись совсем другие планы.
Хотелось разрыдаться от досады, но Колька с детства знал, что слезами горю не поможешь. Поразмыслив, как быть дальше, он решил не двигаться с места до вечера, а потом под прикрытием сумерек добраться до дома Звонаря и попроситься к нему на ночлег. Тяжело было думать о том, каково будет матери, когда она узнает, что ее сын не был у Двузубовой, и к ночи она не дождется его возвращения домой. Может быть, Колька найдет способ дать ей знать о том, что он жив и здоров. А ранним утром следующего дня отправится на поиски Лешки — и пускай без оберега ему, скорее всего, грозит гибель, это все же лучше, чем отсиживаться, как заяц, в укромном месте и бояться, что однажды «помощнички» Двузубовой вытащат его оттуда. «Наверное, старуха совсем сошла с ума! Хочет меня рук лишить из-за какого-то дара! Может, она думает, что я — могущественный чародей, способный разрушить ее колдовскую силу?» — думал Колька, абсолютно уверенный в отсутствии у него каких-то особых способностей.
Ветер донес с реки странный механический звук, похожий на рокот мотора. Подавшись вперед, Колька всмотрелся вдаль сквозь переплетение ветвей. К берегу приближалось судно странной конструкции, какие бывают у буксиров-толкачей: в отличие от обычного корабля нос его по форме был таким же тупым, как и корма. На синем фоне ярко выделялись белые буквы «Речной-9», а над ними — какие-то цифры, неразличимые издалека. Над бортом, густо облепленным черными резиновыми кругами, возвышалась выкрашенная в белый цвет кабина управления, внутри которой сквозь большие стекла Колька разглядел два мужских силуэта. Еще один человек стоял на палубе и смотрел в бинокль в сторону баржи, на которой столпились «артельные». Заметив направляющееся к ним судно, кудыкинцы прекратили работу по растаскиванию груза и стояли, ожидая, когда буксир причалит к берегу. Поравнявшись с баржей, судно сбавило скорость, совершило плавный разворот и через некоторое время вплотную примкнуло к корме сухогруза. Вскоре шум двигателя стих. «Артельные» исчезли из поля зрения Кольки: наверное, перебрались на палубу буксира, скрывшись за горой бревен — над ней была видна только кабина управления, уже опустевшая.
Колька разочарованно вздохнул: увидеть, что будет дальше, отсюда не удастся, а выйти из укрытия он не мог. Посмотрев вправо, туда, где кипела работа по восстановлению кургана, он заметил, что люди прекратили копать и стоят, глядя на баржу и только что примкнувший к ней буксир. Несколько человек отделились от общей массы и пошли вдоль берега, направляясь прямо к Кольке. Пришлось ужом скользнуть под бревно, на котором до этого они сидели вместе с Нюркой, и еще прикрыться сухими ветками. Тяжелые шаги проследовали совсем рядом. Спустя несколько минут издалека до Кольки донеслись мужские голоса, но как он ни вслушивался, слов было не разобрать. Только он подумал было, что встреча с прибывшими на буксире гостями пройдет мирно, как вдруг голоса стали громче, переросли в крики, послышались ругательства. Беседа перешла в ссору, но понять ее причин так и не удалось. Вскоре шум прекратился, но Колька продолжал лежать под бревном, не рискуя высунуть нос наружу: мысли о топоре, «заговоренном» ведьмой Двузубовой, не шли из головы. Время шло, громкие звуки его больше не тревожили, а звук плещущейся о берег воды убаюкивал, и Колька не заметил, как уснул.
А когда
