Кровавые легенды. Русь - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич
– Я лично выбирала твоего Ранникова, – похвасталась жаба, улыбнувшись. – Подходящий типаж. Грехов много, жирненький, да и горевать по нему мало кто будет. Перевод оформили быстро, поставили организовывать фестиваль. Две недели крутился тут, умница, хорошо справился, да еще и тебя, такую хорошенькую, за собой приволок. Видишь, как все удачно сложилось?
– Вы хотите убить человека? Прямо сейчас?
– А кто же мне помешает? – Галина Сергеевна взмахнула руками, как бы показывая, что вокруг на десятки метров все огорожено сетчатым забором, а в глубине сцены за брезентом вообще никто ничего не увидит.
Работники в касках разбрелись. Все были в курсе. Все готовились.
Надя взвыла от бессилия. Толстые пальцы одного из братков закрыли ей рот.
Галина Сергеевна буркнула: «Вот и хорошо», неторопливо сняла черные тряпичные перчатки и направилась к сцене. Моренко облокотился о металлическую оградку, закурил электронку, глядя на воду, вдаль. Солнце клонилось к закату, окрашивая Волгу в серо-черные цвета. Издалека доносился детский смех. Мир четко разделился на две половинки: за забором и здесь, возле сцены.
Надя трепыхалась, как рыба в сетях. Ее повернули лицом к столу, на котором лежал Ранников. Она надеялась, что Семен уже мертв, что все закончено, но живот Ранникова равномерно поднимался и опускался. Из приоткрытого рта тянулась по подбородку тонкая нить слюны.
Жаба поднялась на сцену, подошла к столу с дальней стороны, так, что лицо исчезло в темноте и был виден только невысокий силуэт.
– Мы не будем затягивать, – сказала она. – По-хорошему, нужны еще ритуальные танцы, пляски, костер на берегу, который нужно залить водой, чтобы белый дым поднялся в небо. Но опустим. Главное – суть, товарищи. Вы все слышите меня?
Вокруг нестройными голосами раздалось многократное: «Да, слышим».
Ветер ударил в лицо, и понтоны вдруг закачались под ногами. Волга забеспокоилась. Волны захлестали о покрытие, орошая пол холодными каплями.
– Так начнем же, товарищи!
В руках у жабы оказался нож. Она взяла рукоять обеими руками, опустила лезвие острым концом вниз и с силой вонзила его Ранникову в живот, около паха.
Надю непроизвольно стошнило. Рот заполнила кипучая желчь, брызнувшая сквозь пальцы братка. Тот убрал ладонь, хватка ослабла, и Надя упала на колени, исторгая из себя остатки обеденного перекуса. Ноздри забило гнилым запахом. Сквозь накатившие слезы Надя увидела, как Галина Сергеевна разрезает Ранникову живот снизу вверх, до груди. Ранников распахнул глаза, лицо его исказила гримаса боли и ужаса. Он попытался открыть рот, но сквозь губы хлынула темная кровь. Едва первые капли разбрызгались по сцене, понтон закачался с новой силой, сквозь швы пластика хлынула вода, поглощая и растворяя в себе дары жертвоприношения.
У Нади потемнело в глазах. Живот сводило в судорогах. Галина Сергеевна резала тяжело, с нажимом, наваливаясь на нож всем своим весом. Ранников хрипел и дергался, натягивая жгуты, сдирая кожу на запястьях и голени.
Кровь хлынула из разреза вязким бордовым потоком. Понтон дернулся, вода жадно набрасывалась на подношение. Люди вокруг попадали на колени, и воздух наполнился тягучим монотонным звуком. Надя не сразу поняла, что мертвецы читают какую-то молитву, неразборчивую, на непонятном языке. Молчал только Моренко, крепко держащийся руками за оградку.
– Спасите нас! – крикнула ему Надя. – Вы же можете, ну!
Ничего он не мог. Моренко пожал плечами и отвернулся.
Галина Сергеевна распорола живот Ранникова, вытащила нож и тут же перерезала ему горло от уха до уха, вгрызаясь лезвием, как пилой. Надя отчетливо услышала хруст и стоны. Ранников задрожал, забился в судорогах и обмяк. Голова его неестественно завалилась вверх и набок, глаза закатились, из открытого рта вывалился язык, с кончика которого текла на пол кровь.
Сцена и понтон ходили ходуном. Вода была везде, дошла Наде до щиколоток. Люди стояли на коленях, монотонно бубнили что-то неразборчивое.
Гул. Гул. Гул.
Плеск воды.
Оглушало.
Надин желудок бесновался, исторгая струйки желчи. Силы покидали. Она упала в воду, погрузившись лицом, захлебнулась. Легкие обожгло. Ноздри забились. Вот и хорошо. Вот и правильно. Может, так и нужно.
Но кто-то схватил ее за волосы и резко выдернул.
– Не положено, – буркнул в ухо мужской голос.
Надя видела, как Галина Сергеевна – с кровавыми руками, с окровавленным лицом – делает на бледной коже Ранникова длинные глубокие разрезы, выпуская кровь. Жаба тоже бубнила что-то себе под нос.
Становилось темнее, солнце почти исчезло за дальними холмами, сцена погрузилась в черноту.
Поролоновая голова водяного болталась из стороны в сторону в порывах внезапного ветра. Две веревки из крепления со свистом оторвались, хлыстнув по воде. Надя расслышала крики изумления откуда-то издалека, с берега, из другого мира.
Понтоновую сцену снова встряхнуло, барабанная установка накренилась и тяжело упала в окровавленную воду.
Гул. Гул. Гул везде.
Галина Сергеевна обрезала жгуты, держащие тело. На сцену к ней торопливо забежали братки, схватили Ранникова под мышки и за ноги и поволокли к краю. Моренко, вставший на их пути, отодвинулся, пряча взгляд.
Вода бесновалась вокруг, лизала Надины руки и щиколотки. Монотонный гул нарастал, разносимый ветром.
Братки перевалили тело через оградку. Внутренности вывалились первыми, а потом уже и Ранников ухнул в темную воду Волги, всплеснув на прощание окровавленными руками.
Гул сразу же прекратился, волны успокоились, и стало невероятно спокойно и тихо. Вода просочилась сквозь швы, через минуту на понтонах уже ничего не осталось.
Солнце ушло за холмы. Галина Сергеевна, почти полностью скрытая в темноте сцены, сказала уставшим голосом:
– Ну что, товарищи, поздравляю нас всех. Жертва принята, свадьба официально состоится.
В наступившей тишине громко и безумно расхохотался Моренко.
Дальше началась какая-то легкая суета.
Надю окружили, подняли, встряхнули, повели со сцены на берег. Следом плелся Моренко, продолжающий посмеиваться с неким хлюпающим присвистом. Его держали под руки.
Рабочие и строители почтительно расходились в стороны, снимая каски и кланяясь.
Вдоль набережной вспыхнули фонари. Свет их казался Наде тусклым, голубоватым, будто шары на столбах были наполнены водой.
Ее довели до сетчатого забора, но потом свернули в сторону и стали спускать к реке. Надя видела людей, праздно ходящих по променаду: веселых женщин, галдящих детей, мужчин с банками пива в руках. Ей хотелось закричать, позвать их на помощь, но сил больше не оставалось. Желудок болел, ноздри забились желчью и водой, нижняя челюсть дрожала. Надя и шла-то с трудом. В голове как будто что-то треснуло, мир снова казался погруженным под воду, замедлился и приглушил звуки.
Спустились к Волге, в темноту. Слышался слабый плеск волн,
