Дин Кунц - Неведомые дороги (сборник)
– Думаю, его это озадачит. Это первое, что мы должны сделать, – озадачить его, ошеломить, посеять неуверенность, заставить выйти из темноты. И вот тогда у нас появится шанс взять над ним верх.
– Он – что волк, бродящий вокруг костра, – согласилась Селеста.
– Он обещал принести эту жертву, двенадцать невинных людей, и теперь он чувствует, что должен выполнить обещанное. Но он должен выложить "живую" картину из трупов в церкви, из которой изгнали бога.
– Ты говоришь так уверенно... словно читаешь его мысли.
– Он – мой брат.
– Меня это пугает.
– Меня тоже. Но я чувствую, что ему нужна церковь святого Фомы. У него нет возможности найти другое такое же место, во всяком случае, этой ночью. Теперь, когда процесс пошел, он чувствует себя обязанным довести его до конца. Этой ночью. Если сейчас он наблюдает за нами, то поймет наши намерения, его это разъярит, он придет сюда, чтобы заставить нас уничтожить алтарь.
– А почему он не может перестрелять нас через окна, а потом разобраться с алтарем?
– Он мог бы это сделать... если бы сразу понял наш замысел. Но упустил свой шанс, как только мы повесили распятие. Если я хотя бы частично прав насчет его религиозной мании, он не сможет прикоснуться к распятию, висящему над алтарем. Точно так же, как не смог бы прикоснуться к нему вампир.
Селеста зажгла последнюю из трех свечей.
Алтарь выглядел абсурдно. Его будто соорудили дети, играющие в церковь. Но даже эта бутафория создавала на удивление убедительную иллюзию святого места. То ли из-за более яркого освещения, то ли благодаря контрасту с пустой, пыльной церковью, простыни, покрывающие алтарную платформу, светились, будто их пропитали фосфоресцирующей краской. Распятие, подсвеченное снизу, отбрасывало длиннющую тень, и казалось, что в церковь вернулся тот массивный, вырезанный из дерева Христос, украшавший ее до секуляризации. Фитили шести рождественских свечей горели сильно и ровно, несмотря на гуляющие по церкви сквозняки. Ни один огонек не дрожал, ни один не грозил потухнуть. Мало того, свечи источали не запах воска, а аромат настоящих благовоний. Так уж вышло, должно быть, совершенно случайно, но одна из рубиновых стаканчиков-свечей отбрасывала розовое пятнышко света на грудь маленького бронзового Христа.
– Мы готовы, – подвел итог Джой.
Положил оба ружья на пол пресвитерия, где их никто не видел, но они оставались под рукой.
– Он видел, что мы вооружены, – заметила Селеста. – Он знает, что ружья при нас. Он не решится подойти близко.
– Может, и нет. Все зависит от того, как сильно он погружен в свою фантазию, насколько неуязвимым себя считает.
Повернувшись спиной к ступеням, ведущим к алтарной платформе, Джой опустился на одно колено за балюстрадой пресвитерия у ниши для хора. Тяжелый поручень и мощные стойки в определенной степени защищали от пуль, но Джой, конечно же, не считал балюстраду надежным укрытием. Зазоры между стойками составляли почти три дюйма, а щепки, которые полетели бы от старого, хорошо просушенного дерева при попадании пули большого калибра, ничем не отличались от шрапнели. Посыпались бы и сами стойки.
Селеста словно прочитала его мысли.
– Ружьями тут ничего, не решить.
– Не решить?
– Сила тут ни при чем. Главное – вера.
И вновь, как уже не раз случалось в этот вечер, загадочность в темных глазах Селесты поразила и зачаровала Джоя. Лицо девушки оставалось бесстрастным... и на удивление спокойным, учитывая ситуацию.
– Тебе известно что-то такое, чего не знаю я?
Она долго смотрела ему прямо в глаза, потом перевела взгляд на неф.
– Многое.
– Иногда ты становишься...
– Какой я становлюсь?
– Иной.
– В каком смысле?
– Не такой, как все.
Тень улыбки пробежала по лицу Селесты, чуть изогнула губы.
– Я не только дочь директора школы.
– Да? А кто еще?
– Я женщина.
– В тебе есть что-то еще, – настаивал он.
– Что именно?
– Иногда мне кажется... что ты гораздо старше меня.
– Дело в моих знаниях.
– Поделись со мл ой.
– Мне нельзя об этом говорить.
– Но разве мы не в одной лодке? – резко спросил Джой.
Селеста вновь посмотрела на него, ее глаза широко раскрылись.
– Да, в одной.
– Если твои знания могут помочь...
– Все гораздо сложнее, чем ты думаешь, – прошептала она.
– Что?
– Ты и представить себе не можешь, как крепко мы связаны.
И устремила взгляд в неф.
Они помолчали. Словно попавшие в силок и отчаянно пытающиеся освободиться птицы, ветер и дождь бились в окна церкви.
– Я чувствую тепло, – наконец, прервал молчание Джой.
– Действительно, здесь становится теплее, – подтвердила Селеста.
– Но как такое может быть? Мы же не включали обогреватели.
– Тепло идет через пол. Разве ты не чувствуешь? Через каждую щель.
Джой приложил руку к полу. Доски стали теплыми на ощупь.
– Тепло идет из земли, – пояснила Селеста, – от подземного пожара.
– Может, не только тепло? – Джой вспомнил тикающий металлический ящик, стоявший в углу кабинета отца Селесты. – А как насчет токсичных газов?
– О них можно не беспокоиться.
– Почему?
– Потому что этой ночью есть враг пострашнее.
За одну-две минуты лоб Джоя покрылся потом.
Роясь в карманах в поисках носового платка, Шеннон обнаружил в одном из них купюры. Две десятки. Две пятерки. Тридцать долларов.
Он постоянно забывал, что случившееся двадцать лет назад, в далеком прошлом, произошло уже по второму разу, за несколько часов до ночных бдений в церкви святого Фомы.
В ужасе глядя на деньги, Джой вспомнил, с какой настойчивостью Пи-Джи убеждал взять их, когда они вдвоем сидели в кабине его автомобиля. В багажнике которого лежало тело Беверли Коршак. От того вечера в памяти остался запах дождя. И еще более сильный запах крови.
По его телу пробежала волна дрожи, деньги он смял, тут же выронил.
На лету бумажный комок превратился в монеты, которые зазвякали, ударяясь о деревянный пол, как маленькие колокольчики. Поблескивая, вращаясь, ударяясь друг о друга, образовали горку у его ног.
– Что это? – спросила Селеста.
Он глянул на нее. Она не видела. Он находился между ней и монетами.
– Серебро, – ответил Джой.
Но, когда посмотрел вновь, монеты исчезли. На полу лежал комок бумажных денег.
В церкви становилось все жарче. Оконные стекла запотели, создалось ощущение, что начали таять.
Внезапно у Джоя гулко забилось сердце. Огромный кулак начал изнутри колотить по ребрам.
– Он идет.
– Где?
Чуть приподнявшись, Джой через балюстраду указал на центральный проход, на тускло освещенный нартекс за аркой, на парадные двери церкви, едва проглядывающие в сумраке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});