Гильермо дель Торо - Штамм. Закат
Сегодня вечером Анхель решился: он заглянет в заведение. Он просто должен знать, как там и что. Лишь только начали сгущаться сумерки, Анхель поплелся вниз, в гуптов магазин. На улице было тихо и спокойно, разве что какая-то собака – здоровенная псина, которую Анхель никогда ранее не видел в округе, – залаяла на него с противоположного тротуара. А вот пересечь улицу псина не пожелала, – видимо, что-то ей мешало.
Магазин, которым владели гупты, в прошлом носил название «Тадж-Махал», однако сейчас, после бесконечных смываний разнообразных граффити и оскорбительных надписей, оставляемых после себя каждым новым поколением детей улиц, красочная когда-то вывеска настолько истерлась, что надпись исчезла полностью и осталось лишь смутное розоватое изображение индийского чуда света. Странным образом там фигурировало какое-то немыслимое количество минаретов.
Сейчас же кто-то еще сильнее изуродовал вывеску, намалевав на ней флуоресцентной оранжевой аэрозольной краской загадочный узор из точек и линий. Каким бы загадочным узор ни казался, ясно было, что он совсем свежий: краска все еще блестела, а с обеих сторон рисунка вниз медленно ползли тонкие струйки потеков.
Вандалы. И здесь тоже. Однако замки были на месте, дверь не повреждена.
Анхель повернул ключ. Когда оба языка замка вышли из пазов, он отворил дверь и, хромая, ступил внутрь.
В магазине царила полная тишина. Электричество давно отключили, поэтому холодильник был обесточен, все мясо и рыба внутри превратились в гнилье. Уходящий закатный свет, словно оранжево-золотистый туман, просачивался сквозь железные жалюзи на окнах. В глубине магазина было совсем темно. Анхель принес с собой два сломанных мобильника. Функция вызова не работала, но батареи и экраны были в полном порядке, и Анхель обнаружил, что, благодаря снимку чистой белой стены, который он сделал в своей квартире при свете дня, из этих экранов получились отличные фонарики – их можно было подвесить на пояс или даже укрепить на голове, если требовалось сделать что-то на близком расстоянии.
В магазине был полнейший кавардак. Пол покрывал слой риса и чечевицы, высыпавшихся из нескольких перевернутых ящиков. Гупты никогда не позволили бы такого.
Анхель понял: что-то пошло совсем, ну просто совсем не так.
Хуже всего было то, что в воздухе стоял густой дух аммиака. Не запах обычного моющего средства, которым Анхель намывал туалеты и от которого порой слезились глаза, а нечто куда более зловонное. Не чистая химия, а какая-то грязная органическая дрянь. Его мобильник-фонарик высветил на полу следы непонятной жидкости оранжевого оттенка – извилистые полосы, липкие и все еще влажные, тянулись к двери, ведущей в подвал.
Подвал под магазином сообщался с подвалом ресторанчика, а тот, в свою очередь, – с цокольным этажом многоквартирного дома, в котором жил Анхель.
Старый рестлер навалился плечом на дверь гуптовой конторы и открыл ее. Он знал, что в одном из ящиков стола лежит старый пистолет. Анхель нашел оружие. Пистолет был маслянистым на ощупь и оказался довольно тяжелым – не то что блестящие бутафорские пушки, которыми он когда-то размахивал на съемках. Анхель заткнул один из мобильников за пояс, туго обтягивавший его брюхо, и вернулся к двери погреба.
Нога болела сильнее прежнего. Старый рестлер немного помедлил, но все же начал спускаться по скользким ступенькам. Внизу была еще одна дверь – в отличие от двери наверху взломанная, буквально разнесенная на кусочки. Анхель сразу увидел, что взломали ее изнутри. Кто-то ворвался в магазин из подвала.
Из помещения позади кладовки доносилось шипение – мерное и долгое. Выставив вперед пистолет и мобильник, Анхель вошел в кладовую.
Здесь тоже кто-то обезобразил стену неким изображением. Оно напоминало цветок с шестью лепестками или, возможно, было просто большой кляксой: центральная часть золотистая, «лепестки» черные. Краска все еще поблескивала. Анхель обвел рисунок лучом мобильника-фонарика – нет, скорее это жук, а не цветок – и только после этого протиснулся сквозь дверной проем в заднюю комнату.
Потолок тут был низкий, его поддерживали равномерно расположенные деревянные балки. Анхель хорошо знал планировку этого помещения. Один проход вел к узкой лестнице, спускающейся на тротуар – к тому месту, куда три раза в неделю привозили продукты. Второй проход – скорее, лаз – соединял подвал магазина с цокольным этажом его дома. Вот туда Анхель и направился, но едва сделал шаг-другой, как носок его туфли за что-то зацепился.
Анхель направил на пол телефонный фонарик. Сначала он ничего не понял. Какой-то человек. Спит. Рядом второй. И еще двое возле составленных друг на друга стульев.
И тем не менее эти люди не спали – Анхель не слышал ни храпа, ни глубокого мерного дыхания. Однако мертвецами они тоже не были, потому что Анхель не чуял запаха смерти.
В этот самый момент над городом потемнело: с неба Восточного побережья ушли последние прямые лучи закатного солнца. На город надвигалась ночь, и новообращенные вампиры, те, кому от роду было день или два, самым буквальным образом отреагировали на космический эдикт – указ, который природа выпускала для них дважды в сутки: на восходе и заходе солнца.
Лежавшие в оцепенении вампиры зашевелились. Анхель, сам того не ведая, ввалился в большое гнездовье немертвых. Ему не нужно было заглядывать в их лица. Он и без того понял: этот спектакль – люди, во множестве поднимающиеся с пола темного погреба, – явно не принадлежал к числу тех, в которых ему хотелось бы участвовать. В сущности, быть зрителем ему тоже не хотелось.
Он продвинулся к узкому проходу возле стены, чтобы оказаться рядом с лазом, который вел в цокольный этаж его здания, – этот лаз Анхель ранее видел и с одного, и с другого входа, но ему никогда не доводилось попадать внутрь. Тем не менее к лазу он так и не приблизился – с пола поднимались новые фигуры, перекрывая ему дорогу.
Анхель не закричал, вообще никак не дал знать о своих намерениях. Он просто несколько раз выстрелил. Выстрелил – но оказался не готовым к полыхнувшему из дула пламени и оглушительным звукам, которые его пистолет произвел в стесненном пространстве.
Впрочем, цели, по которым он открыл огонь, были готовы еще меньше. Казалось, гром выстрелов и яркие языки пламени поразили этих типов куда сильнее, чем свинцовые пули, пронзившие их тела. Анхель выстрелил еще три раза вперед, с тем же эффектом – и дважды – заведя пистолет за спину: он чувствовал, как сзади поднимаются другие уроды.
Пистолет щелкнул. Обойма была пуста.
Анхель швырнул оружие на пол. Оставалась только одна возможность. Старая дверь, которую он никогда не открывал – потому что это ему никогда не удавалось. Дверь без ручки, без какого-либо рычага, без круглого набалдашника. Дверь, которую давным-давно заклинило в перекошенной деревянной раме, окруженной сплошной каменной стеной.
Анхель вообразил, что перед ним декорация, и сказал себе: не дрейфь, это всего лишь дверь из мягкого бальзового дерева, такие для того и делаются, чтобы их ломали. Он просто убеждал себя. И убедил. Анхель зажал телефон в кулаке, опустил плечо и что было сил впечатался им в дверь.
Старая деревянная панель выскочила из рамы – взметнулись облачка грязи и пыли, накопившихся в щелях, с треском сломался замок, и дверь рухнула. Анхель, подволакивая свою несговорчивую ногу, ввалился в проем… едва не сбив с ног нескольких панков из целой банды, собравшейся по ту сторону двери.
Малолетние наркоманы, которых Анхель чуть было не разметал своей тушей, выхватили пистолеты и замахнулись серебряными мечами, явно намереваясь немедленно прикончить его.
– Madre Santisima! – возопил Анхель. – Святая Матерь Божья!
Гус, возглавлявший банду, уже готов был расчленить этого ублюдка-вампира, когда вдруг услышал, что тот говорит. И говорит по-испански. Анхель взмолился очень вовремя – его слова остановили Гуса, а вместе с Гусом и всех «сапфиров»-вампироловов, стоявших за его спиной.
– Me lleva la chingada – que haces tu aca, muchachon? – изумился Гус.
«Какого хера ты здесь делаешь, мужик?»
Анхель ничего не сказал в ответ, полагая, что выражение его лица и так достаточно красноречиво, – лишь повернулся и показал пальцем на то, что творилось в помещении.
– Ага, опять кровососы, – кивнул Гус, все мгновенно уразумев. – Так мы за этим сюда и пришли.
Он внимательно посмотрел на «мужика». В его облике было что-то величественное и одновременно очень знакомое.
– Te conozco? – спросил Гус. «Я тебя знаю?»
На что рестлер не сказал ни слова – лишь коротко пожал плечами.
Сквозь проем в комнату с вампирами ринулся Альфонсо Крим. В его правой руке была массивная серебряная рапира с чашеобразной гардой, предназначенной для защиты от кровяных червей. Впрочем, эта мера безопасности сводилась на нет тем, что левая кисть Альфонсо была полностью лишена какого бы то ни было покрова, если, конечно, не считать покровом кастет с серебряными накладками, на котором инкрустация фальшивыми бриллиантами складывалась в слово «К-Р-И-М».
