Пока не погаснет последний фонарь - Ангелина Шэн
– Очень жаль вас прерывать, но времени на разборки нет.
В комнату, отодвинув Минори, зашел Китано. Посмотрев на меня, он холодно произнес:
– Тебе со мной не справиться, так что лучше сразу дай себя арестовать. Так всем будет проще.
Я не стала дожидаться конца фразы и рванула к окну. Этот путь мне был уже знаком. Но как только я оказалась у окна, в нем появилось лицо еще одного полицейского. От неожиданности я отшатнулась и, споткнувшись, едва не упала на спину.
От злости я сжала зубы. И резко развернулась, встав спиной к углу. Так я видела и Китано, и второго полицейского, который продолжал со скучающим видом стоять снаружи.
– Попросил же не усложнять, – с ноткой раздражения в голосе бросил Китано и двинулся в мою сторону.
Бежать было некуда. Я оказалась в ловушке, и на этот раз – безвыходной. Мне не справиться с Китано, тем более что неподалеку стояло подкрепление. И что тогда? Просто сдаться?..
Нет. Перед тем как меня арестуют, я собиралась оставить хотя бы пару синяков на этом полицейском.
Когда Китано оказался совсем близко и протянул ко мне руку, я поднырнула под нее и, скользнув вперед, ударила его локтем под ребра. Китано зашипел, но не думаю, что я смогла ударить его действительно сильно. Не тратя времени на лишние размышления, я бросилась к двери. На пути стояла только Минори, но оттолкнуть ее не составило бы труда.
Рука Китано вцепилась мне в волосы и дернула назад. От резкой боли из глаз брызнули слезы, и я повалилась на спину, но осталась наполовину висеть, наполовину стоять. Китано дернул еще раз, заставив меня встать на ноги, и толкнул меня к стене. Я быстро развернулась и выбросила вперед руку, целясь куда-то в лицо Китано, но удар вышел неуклюжим, и Китано, с легкостью перехватив мою руку, зло рассмеялся.
Я, не обратив на это внимания, со всей силы пнула Китано под колено. Он не ожидал этого, а потому пропустил удар. Прошипев ругательство, Китано коротко и резко ударил меня по лицу, и я упала на спину.
В ушах звенело, скула горела. К счастью, Китано ударил вполсилы, и кость осталась цела. Я зло посмотрела на него и столкнулась с раздраженным снисходительным взглядом.
– Мне это уже надоело, – бросил Китано и шагнул ко мне.
На его холодном лице проступила задумчивость, а затем злорадство.
Секунду помолчав, Китано, не оглядываясь, бросил:
– Арестуй ее сама.
Только спустя пару секунд до меня дошло, что он обратился к Минори. Вернее, приказал ей. Минори вздрогнула и, отшатнувшись, испуганно посмотрела в мою сторону, как будто я могла причинить ей вред.
Я понимала: несмотря на свой поступок, Минори не хотела переступать следующую черту. Не хотела снова предавать меня.
– Ты оглохла? – уже грубее произнес Китано.
– Я… нет, я не могу, не хочу. – Минори старалась говорить ровно и спокойно, но голос заметно дрожал.
Китано усмехнулся:
– В правилах ничего не говорилось о том, что полицейский не может убить полицейского. А что не запрещено, то разрешено. Зачем мне в команде предатель?
Минори побледнела:
– Я не предатель! – Ее голос сорвался.
– А кто еще, если помогаешь противнику? Не думай, что это пустые угрозы. Мне уже приходилось… избавляться от предателей.
Я вспомнила, как вели себя Китано, Кацуми и еще один полицейский. И поняла, что лишать кого-то жизни им явно было не впервой. Уверенность и жесткость, с которой держался Китано. Ловкость и четкость, с которой Кацуми нанесла удар ножом. Бесстрастность, с которой третий полицейский отпустил смертельно раненного Имаи, а до этого держал кинжал у его горла.
Я не могла позволить им убить и Минори.
– Минори, помнишь, что я сказала тебе тогда в больнице? После выпускного?
Минори посмотрела на меня, и я увидела в ее глазах слезы. Она помнила.
А потому сначала медленно, споткнувшись, а затем почти бегом приблизилась ко мне. Я протянула обе руки, и Минори обхватила мои запястья холодными пальцами.
На мгновение я как будто провалилась в пустоту. Не было ни света, ни воздуха. Я не чувствовала даже своего тела.
Затем все прекратилось, и я ударилась коленями о землю. Оглядевшись, увидела, что оказалась в тюрьме… Сделав глубокий вдох, поняла, что действительно какое-то время не могла дышать.
Как такое было возможно?
– В первый раз? Сейчас пройдет, – с печальной улыбкой сказала полная женщина из моей команды, и в ее голосе послышалась забота.
Женщина сидела поджав ноги у одного из фонарей, подальше от двух охраняющих нас полицейских. Рядом с ней стояла, нервно переступая с ноги на ногу, женщина, которая когда-то занималась бегом. Ее взгляд то и дело возвращался к синдэну.
Чуть ближе к переднему ряду фонарей я заметила тощего парня – он сидел и нервно раскачивался, бормоча что-то себе под нос. Рядом с ним стоял скрестив руки и хмуро глядя себе под ноги офисный работник. Под крепко сжатыми пальцами смялась тонкая ткань пиджака.
Повернув голову, я встретилась взглядом с Кадзуо, который со странным выражением лица осмотрел меня с ног до головы. Я подавила желание оглядеть себя – боялась представить, насколько это было страшное зрелище. Меня давно не волновала моя внешность, но внезапно я задумалась над тем, как выглядела со стороны.
Всего в тюрьме заточены шесть воров. Имаи… был мертв. То есть на свободе оставались только четверо: Харада, мужчина в спортивном костюме, Хасэгава и, как ни странно, Эмири.
В центре тюрьмы все так же зловеще горел синий андон, напоминая, что происходящее для кого-то было лишь страшной историей. Одной из сотни.
Сцепив зубы, я отвернулась и стала вглядываться в каменные фонари, считая оставшееся время. И, словно прочитав мои мысли, рассказчица кайдана объявила:
– Прошел один час пятнадцать минут.
По коже пробежали мурашки. Сорок пять минут. Так много, чтобы скрываться, и так мало, чтобы суметь спасти кого-то из нас.
Я постаралась вспомнить состав последней команды для освобождения заключенных и поняла, что на свободе остались только двое из них… Да и в любом случае, когда на свободе всего четверо, слишком опасно рисковать.
Значит, нам оставалось лишь надеяться, что хотя бы один вор продержится до конца.
Я медленно выдохнула, приказав себе успокоиться. И горько усмехнулась. Еще совсем недавно я думала о смерти, сидя в уютной комнате, а сейчас, находясь в реальной опасности, так боялась проиграть и умереть.
Как, впрочем, и Минори когда-то.
По словам Минори, в тот раз она действовала под