Чак Хоган - Штамм Закат

Эфу не терпелось, чтобы Нора приняла эту новую ре­альность так, как принимает ее он сам. Чтобы она увидела эту реальность его глазами. Ему было очень важно, чтобы она наконец все поняла.

— Я хочу драться. Я хочу отдать этой драке всего себя. Но, пока Келли охотится за людьми, которые мне дороже всего на свете, я не могу это сделать. Я должен знать, что мои любимые в безопасности. Я имею в виду Зака. И я имею в виду тебя.

Он взял ее за руку. Их пальцы переплелись. Ощущение было сильным и глубоким. Эфу вдруг пришло в голову: «Сколько же дней прошло с тех пор, как я последний раз испытывал простой физический контакт с другим чело­веком?»

— И что ты планируешь делать? — спросила она.

.Эф еще плотнее сплел свои пальцы с пальцами Норы. Сильное нервное возбуждение охватило его, и он попытал­ся разобраться в своих мыслях и чувствах. Что он планиро­вал делать? План уже рождался в его голове, нужно было лишь придать ему отчетливую форму. Опасный план, от­чаянный, но выполнимый. План, который, вполне воз­можно, изменит весь ход игры. Однако нужные слова Эф так и не подобрал.

— Просто быть полезным, — коротко ответил он на во­прос.

Эф повернулся и протянул было руку к бутылке, стояв­шей на краю тумбы с раковиной, однако Нора ухватила его за локоть и привлекла к себе.

— Оставь ее там, — сказала она. — Пожалуйста. — Ее гла­за, цвета крепкого, хорошо заваренного чая, были такие прекрасные, такие грустные. И такие... человеческие. — Тебе не нужен никакой шнапс.

— Но я хочу его. А он хочет меня.

Эф попытался повернуться, однако Нора держала его крепко.

— Келли не удалось заставить тебя остановиться? Эф на секунду задумался.

— Ты знаешь, я даже не уверен, что она когда-либо по-настоящему пыталась.

Нора протянула руку к его лицу. Сначала ее пальцы кос­нулись небритой, колючей щеки, затем тыльной стороной ладони она нежно провела по гладкой коже с другой сторо­ны. От этих прикосновений они оба растаяли.

— Я могла бы сделать так, чтобы ты остановился, — ска­зала Нора. Она стояла теперь очень близко к Эфу, он чув­ствовал на щеке ее дыхание.

Сначала Нора поцеловала колючую сторону. Затем Эф поймал ее губы своими и испытал необыкновенный при­лив надежды и страсти — такой сильный, словно это было первое объятие в жизни. На него нахлынули воспомина­ния о двух первых случаях близости с Норой, и от этого предвосхищение стало только жарче, но все же главным сейчас было простое касание тел, простое и... столь же фундаментальное, как закон физики, — именно оно наде­лило обмен поцелуями силой электрического разряда вы­сочайшего напряжения. Тот простой физический контакт, которого не хватало Эфу, стал вдруг предметом страстного вожделения.

Измученные, измотанные, живущие последние дни на пределе сил, Эф и Нора были совершенно не готовы к это­му, и тем сильнее они прильнули друг к другу. Эф прижал Нору к кафельной стене, его руки блуждали по ее телу, по­тому что ничего другого этим рукам и нужно не было. Пе­ред лицом фатального ужаса и полного обесчеловечива-ния сама страсть человеческая уже была актом неповино­вения.

Шествуя вдоль канала, смуглый брокер в черном бархатном жакете Неру важно крутил на мизинце перстень с голубым опалом.

— Имейте в виду, я никогда не встречал минхера Блака лицом к лицу, — говорил брокер. — Он предпочитает вести дела только так.

Рядом с брокером шел Сетракян. В тот раз он путеше­ствовал с бельгийским паспортом под именем Руальда Пир-ка, а в графе «род занятий» значилось: «торговец антиквар­ными книгами». Документ был искусной подделкой.

На дворе стоял 1972 год. Сетракяну было сорок восемь лет.

— Хотя я могу заверить вас, что он очень богат, — про­должал брокер. — Вы сильно любите деньги, месье Пирк?

— Да, сильно.

— Тогда минхер Блак вам очень понравится. Этот томик, что он разыскивает... Минхер Блак заплатит за него весьма щедро. Я уполномочен заявить, что он принимает вашу цену — цену, которую, взятую саму по себе, я охарактеризо­вал бы как довольно агрессивную. Это вас радует?

-Да.

— Так и должно быть. Вам несомненно повезло, что вы сумели приобрести столь редкий том. Я уверен, вы полно­стью осведомлены о его происхождении. Вы, случаем, не суеверный человек?

— Случаем, суеверный. Профессия обязывает.

— Ах, так вот почему вы решили расстаться с ним? Я, со своей стороны, расцениваю этот том как книжный вариант «Сатанинской бутылки». Вы знакомы с этой сказкой?

— Стивенсон, не так ли?

— Верно. О, надеюсь, вы не думаете, что я проверяю ваше знание литературы, дабы оценить вашу добросовест­ность? Я упомянул Стивенсона только потому, что недавно я посредничал в продаже невероятно редкого издания «Вла­детеля Баллантрэ». Однако в «Сатанинской бутылке», как вы, очевидно, помните, проклятую бутылку каждый раз сле­довало продавать по цене ниже той, по которой ее купили. С этим томиком все совсем иначе. Совсем, совсем иначе. Как раз наоборот.

Они проходили мимо одной из ярко освещенных витрин, и в глазах брокера вспыхнул живой интерес. В отличие от других обитательниц окон-витрин Де Валлен, амстердам­ского района «красных фонарей», в этой стеклянной клетке сидела не обычная проститутка, а мальчик-транссексуал.

Брокер разгладил усы и снова обратил взор к мощенной кирпичом улице.

— Во всяком случае, — продолжил он, — у этой книги беспокойное прошлое. Я сам не буду вести это дело. Мин­хер Блак — неутолимый коллекционер, первоклассный зна­ток книг. Его вкусы простираются в область специфических и малоизвестных изданий, а его чеки всегда безупречны. Как бы то ни было, справедливость требует, чтобы я преду­предил вас: уже было несколько попыток мошенничества.

— Я понимаю.

— Разумеется, я не могу принять на себя никакую ответ­ственность за то, что стало с этими бесчестными торговца­ми. Хотя должен сказать, что минхер Блак проявляет живей­ший интерес к предмету нашего разговора, поскольку в каж­дом случае неудачной сделки он выплачивал мне половину полагающихся комиссионных. Это для того, чтобы я продол­жал поиски и обеспечивал появление у его, так сказать, по­рога все новых и новых потенциальных истцов.

Брокер как бы мимоходом вытащил пару тонких белых хлопчатобумажных перчаток и натянул их на свои руки с ве­ликолепно ухоженными ногтями.

— Приношу извинения, — сказал Сетракян, — но я прие­хал в Амстердам не для того, чтобы гулять по его прекрас­ным каналам. Как я уже доложил, я суеверный человек, и я бы хотел как можно скорее сложить с себя бремя столь цен­ной книги. Буду откровенен: меня больше заботят грабите­ли, нежели проклятия.

— Да, понимаю. Вы практичный человек.

— Где и когда минхер Блак будет доступен, чтобы совер­шить сделку?

— Значит, книга с вами? Сетракян кивнул.

— Она здесь.

Брокер показал на складную дорожную сумку в руке Се­тракяна — черную, из жесткой кожи, с двумя ручками и дву­мя застежками.

— При вас?

— Нет, слишком рискованно. — Сетракян переложил сум­ку из одной руки в другую, надеясь, что это будет истолко­вано как знак, говорящий об обратном. — Но она здесь. В Амстердаме. Довольно близко.

— В таком случае прошу извинить мою дерзость. Однако если вы действительно обладаете «Окцидо Люмен», значит, вы знакомы с ее содержанием. С ее «рэзон д'этр»1. Пра­вильно?

Сетракян остановился. Он впервые отметил, что они уда­лились от шумных улиц и были сейчас в узком переулке. Ни­кого из прохожих поблизости не наблюдалось. Брокер сложил руки за спиной, словно бы в процессе невинной беседы.

— Да, знаком, — сказал Сетракян. — Но с моей стороны было бы глупо распространяться об этом.

— Верно, — молвил брокер. — И мы не ожидаем от вас такого. Но могли бы вы доступным образом подытожить свои впечатления от нее? Всего несколько слов, если не возражаете.

Сетракян уловил, что за спиной брокера блеснуло что-то металлическое. Или то была просто рука в перчатке? Так или иначе, но Сетракян не испытал страха. Он был готов к этому.

— Малах Элохим, — сказал он. — «Посланники Бога». Ан­гелы. Архангелы. В данном случае — падшие ангелы. И их нечестивое потомство на этой земле.

В глазах брокера сверкнула искра и тут же погасла.

— Замечательно! Ну что же, минхер Блак в высшей сте­пени заинтересован во встрече с вами. Очень скоро он даст о себе знать.

Брокер протянул Сетракяну руку в белой перчатке. Авра­ам носил черные перчатки. Когда они обменялись рукопо­жатием, брокер наверняка почувствовал сквозь ткань изуве­ченные пальцы Сетракяна, — его рука на мгновение окаме­нела, что само по себе было довольно неучтиво, однако никакой иной реакции не последовало.