Принцесса Намонаки - Мария Николаевна Сакрытина
«Он читает людей как открытую книгу», – сказал как-то Ли. Да, наверное. Читает и выворачивает наизнанку – буквально.
Однако страшно мне по-прежнему не было. Наверное, я свое уже отбоялась, а может, просто привыкла. Все, что я тогда чувствовала, – тошноту. И зуд в левой пятке.
– Неужели, Ичи? Что, совсем не боишься однажды закончить свои дни здесь? – удивился император и обвел взглядом темницу.
У государя много врагов, поэтому в темнице было людно – если то, что я видела, можно назвать людьми.
– Не боюсь, – повторила я. Мне пришлось сделать шаг назад – настолько было противно находиться с ним рядом, до рвоты.
– И почему же? – уточнил, улыбаясь, император.
Улыбка выглядела обычной, как у нормального человека, а не безумного маньяка. Наверное, это должно было пугать: он в своем уме и все равно делает такие вещи, но меня это, наоборот, обнадеживало. Раз Его Величество в себе, то трижды подумает, прежде чем поднять на меня руку, ведь принц Рюичи нужен своему отцу.
Император ждал, и я показала ему одну из своих шпилек. Рен многому меня научила за эти дни, в том числе рассказала и про яды.
– Вы не успеете, Ваше Величество. Я умру раньше. К тому же вам невыгодно меня убивать, а это хранит меня сильнее, чем любой телохранитель.
Император кивнул, отвернулся и туманно бросил:
– Это и еще кое-что.
Я не стала уточнять, что он имел в виду, и больше мы к этому разговору не возвращались.
Итак, в тот вечер император привел меня в темницу, где у стены сгрудились юноши в потертых грязно-голубых одеждах. Я уже знала, что это ребята из организации «Синие Плащи» – оппозиция императора, те, кто мечтал его свергнуть. Точнее, Синими Плащами я их называла для собственного удобства. На самом же деле они именуются Цу́югу́са-и́ро – «росная трава». Это не метафора, так здесь называют растение, из которого добывают голубой краситель. Он считается неприглядным, быстро выцветает, поэтому дешев и популярен у простолюдинов. Мятежники носят верхние накидки, выкрашенные в голубой, чтобы подчеркнуть свое низкое происхождение и показать близость к народу. Но «Голубая накидка» как-то не звучит, поэтому пусть будут Синими Плащами. А еще любопытно, что синий цвет здесь символизирует тайну, мистику и, вдобавок, нежить. Злодейский это цвет, император его, например, не наденет. Во-первых, побрезгует, во-вторых, он же в глазах народа добрый. Зато его оппозиции вроде как можно. Такая вот символика получается.
Эти юноши выглядели даже неплохо, для императорских узников-то. От боли не кричали, все их конечности были целы. Обычно с бунтовщиками государь не был столь мягок, например, недавно пятерых сжег заживо, сначала заставив их сплясать что-то ритуальное перед помостами для казни. Выглядело жутковато.
Сейчас же перед юношами стояли столики с письменными принадлежностями. Император поднял один из исписанных листов бумаги и протянул мне. Это была копия страницы моего дневника.
– Это Шепчущие, – пояснил император. – Они пытаются расшифровать твои записки, Ичи. Поздравляю, пока у них не получается. Впрочем, они не теряют надежды. Правда, у них почти кончился материал, а ты не даешь новый. Я хочу, чтобы ты знал: когда страницы закончатся, я начну их убивать.
Я посмотрела на склоненных над столиками юношей и с равнодушным видом пожала плечами.
– Убивайте. Какое мне до них дело? Они преступники и предатели. Они заслужили самую суровую казнь.
– Неужели, Ичи? – император посмотрел мне в глаза.
Я не отвела взгляд. У меня было время научиться держать себя. Я понимала: если покажу свои настоящие чувства, если позволю себе жалость, то ничего не добьюсь, только окажусь за решеткой вместе с этими несчастными.
– Конечно, государь, как может быть иначе?
Император усмехнулся, вытащил короткий кинжал-ка́йкэ́н – с некоторых пор это мое любимое оружие: легкое, удобное и за поясом просто спрятать – схватил ближайшего юношу за волосы, потянул на себя, запрокидывая его голову и заставляя открыть шею, и замахнулся…
– Не надо! – выдохнула я и тут же захлопнула рот, но было поздно.
Император выпустил юношу, и тот, совершенно равнодушный, вернулся к письму.
– Помни, Ичи, – сказал государь, – ты не так тверд, как хочешь казаться, и мне это известно. Я принесу тебе их тела, если страниц больше не будет.
Если им удастся расшифровать дневник, я умру, поэтому ношу с собой не только отравленную шпильку, но еще и флакончик с быстрым ядом, а также тот самый кинжал-кайкэн. Но на самом деле я хочу жить. Только не ценой чужих жизней.
Я продолжу этот дневник, может, тех несчастных когда-нибудь отпустят… Блажен, кто верует.
К тому же я уверена, что ничего у них не получится. Вряд ли среди этих несчастных найдется талантливый дешифровщик. А если и так, это займет время, но я же не собираюсь сидеть сложа руки.
Что ж, государь, поиграем? А чтобы нам было веселее, я придумала себе псевдоним, то есть подпись. Рен недавно рассказала мне про Хи́мико, легендарную правительницу и провидицу, чьи предсказания всегда сбывались. Колоритная была, судя по всему, женщина, раз умудрялась править в этом насквозь патриархальном мире. Назваться ее именем было бы банально, но это навело меня на мысль: буду На́мо́на́ки – Безымянная. Принцесса Намонаки. Напишу это местными иероглифами, чтобы даже император все понял. Дам, вам, государь, подсказку. Удачи!
С тех пор как Ли оставил меня, прошли считаные дни. За это время я познакомилась с моими слугами, чуть не споила Рен и начала лелеять план выйти наконец за пределы дворца, в город. Давно пора посмотреть, как тут обычные люди живут. А еще было бы неплохо познакомиться с Синими Плащами поближе, чувствую, мы с ними найдем о чем поговорить. Приближался отбор невест, ко мне везли несусветное количество девиц – пять сотен, кажется? Общаться с ними у меня никакого желания не было, но, разумеется, придется.
Но давайте по порядку. Итак, прислуга.
Было это вчера. Я спаивала Рен, которая обожает рисовое вино. Мне кусок в горло не лез и вино тоже, а вот в Рен лезло все, и по моему приказу пила она как не в себя. Меня это устраивало: пьяной Рен я могла рассказать о чем угодно, все равно девушка потом ничего не вспомнит. Конечно, в такие моменты я все равно сохраняла осторожность, но какое-никакое облегчение все же испытывала. Сутки напролет корчить из себя принца ужасно надоедало, хотелось хоть иногда, хоть наедине с
