Стивен Кинг - Доктор Сон

Ее волосы, обычно заплетенные и уложенные затейливыми вензелями, демонстрирующими ее коллекцию винтажных заколок, стояли дыбом, как у Эйнштейна. Она была без косметики, и Люси, несмотря на стресс, поразилась, какой старой выглядела Кончетта. Конечно, она и была старой — восемьдесят пять лет не шутка, но до этого утра ей можно было дать максимум шестьдесят с большим хвостиком.

— Я бы приехала на час раньше, но не могла найти с кем оставить Бетти.

Бетти звали ее старую больную боксершу.

Четта заметила укоризненный взгляд Дэвида.

— Бетти умирает, Дэвид. А исходя из того, что вы рассказали мне по телефону, я не особенно тревожилась за Абру.

— А теперь встревожились?

Люси бросила на него предостерегающий взгляд, но Четта, похоже, приняла подразумеваемый упрек.

— Да. — Она протянула руки. — Дай ее мне, Люси. Посмотрим, может, у Момо она успокоится.

Но Абра не успокоилась у Момо, как та ее ни укачивала. Не помогла и тихая, на удивление мелодичная колыбельная (возможно, «Спи, моя радость, усни» на итальянском). Они все по очереди попробовали носить ее на руках — сперва по тесной палате, потом по коридору, потом снова в палате. Вопли не умолкали. В какой-то момент в больнице поднялась суматоха — видимо, привезли кого-то с настоящими, явно видными травмами, решил Дэвид, — но обитатели палаты номер четыре почти не заметили происходящего.

Без пяти девять дверь палаты открылась, и вошел педиатр Стоунов. Дэн Торранс узнал бы доктора Джона Далтона, хотя и не смог бы назвать его фамилии. Для Дэна он был просто доктор Джон, который варил кофе на вторничных собраниях по «Большой книге» в Норт-Конвее.

— Слава Богу! — воскликнула Люси, вручая ребенка педиатру. — Мы тут уже сто лет сидим одни!

— Я был в дороге, когда получил сообщение. — Далтон уложил Абру головкой на свое плечо. — Делал обход здесь, потом в Касл-Роке. Вы же в курсе, что случилось?

— А что случилось? — спросил Дэвид. Теперь, когда дверь оказалась открыта, он впервые осознал, что за ней что-то происходит. Люди громко разговаривали. Кое-кто плакал. Мимо прошла медсестра, которая их принимала, с красным, заплаканным лицом. Она даже не взглянула на вопящего младенца.

— Пассажирский самолет врезался во Всемирный торговый центр, — сказал Далтон. — И это вряд ли был несчастный случай.

Это был рейс 11 «Американ Эйрлайнз». Рейс 175 «Юнайтед Эйрлайнз» врезался в Южную башню Центра семнадцать минут спустя, в 9 часов 03 минуты. В 9-03 Абра Стоун внезапно прекратила плакать. В 9-04 она уже крепко спала.

По дороге обратно в Эннистон Дэвид и Люси слушали радио, а Абра мирно спала в своем автокресле на заднем сиденье. Слушать было невыносимо, но и выключить — немыслимо… по крайней мере пока диктор не назвал авиакомпании и рейсы: два в Нью-Йорке, один под Вашингтоном, один — врезавшийся в землю в Пенсильвании. Потом Дэвид наконец протянул руку и заглушил поток несчастий.

— Люси, я хочу тебе что-то сказать. Мне приснилось…

— Знаю. — Она говорила ровным тоном человека, только что пережившего шок. — Мне тоже.

К тому времени, как они пересекли границу Нью-Гэмпшира, Дэвид начал верить, что в этих разговорах о «рубашке» что-то есть.

В одном из городков Нью-Джерси на западном берегу Гудзона есть парк, названный в честь его самого знаменитого жителя. В ясный день оттуда открывается прекрасный вид на нижний Манхэттен. Узел верных прибыл в Хобокен восьмого сентября, расположившись на частном наделе земли, который они арендовали на десять дней. Сделку заключил Папаша Ворон. Красивый и общительный, лет сорока на вид, он любил носить футболку с надписью «Я умею ладить с людьми». Конечно, он не надевал ее, когда вел переговоры для Узла верных; тут он предпочитал костюм с галстуком. Именно этого ожидают лохи. В миру его звали Генри Ротман. Он был выпускником Гарварда (образца 1938 года) и всегда имел при себе наличные. У Верных хранилось больше миллиарда долларов на счетах по всему миру — часть в виде золота, часть в виде бриллиантов, редких книг, марок и картин, — но они никогда не расплачивались чеками или кредитками. Все, даже Горошина и Стручок, с виду похожие на детей, носили при себе пачку десяток и двадцаток.

Как сказал однажды Джимми-Арифмометр, «Наша компания работает с наличными и самовывозом. Платим наличкой, а лохи нас везут». Джимми был бухгалтером Верных. В бытность свою лохом он подвизался в компании, которая получила имя «Рейдеры Куонтрилла» (через много лет после того, как закончилась их война). В те времена он был крутым парнем в куртке из шкуры бизона и с «Шарпсом» на плече, но годы здорово его обтесали. Теперь он держал в своем фургоне фото Рейгана с автографом.

Утром одиннадцатого сентября Верные наблюдали за атакой на Башни-Близнецы со своей парковки, передавая друг другу четыре пары биноклей. Из парка Синатры смотреть было бы удобней, но Розе не было нужды говорить им, что если они явятся туда заранее, это может вызвать подозрения… а в ближайшие месяцы и годы американцам предстояло стать очень подозрительной нацией. «Заметил что-то — скажи».

Часов в десять утра, — когда вдоль всей набережной собрались толпы, и опасность подозрений миновала, — они отправились в парк. Близняшки, Горошина и Стручок, везли в коляске Дедулю Флика. На дедуле была кепка с надписью «Я ветеран». Его длинные, тонкие как у младенца седые волосы торчали из-под кепки, будто венчик молочая. Когда-то он представлялся ветераном Испано-Американской войны. Позже — Первой мировой. Теперь перешел на Вторую мировую. Лет через двадцать он собирался переключиться на Вьетнам. Дедуля Флик не боялся засыпаться на деталях: он был любителем военной истории.

Парк Синатры был забит народом. Большинство молчало, но некоторые рыдали. Энни-Фартук и Черноглазая Сью были очень полезны в таких случаях: они умели плакать по заказу. Остальные изобразили на лицах подобающую скорбь и изумление.

В общем, Узел верных слился с окружением. Таков был их обычай.

Зрители приходили и уходили, но Верные оставались на месте большую часть дня, безоблачного и прекрасного (не считая густых туч пыли и сажи над нижним Манхэттеном). Они стояли у железного ограждения, не разговаривали друг с другом, просто смотрели. И делали долгие замедленные вдохи, как туристы со Среднего Запада, впервые стоящие на мысе Пемаквид-Пойнт или Куодди-Хэд в Мэне и вдыхающие свежий морской воздух. В знак уважения Роза сняла цилиндр и держала его в опущенной руке.

В четыре часа Верные отправились назад в лагерь, напоенные энергией. Они собирались вернуться назавтра, и через день, и через два. До тех пор, пока запасы пара не истощатся. А тогда они снова двинутся в путь.