Татьяна Корсакова - Проклятое наследство

– Жива. И если вы позволите мне сделать свою работу, в ближайшее время будет в полнейшем здравии.

Наверное, Клим все-таки ошибся в своем предположении, потому что Подольский вздохнул с явным облегчением, поднялся с колен, сказал шепотом:

– Простите, доктор, я вам очень признателен.

Тут взгляд его остановился на стоящем у окна Климе, и тонкие аристократические пальцы сжались в кулаки.

– Ты!..

Он бы мог увернуться от удара, но не стал. У Подольского было право. Наверное… А удар пришелся по касательной, даже боли почти не причинил.

– Как ты посмел?! Что ты с ней сделал?!

Клим хотел сказать, что сделал то, что должен был сделать сам Подольский, но не успел.

– Ты потому ушел так рано, чтобы прокрасться к ней в номер?.. Чтобы с ней за моей спиной?..

Климу нужно было поблагодарить доктора и уйти восвояси, потому что свое дело он сделал и остальное его не касалось. И уж точно ему не нужно было бить Подольского. Но так уж вышло, ярость, его давняя подружка, не позволила. Удар получился сильный, беспощадный, противник крякнул и сложился вдвое. И только после этого Клим поблагодарил доктора, оставил на письменном столе деньги за осмотр и вышел из кабинета. На душе было муторно, словно бы его только что окунули в чан с помоями. Или не его, а оставшуюся лежать на кушетке девчонку, графиню Шумилину, в непорочность и порядочность которой не верил даже ее собственный жених?

Мир сделался невыносимо ярким уже на подступах к гостинице, а в номере Клима накрыла удушающая волна головной боли. На кровать он рухнул как был, не раздеваясь, сжал виски руками, сцепил зубы, чтобы не завыть от отчаянной беспомощности.

Анна проснулась в незнакомой комнате. Комната была маленькой, даже меньше ее гостиничного номера. В ней витал тревожный медицинский запах. Запах – это первое, что Анна почувствовала, перед тем как окончательно прийти в себя. Ей снился очень странный сон. Странный и страшный. Впрочем, страшных снов она давно перестала бояться. Ей снилась старуха с черными как ночь глазами и заплетенными в длинную косу седыми волосами. Старуха улыбалась острозубой улыбкой, а коса ее, словно живая, тянулась к шее Туманова. Да, Туманову тоже нашлось место в кошмаре Анны. Он стоял на коленях и держал ее за руку. Ладони его были ледяными, но холод, от них исходящий, Анне нравился, он гасил ее собственный жар, забирал боль. И наверное, все-таки забрал, потому что сейчас, очнувшись в незнакомой комнате, она не чувствовала ничего, кроме легкой слабости.

Слабость оказалась не такой уж легкой, стоило только попытаться сесть, как голова, а вместе с ней и комната закружились. Анна бы упала, если бы ее не подхватили, не уложили бережно обратно в постель.

– Миша?.. – Одного лишь прикосновения хватило, чтобы понять, что кошмар рассеялся, как утренний туман, что теперь она в безопасности.

– Ложись, Анна, ты еще очень слаба.

Его голос звучал тихо и как-то по-официальному сухо, да и руки свои он убрал, стоило только Анне коснуться затылком подушки. И на лице его, измученном и осунувшемся, было странное выражение не то страдания, не то скорби, не то и вовсе брезгливости.

– Миша, что происходит? – Ей не хотелось, чтобы он убирал руки, чтобы оставлял ее наедине с этим странным, мерзким каким-то чувством вины. – Где я? Что я тут делаю?

Прежде чем ответить, он посмотрел на нее долгим испытующим взглядом, сдернул с переносицы очки, протер, снова надел, а потом сказал срывающимся шепотом:

– Анна, зачем ты так?

С тех пор как они перешли на «ты», Миша ни разу не называл ее Анной, только ласково Аннушкой. Что же изменилось за ночь? Что вообще случилось ночью? Она помнила жар, многократно усиленный духотой и зноем, помнила, как сначала разболелась, а потом закружилась голова, как она решила, что нужно выпить воды, и потянулась за стаканом. А дальше не помнила ничего, кроме приснившегося кошмара и спасительной прохлады, исходящей от рук Туманова. Но ведь было еще что-то, ведь каким-то образом она оказалась в этой незнакомой, пахнущей лекарствами комнате. Ей стало дурно, и Миша привез ее к врачу? Тогда почему он смотрит с такой горечью? Почему задает такие странные вопросы?

– Миша, я не понимаю… Что происходит? – Все-таки она села, и на сей раз Миша даже не попытался ей помочь. – Где я?

– Ты у доктора. Тебе стало плохо во время… – Он замолчал, губы его побелели, а пальцы сжались в кулаки. Анна затаила дыхание. То, что случилось что-то непоправимое, она не поняла, а скорее почувствовала. – Во время свидания с Тумановым… – сказал Миша и резко встал, отошел к окну, заложив руки за спину.

– Какого свидания?.. – Глупость какая несусветная! Да, у нее было свидание с Тумановым, но в кошмаре, а не наяву. Или все-таки наяву?..

– Это я виноват. – Миша говорил, не оборачиваясь, даже не глядя в ее сторону, голос его был незнакомым, механическим. – Я не должен был оставлять тебя одну, но этот ужин… Ты понимаешь?

Анна понимала, помнила их вчерашний разговор. Миша тогда как раз вернулся из аптеки с жаропонижающей микстурой для нее. Он выглядел радостным и возбужденным, рассказал, что встретил старинного приятеля Всеволода Кутасова, что приятель этот волей судеб тоже оказался в Чернокаменске и теперь настаивает на встрече. Кроме того, что он замечательный человек, семья его имеет немалый вес на Урале и его поддержка может прийтись им весьма кстати. Надо лишь принять приглашение на ужин. Вот только у Анны совсем не осталось сил на светские визиты. Тогда происходящее с ней казалось обычной простудой, усугубленной усталостью, ей бы просто отдохнуть, отлежаться, чтобы окончательно прийти в себя, но приглашение на ужин уже было получено, а Мишины глаза горели азартным огнем. Было совершенно ясно, что неожиданной встрече с другом он очень рад, что приглашением этим весьма дорожит и переживает, что из-за болезни Анны придется отказать. Тогда она настояла, почти силой отправила Мишу на званый вечер, собственноручно повязала ему галстук. Не получались у Миши аккуратные узлы. Анна была тверда в своем решении остаться дома, убеждала его, что ничего плохого в его отсутствие с ней не случится, убеждала, что знает, как отлично провести время без него. Она бы что угодно придумала, только бы он не чувствовал себя виноватым, и выходит, сказала что-то не то, что-то неправильное. И не только сказала, но и сделала, коль уж оказалась не в гостиничном номере, а в кабинете незнакомого доктора, коль уж Миша говорит о каком-то свидании.

– Я не должен был оставлять тебя одну. – Он так и не обернулся. Анна смотрела на его окаменевшие плечи, и ей хотелось обхватить его руками, прижаться щекой к его спине. – Ты чистая, неопытная, а он… Он известный повеса. У него такая репутация. Я должен был догадаться…