Переступив черту – 2 - Геннадий Петрович Авласенко
Разозлившись, на себя ли, на таинственного этого соглядатая, который, то ли существовал в действительности, то ли порождён был разыгравшимся моим воображением, я вылез из машины и решительным шагом направился к подъезду. Не запугаете вы меня, упыри потусторонние, не удастся вам это! Убить – сие в вашей власти, но вот запугать…
Впрочем, они меня и так уже здорово запугали.
– Станислав Адамович!
Вздрогнув, я обернулся.
– Ирочка?!
– Станислав Адамович, наконец-то я вас дождалась!
– Ирочка! – повторил я, удивлённо глядя на девушку. – Ты что тут делаешь?
Мелькнуло, было, мысль, обо всех этих тварях, которые во что угодно превращаться ухитряются (это я и о лемурах, и о тех смуглых, беловолосых из приморского города), но я тотчас же отогнал прочь эту мысль. Сейчас передо мной стояла самая настоящая Ирочка (почему-то я это просто знал), но вот откуда она тут взялась?
– Ты меня ожидала, да?
– Я… – Ирочка опустила глаза, замялась, несколько неуверенно пожала плечами. – Просто я пыталась вам дозвониться, но телефон не отвечал: ни домашний, ни мобильный. И тогда я…
Машинально я провёл рукой по карману. Ну, так и есть, отсутствует!
– И долго ты тут уже находишься?
– Нет! – Ирочка как-то подозрительно быстро замотала головой, отрицая очевидное. – Недавно пришла!
«Значит, давно, – невольно подумалось мне. – Бедная девочка, замёрзла, поди, совсем! Вон как легко одета…»
– Я сначала поднялась на третий этаж, в дверь позвонила…
– Что?! – я схватил Ирочку за руку, крепко сжал её тоненькое запястье. – Ты поднималась, звонила?
– Да! – кивнула Ирочка, глядя на меня с каким-то даже испугом. – Но никто не открыл, и я тогда…
– Тогда что? – я почти кричал и сам не замечал этого. – Что тогда?
– Тогда я вновь спустилась вниз, – со слезами на глазах прошептала Ирочка и, помолчав немножко, добавила почти умоляюще: – Отпустите, пожалуйста, мою руку, Станислав Адамович. Больно…
– Извини! – опомнившись, я разжал пальцы. – Идём!
И двинулся по направлению к машине.
Даже не поинтересовавшись, куда, Ирочка просто послушно пошла следом. И в машину забралась молча, и молчала всё то время, пока мы выруливали со стоянки и, лавируя между двумя рядами припаркованных автомобилей, выбирались на проспект. Молчала и смотрела куда-то прямо перед собой. И лишь когда мы, притормозив на первом же запрещающем сигнале светофора, вновь тронулись в путь, спросила чуть подрагивающим от внутреннего волнения голоском:
– Вы меня домой отвезти хотите, Станислав Адамович?
«Домой» – это значит, в ту маленькую комнатушку в коммуналке, которую Ирочка унаследовала от своей не столь давно почившей тётушки. Условия там были ещё те, соседи – под стать условиям…
Но зато собственная жилплощадь, как-никак! Не съёмная, со всеми её заморочками.
– А ты хочешь, чтобы я отвёз тебя домой? – вопросом на вопрос ответил я.
– Нет! – прошептала Ирочка и как-то несмело дотронулась самыми кончиками тоненьких своих пальчиков до моей давно небритой щеки. – Не хочу!
– Вот и я не хочу! – сказал я, осторожно ловя поцелуями холодные её пальчики. Потом помолчал немного и уточнил: – Не хочу никуда отпускать тебя сегодня! И не отпущу!
– Спасибо!
Прошептав это, Ирочка вновь замолчала. А я тоже молчал и усиленно размышлял о том, что же мне делать дальше. Не в смысле сегодняшнего вечера, а вообще. В обозримом, так сказать, будущем.
С бизнесом моим покончено раз и навсегда, одна только мысль о возвращении в офис вызывало у меня сейчас непреодолимое отвращение. Но всё же придётся, кажется, наведаться туда в ближайшее время. Возможно, даже завтра. Для того, хотя бы, чтобы окончательно ликвидировать шарашкину эту контору.
– Мы к вам на дачу едем, Станислав Адамович? – робко поинтересовалась Ирочка, когда мы, уже выехав за кольцевую, свернули через некоторое время с магистрали на узкую неприметную гравейку.
– Точно! – кивнул я головой. – Туда и едем! Если ты, разумеется, ничего не имеешь против?
Ирочка ничего не ответила и дальнейший отрезок пути мы проделали в полном и обоюдном молчании.
А вот и дача!
Дача моя только именовалась «дачей». На самом же деле это был добротный двухэтажный деревянный особняк на окраине небольшой вымирающей деревушки. Тут когда-то бабуля по отцу проживала, и именно от неё мне в пожизненное владение достался этот земельный участок со старенькой покосившейся избёнкой в центре. Избёнку я, сделавшись валютным миллионером, тотчас же ликвидировал, выстроив (не сам, разумеется) на её месте этакую «господскую усадьбу». Все клумбы, грядки, сарайчики и прочие сельские прелести я тоже свёл под ноль. Вместо этого лишь газоны, дорожки, выложенные плиткой или посыпанные битым кирпичом, обширная беседка, финская баня и один кирпичный сарай для дров и прочей хозяйственной утвари. Я, не то что плодовых деревьев и ягодных кустарников тут не стал разводить, но даже модные сейчас туи и можжевельники высаживать не захотел. Равнодушен к природе, что тут поделаешь, тем более, что вон она природа, прямо за изгородью! И лес, и речка… на любой, как говорится, вкус и цвет…
– Всё, приехали! – объявил я Ирочке, притормаживая у запертых металлических ворот. – Погоди, я сейчас выйду, открою. Хотя…
Во дворе соседнего дома уже зажегся свет, потом там гулко хлопнула калитка. Петрович, верный страж моих сельских пенатов, спешил к нашей машине, прихрамывая на правую ногу и широко размахивая увесистой связкой ключей.
– Здорово, Петрович! – поприветствовал я его, чуть опустив стекло.
– И вам доброго здоровьечка, Станислав Адамович! – прохрипел Петрович, обдавая меня крепким запахом чеснока и застарелого сивушного перегара. – Давненько не наведывались, дел, видимо, невпроворот…
Я ничего не ответил, да Петрович ответа моего и дожидаться не стал. Просто обогнул машину и принялся священнодействовать над замками и запорами.
– Кто это? – спросила Ирочка, когда освещённый фарами Петрович, покончив с последней из задвижек, широко распахнул перед нами обе створки ворот. – Ваш сторож?
– Да вроде того, – пробормотал я, плавно въезжая в свои владения (удивительно, как это жёнушка моя бывшая их в свою пользу не отсудила, побрезговала, что ли?). Потом заглушил двигатель и, выбравшись наружу, быстренько обежал вокруг машины. Отворил дверку, протянул Ирочке руку. – Мадмуазель, прошу!
– Мерси! – вся зардевшись, прошептала Ирочка.
Пока мы так упражнялись во взаимной французской галантности, Петрович успел уже отпереть входную дверь и, первым забежав внутрь, включил свет в прихожей и гостиной.
– Значится, так, – прохрипел он, почему-то глядя на Ирочку и как бы именно ей обо всём докладывая. – Всё на месте, ничего не пропало…
Я в этот даже не сомневался, ибо на Петровича вполне можно было положиться. Продукты в холодильнике могли, скорее, испортиться (и портились, заразы!), нежели бесследно исчезнуть. Деньгам и прочим ценностям, которые я изредка покидал
