Мальчики в долине - Филип Фракасси
При их появлении в комнате воцаряется тишина, как будто все затаили дыхание.
Джонсон легонько вталкивает Бартоломью в комнату, отворачивается, скривив гримасу, и закрывает двери. Бартоломью быстро обводит взглядом спальню, затем, не говоря ни слова, подходит прямо к своей койке, откидывает покрывало и укладывается, не снимая заляпанные грязью ботинки и грязную мокрую одежду. Он натягивает одеяло на голову и лежит неподвино.
Через несколько ударов сердца дети снова начинают двигаться и разговаривать. Ход времени возобновляется.
– Все лучше и лучше, – говорит Дэвид.
Я поворачиваюсь к нему, но он прячется за своим журналом. Впервые я обращаю внимание на эту деталь обложки: на картине изображен человек, который, прикрываясь металлическим экраном, фотографирует пылающее сердце действующего вулкана – извержение ярко-красной лавы с черными прожилками. Человек за экраном кажется маленьким и ошеломленным.
Наверное, так выглядит ад.
16
Боже, я ненавижу мессу, – думает Дэвид, сидя в дальнем конце маленькой часовни; от скуки у него слипаются глаза, он отчаянно ждет окончания проповеди.
В часовне собрались все мальчики, они толкают друг друга локтями, дергают себя за уши, ковыряют в носу и ерзают на жестких деревянных скамейках, с которых нельзя вставать. Пул, как обычно, продолжает монотонно бубнить, и Дэвид едва сдерживается, чтобы не лечь на скамейку и не закрыть глаза.
Странности предыдущего дня и предшествовавшей ему ночи, похоже, выбили всех из колеи. Включая священников. Вчера не было ни работы в поле, ни уроков. Дэвид не может вспомнить, когда в последний раз у него был свободный день и он мог ничего не делать, кроме как слоняться по спальне, читать журнал, дремать после обеда. Это было чудесно, но в то же время странно. Нарушение распорядка дня было похоже на то, как в моторе лопается какая-то шестеренка, из-за чего страдает настройка всего механизма и кажется, что все немного разладилось.
Ко всему прочему, половина мальчиков ведут себя как лунатики. Совершенно непонятно, почему за одну ночь некоторые ребята неузнаваемо изменились, но сколько он ни пытался вчера поговорить об этом с Питером, у него ничего не вышло. Бедолага продолжает искать рациональные объяснения даже после того, как Дэвид рассказал ему о могиле.
Дэвид решил воспользоваться неожиданной свободой и среди дня отправился на прогулку, где решил взглянуть на свежевырытую могилу таинственного мертвеца. Несколько извращенное желание, он это понимал. Снег почти на всем кладбище растаял. Свежий дерн на новой могиле было легко заметить.
При одном взгляде на могилу у Дэвида перехватило дыхание.
– И что с ней не так? – спросил Питер, выслушав рассказ Дэвида во время обеда. Сегодня они сидели за одним столом.
– Трава в том месте, где его похоронили… она мертвая, Питер. Не просто завяла или стала коричневой от холода… Она вся сухая и черная… мертвая. – Он замолчал, пытаясь подобрать слова. – Словно выжженая.
Питер усмехнулся, как и другие мальчики за столом. Дэвида раздражало, что они ему не верят, но радовало, что рядом с ним те, кому он по-прежнему может доверять. Мальчики, которые все еще вели себя как обычно. Бэзил, например. Маленький засранец был той еще занозой, но Дэвиду он нравился. Он казался таким беспомощным и, вероятно, не выжил бы, если бы Дэвид время от времени не помогал ему. Слишком болезненный, слишком тощий. Хотя умный. В будущем из него вырастет тот еще охломон, и Дэвид решил, что этому старому курятнику еще один лис не помешает.
За одним столом с ним сидел также хрупкий Бен, мягкий, как хлебное тесто, глаза у него вечно на мокром месте. Еще Джеймс, хороший малый, преданный и всегда готовый помочь. И, конечно, Тимоти, которого Дэвид считал занудой, но парень большую часть времени держал свой заикающийся рот на замке, чему Дэвид был только рад.
По какой-то причине он чувствовал, что лучше делиться своими соображениями с небольшой компанией, которой он доверяет. Байрон, сидевший за соседним столом, явно пытался подслушивать; Дэвид не имел ничего против. Этот грубоватый парень был самым преданным защитником «святого Питера», о каком только можно было мечтать.
Наверное, он хочет убедиться, что никто не посягает на его святость.
– Говорю вам, – продолжал Дэвид. – Я был там сегодня, пока вы в уборной дрочили.
Питер испепелил его взглядом, но Дэвид это проигнорировал.
– Я хотел увидеть могилу своими глазами.
– Кому захочется смотреть на эту кучу грязи? – сказал Бэзил, хихикая.
– Что значит «выжженная»? – спросил Бен, не обращая внимания на Бэзила. Его зрачки расширились.
Дэвид рассказал им, что видел.
– Они срезали дерн, а затем снова уложили поверх могилы. Говорю вам, он был черный, как нефть. Словно его облили каким-то ядом.
Когда он закончил, за столом воцарилась тишина, мальчики погрузились в свои беспокойные мысли.
После обеда дела пошли ненамного лучше. Выспавшись и приведя себя в порядок, Бартоломью начал вести себя даже более странно, чем все остальные вместе взятые. Ни с того ни с сего он стал разговаривать с другими сиротами так, словно его избрали мэром приюта Святого Винсента, всем улыбался и жал руки. Настоящий ребенок-политик, если такие вообще существуют.
Но он никогда так себя не вел. Ни разу за все годы, что прожил в приюте. Он был тихим и замкнутым. Дэвид всегда считал его сдержанным и, откровенно говоря, странным. Сознательно или бессознательно, он держался подальше от этого мальчика, как и большинство других. Тихоня, да, но никогда не знаешь, чего от него ждать.
Теперь же он, по-видимому, выбрался из своего панциря.
В какой-то момент, во время послеобеденной игры в карты, даже Бэзил заметил его странное поведение.
– И с чего это он такой счастливый? – спросил он, бросая осторожные взгляды через плечо Дэвида на компанию в дальнем углу спальни; Бартоломью находился в самом центре, как будто вершил суд. Дэвид не знал, что и думать, ни тогда, ни сейчас.
Может, ночь в яме пошла мальчику на пользу.
Тем не менее Дэвиду все это кажется странным. И от происходящего ему не по себе. Мальчики, которые старались держаться подальше друг от друга, теперь дружат. Даже во время ужина за столом Бартоломью не было свободных мест.
Но самое странное во всем этом то, что Саймон привязался к вурдалаку с сальными волосами. Внезапно эти двое стали неразлучны, хотя
