Стивен Кинг - Противостояние

Она знала о нем на удивление много. Люди, которых притягивала Свободная зона, приходили в этот дом, чтобы повидаться с ней, и она их принимала, хотя иногда они очень утомляли ее… И они все хотели сказать ей, что им снились она и он. Он их ужасал, а она кивала, и утешала, и успокаивала как могла, но для себя отмечала, что в большинстве своем они не узнают Флэгга, если встретят на улице… если, конечно, он не захочет, чтобы его узнали. Они могли почувствовать его – ощутить волну холода, дрожь, или их могло внезапно бросить в жар, или они могли испытать короткий и резкий укол боли в ушах или висках. Но эти люди ошибались, думая, что у него две головы, или шесть глаз, или большие острые рога, растущие из висков. Он, вероятно, практически не отличался от молочника или почтальона.

Она догадывалась, что за сознательным злом скрывается подсознательная чернота. Этим отличались земные дети темноты; они ничего не могли создавать – только ломали. Бог-Создатель сотворил человека по своему образу и подобию, и это означало, что каждый, мужчина или женщина, под Божьим светом нес в себе частичку созидания, ощущал желание протянуть руку и придать миру какую-то рациональную форму. Темный человек хотел – и мог – только лишить мир приданной ему формы. Антихрист? Скорее антисоздатель.

У него, разумеется, появились сторонники, в этом матушка Абагейл не видела ничего удивительного. Он умел лгать, а его отец был Отцом лжи. Им он представлялся большой неоновой вывеской, подвешенной высоко в небе, зачаровывающей переливающимися огнями. Они могли и не заметить, эти ученики-антисоздатели, что он, как и неоновая вывеска, снова и снова предлагает им одни и те же простые рисунки. Они могли и не осознать, что газ, который позволяет создавать такие симпатичные рисунки из хитросплетения труб, выпущенный из них, бесшумно улетит и растворится в атмосфере, не оставив после себя ни вкуса, ни запаха.

Некоторые со временем сделают для себя неутешительный вывод: его королевству никогда не стать мирным. Сторожевые будки и колючая проволока на границах его владений будут служить и для того, чтобы не выпускать обращенных, и для того, чтобы не впускать захватчиков.

И победа будет за ним?

Ей никто не гарантировал обратного. Он знала, что ему известно о ее существовании, как ей – о его, и ничто не доставит ему большее удовольствие, чем увидеть ее костлявое черное тело распятым на кресте высоко в небе, чтобы вороны могли полакомиться тем, что найдут. Она знала, что распятые на кресте снились некоторым, помимо нее, но очень немногим. Они говорили об этом ей, однако, подозревала она, больше никому. И все это не давало ответа на вопрос.

Победа будет за ним?

Этого ей знать было не дано. Бог работал скрытно и как Ему нравилось. Он с радостью наблюдал, как многие поколения детей Израиля потели и выбивались из сил под египетским ярмом. Он с радостью отправил Иосифа в рабство и смотрел, как с его спины грубо сдирают роскошные многоцветные одежды. Он с радостью наслал на несчастного Иова сотню болезней. Он остался доволен, позволив повесить на дереве Сына Своего с написанной над Его головой злой шуткой.

Бог был игроком – будь Он смертным, сидел бы за шахматной доской на крыльце магазина папаши Манна в Хемингфорд-Хоуме, играл бы и за белых, и за черных. Она думала, что для Него игра не просто стоила свеч: игра была свечами. Он все равно добьется своего, в угодное Ему время. Но не обязательно в этом году, не обязательно в этом тысячелетии… и она не переоценивала хитрость темного человека и его умение дурить других. Если он был неоном, то она – крохотной частичкой пыли, из каких образуются огромные облака над иссушенной землей. Всего лишь еще одним солдатом – правда, давно достигшим отставного возраста – на службе Господа.

– Воля Твоя будет исполнена. – Она полезла в карман фартука за пакетиком с орешками «Плантерс». Ее последний врач, доктор Стаунтон, рекомендовал максимально исключить из рациона соль, но что он понимал? Она пережила обоих своих врачей, которые оберегали ее здоровье после того, как ей исполнилось восемьдесят шесть, и всегда съедала несколько соленых орешков, если ей того хотелось. От них ужасно болели десны, но вкус того стоил!

Когда она жевала орешки, на дорожке, ведущей к крыльцу, появился Ральф Брентнер в надетой набекрень шляпе с пером. Постучав по двери крыльца, он снял шляпу.

– Не спишь, матушка?

– Не сплю, – ответила она с полным ртом. – Заходи, Ральф. Я не жую орешки, давлю их деснами.

Ральф рассмеялся и поднялся на крыльцо.

– У ворот люди, которые хотят поздороваться с тобой, если ты не слишком устала. Они приехали час тому назад. Хорошая компания, должен сказать. Главный у них из длинноволосых, но свое дело знает. Фамилия Андервуд.

– Можешь привести их, Ральф. Все в порядке.

– Хорошо. – Он повернулся, чтобы уйти.

– Где Ник? – спросила она. – Не видела его сегодня, да и вчера тоже. Он слишком зазнался, чтобы заглядывать к землякам?

– Он на водохранилище, – ответил Ральф. – Вместе с этим электриком, Брэдом Китчнером. Обследуют электростанцию. – Он потер крыло носа. – Утром я поехал с ними. Решил, что всем этим вождям нужен как минимум один индеец, чтобы кем-то командовать.

Матушка Абагейл захихикала. Ей очень нравился Ральф. Простая душа, но по-житейски мудрый, он интуитивно знал, как что работает. Ее не удивило, что именно стараниями Ральфа появилось «Радио Свободной зоны», как все его теперь называли. Он относился к тем людям, которые не побоялись бы залить эпоксидной смолой трещину в тракторном аккумуляторе. Нет, он просто бы снял бесформенную шляпу, почесал лысеющую голову и улыбнулся бы, как одиннадцатилетний подросток, который выполнил все поручения и уже взялся за удочку. Такой человек всегда нужен, если дела идут не слишком хорошо, потому что именно такие, как он, зачастую могут предложить выход из положения, когда всем уже кажется, что они в тупике, из которого не выбраться. Он мог поставить нужный штуцер на шланг велосипедного насоса, если на шине стоял вентиль большего диаметра, чем полагалось по инструкции, и он знал, как заставить духовку издать такой забавный жужжащий звук, просто посмотрев на нее, но когда ему приходилось сталкиваться с табельными часами, он почему-то всегда приходил на работу слишком поздно, а уходил слишком рано, так что дело быстро заканчивалось увольнением. Он знал, что можно удобрять кукурузу свиным навозом, если смешать его с землей и соломой в должной пропорции, и он знал, как мариновать огурцы, но не мог понять, что такое договор о ссуде на покупку автомобиля и каким образом автомобильным дилерам всякий раз удавалось его надуть. Заявление о приеме на работу, заполненное Ральфом Брентнером, выглядело так, словно его пропустили через блендер «Гамильтон-Бич»… плюс грамматические ошибки, оторванные углы, кляксы и отпечатки жирных пальцев. Если перечислить все места, где он работал, создавалось впечатление, что он объехал земной шар на грузовом пароходе. Но когда начинала рваться живая ткань этого мира, именно ральфы брентнеры не боялись сказать: «Давай зальем все эпоксидкой и посмотрим, а вдруг схватится». И в большинстве случаев действительно схватывалось.