Мальчики в долине - Филип Фракасси
– Конечно, отец. Я схожу за вещами?
Помолчав и прикинув, не продолжить ли наставления, Эндрю наконец кивает.
– Да. Не забудь пальто и шапку. На улице холодно.
Питер уже пятится назад, ему не терпится побежать вверх по лестнице в гардеробную.
Эндрю знает, что Питер в восторге от предстоящей поездки, и надеется, что мальчик с нетерпением ждет возможности с пользой провести время со своим учителем (по крайней мере, ему хотелось бы так думать).
Но Эндрю знает и то, что Питеру не терпится увидеть Грейс Хилл.
– Иди, – говорит он. – Встречаемся у ворот через пятнадцать минут.
Питер поспешно направляется к лестнице, и Эндрю восхищается его выдержкой: он взял себя в руки и не сорвался в галоп. Эндрю не дурак, он понимает, как опасно класть уголь слишком близко к открытому огню, но он не хочет и ограждать мальчика от мира, чтобы не выслушивать его потом, когда он, не обладая достаточным опытом, примет самое важное и необратимое решение в своей жизни и станет священником.
Если Питеру суждено стать священником, Эндрю хочет, чтобы он сознательно принял это решение. Быть священником – это призвание, но это также и выбор. Если вы выбираете такую стезю, знание о том, чем вы жертвуете, должно быть реальным, а не рассказанным кем-то или прочитанным в книге. Это касается и любви.
Любви… которую придется отпустить.
Только тогда решение будет полноценным; достаточно прочным, чтобы выдержать бесчисленные искушения на протяжении многих лет. И все же он надеется, что Питер сделает именно такой выбор и откажется от многого из того, что предлагает мир, чтобы стать чистым сосудом Божьим.
А если он этого не сделает, если он предпочтет любовь к мирским вещам любви к Господу, если он примет земные сокровища вместо небесных наград, то Эндрю поддержит его. В конце концов, он любит мальчика, как собственного сына, и его счастье превыше всего.
Размышляя об этом и переживая о том, какая будут погода, Эндрю выходит через тяжелые двойные двери в шепчущий холод. Он направляется к сараю, чтобы подготовить повозку. Вокруг порхает легкий снежок, только-только начавший укрывать землю. Он улыбается про себя, думая о Питере, о великом решении, которое ему предстоит принять.
Да, он позволит мальчику самому принять это решение.
Но облегчать Питеру выбор он не будет.
18
Грейс!
Я стараюсь сдержать волнение. Я не был на ферме несколько месяцев, на душе у меня тревожно, но желание увидеть Грейс сильнее.
Эндрю впервые взял меня с собой на ферму Хилла, когда мне было всего двенадцать. К тому времени я уже был под его крылом, и, заметив мой интерес к Священному Писанию и всему духовному, он начал давать мне уроки, которые со временем помогли бы мне встать на стезю священника. Та первая поездка на ферму Хилла была – и остается – одним из лучших дней в моей жизни. Точнее, в жизни после смерти моих родителей и прибытия в сиротский приют. Это было так здорово. Настоящее приключение.
Ферма принадлежит Джону Хиллу, человеку, которого к тому времени, когда нас познакомили, отец Эндрю уже хорошо знал и который снабжал сирот припасами еще до того, как Эндрю начал служить в приюте. Конечно, есть и другие фермы, но все они расположены дальше фермы Хилла, и ни на одной нет всего необходимого для пропитания и содержания тридцати двух растущих воспитанников. Всем детям, включая меня, было запрещено ездить в Честер, поэтому ферма Хилла стала единственным доступным мне окном в реальный мир, по крайней мере, до тех пор, пока мне не исполнится восемнадцать и я не покину приют (или меня не отправят в работный дом или на фабрику, как многих детей, особенно самых непослушных).
Маленький затворник, я с нетерпением ждал встречи с мистером Хиллом, с животными, о которых я только читал, знакомства с новым миром.
А потом произошло нечто невероятное.
Я встретил Грейс.
Наша семья жила очень замкнуто, и я, единственный ребенок, не общался ни с одной женщиной, кроме своей матери. А когда я оказался в приюте для мальчиков, возможностей для такого общения стало еще меньше. Но вмешалась судьба, и в возрасте двенадцати лет я встретил первую настоящую девочку в своей жизни.
Джона и Эндрю откровенно позабавила моя реакция на Грейс Хилл, которой в то время было всего десять лет. Я помню, что поначалу я больше молчал и очень стеснялся. Но она была доброй и забавной, и ее не отпугнул мой угрюмый, растерянный вид. Оглядываясь назад, я задаюсь вопросом, обсуждали ли Джон и Эндрю с Грейс возможность встречи с одним из сирот и подготовил ли Джон свою дочь к тому, чтобы она не обижалась, если мы будем вести себя, скажем так, странно.
Или, может быть, дело было в характере Грейс – прямолинейном, открытом, энергичном. Неординарном.
В тот первый волшебный день, пока Эндрю и Джон разговаривали о не интересных детям вещах, Грейс взяла меня за руку и без лишних слов потащила на экскурсию по ферме. Она показала мне их аккуратный, скромный дом, который представился мне, наивному ребенку, удивительным местом. У них было так много вещей! Мне хотелось взять в руки каждый предмет и изучить его! Лампы, вазы и расписные чаши, резная деревянная трубка, целая стопка журналов. И игрушки! У меня закружилась голова. Когда она привела меня в свою комнату, я ахнул от потрясения.
– Эта комната только твоя? – спросил я, сам не свой от шока (сопровождаемого постыдным, болезненным уколом зависти).
Грейс кивнула, не замечая моего изумленного выражения лица или проигнорировав его. Она великодушно показала все свои игрушки, не демонстрируя при этом ни высокомерия, ни снобизма. Потом с гордостью дала посмотреть свои яркие рисунки, цветные карандаши и краски.
Наконец, она показала мне свои книги.
Помню, с каким благоговением я смотрел на этот аккуратный книжный шкаф, выкрашенный в фиолетовый цвет, изящно расписанный белыми цветами. Полки заставлены рядами ярких корешков.
– Тебе нравится? – спросила она, заметив, что я рассматриваю цветы, нарисованные по бокам шкафа. – Папа сам его расписал.
Я представил, как высокий, бородатый, широкоплечий и мускулистый Джон Хилл старательно вырисовывает каждый из этих нежных лепестков для своей дочери. От этой мысли мне захотелось разрыдаться – так стало обидно и жалко себя, но мой разум был
