Мальчики в долине - Филип Фракасси
Они с Эндрю смотрят вслед шерифу и его людям. Повозка трясется по заснеженной дороге, а на ней трясется и покачивается завернутое тело.
– Нам подготовить детей, отец?
Эндрю не знает, как пройдет этот день. Все кажется странным, и, хотя он слишком устал, чтобы разобраться в сути того, что произошло ночью, он чувствует, что важно оградить детей от всего этого.
– Нет, – отвечает Пул, не сводя глаз с горизонта. Бейкер и его люди превратились в крошечные точки, поднимающиеся по пологому склону. – Думаю нам всем нужен день на восстановление, включая детей.
Эндрю вопросительно смотрит на него, и Пул тихо усмехается.
– Я работаю здесь лет на двадцать дольше, чем вы, сын мой. Можете мне поверить, дети слышали многое из того, что происходило ночью. Джонсон сказал мне утром, что застал двух старших мальчиков на лестнице.
– Питера?
– Да, и Дэвида. Редко их увидишь вместе. Но оба хорошие ребята.
Эндрю кивает.
– Из Питера получится замечательный священник. Надеюсь, он останется в приюте. Он хорошо ладит с малышами.
Пул кивает, но ничего не говорит. Помолчав, он оглядывается на приют.
– Я должен отдохнуть, Эндрю. Да и вы тоже. Ночью мы с вами не сомкнули глаз, а завтра нас ждет важный день.
Переключившись с далекого горизонта на Пула, Эндрю провожает его взглядом. Он видит, как Бартоломью и Джонсон заходят в здание. Эндрю с некоторым удивлением замечает, что ночь, проведенная в яме, никак не отразилась на Бартоломью. Возможно, Пул прав. Им всем не помешает хотя бы один день отдохнуть и поразмышлять. Завтра, после мессы, он отправится на ферму Хилла за припасами, и перед поездкой ему нужно восстановить силы. Даже если он планирует отправиться туда не один.
Эндрю кричит вслед Пулу:
– Я прослежу, чтобы мальчиков накормили завтраком.
Пул машет рукой, не оглядываясь.
Эндрю поднимает взгляд на окна спальни. Мальчики прижимают лица к стеклу, многие смотрят на него. Скорее всего, они видели шерифа и его людей.
А значит, и трупы, – думает он и глубоко вздыхает.
Эндрю задумывается, как он объяснит все это Питеру. Он подавляет улыбку, представляя, как они с Дэвидом отправились ночью на разведку. Пул прав, их редко увидишь вместе, но Эндрю кажется, что между этими мальчиками существует тесная связь, о которой даже Пул не подозревает. Возможно, они и сами о ней не знают.
Молодой священник вздыхает еще раз, чувствуя, как после бессонной ночи мысли и тело сковывает усталость. Он безучастно смотрит на завернутый труп Пола Бейкера. Что-то подсказывает ему, что какая бы злая сила ни была заперта в теле Бейкера, теперь она вырвалась на свободу. Сам того не желая, он вспоминает историю об Иисусе и бесноватом, жившем среди гробниц.
Нас много.
– Имя мне – легион, – бормочет Эндрю, цитируя отрывок из Евангелия от Марка, – ибо нас много.
Марк рассказывает, как Иисус изгнал демонов из человека и переселил их в стадо свиней, которых было около двух тысяч. Обезумевшие свиньи бросились в озеро и утонули.
Эндрю смотрит на труп и размышляет об этой притче, затем задумывается, стоит ли благословить несчастного в последний раз, прежде чем его предадут земле. После недолгих раздумий он решает этого не делать. Глубоко внутри, в самых темных уголках своего разума, где заперто все зло мира, он обнаруживает новый страх. Страх, что благословение может вызвать какую-то реакцию, что проклятая плоть взбунтуется в последний раз.
Эндрю морщится и быстро идет к приюту.
У него нет никакого желания видеть, как труп возмутится своим грязным саваном.
15
Я отхожу от окна и сажусь на свою кровать, не зная, что делать дальше. Утром у нас почти никогда не бывает свободного времени, и, как и большинство мальчиков, я не знаю, чем себя занять. Я надеюсь, что на кухне готовят завтрак, даже если это просто печенье, потому что желудок у меня словно иголками набит, его то и дело пронзают острые уколы голода.
Я не замечаю Дэвида, пока он не садится ко мне на кровать. Пружины скрипят под нашим весом, я смотрю на него с удивлением. Такая фамильярность не в его стиле.
Даже странно представить, но я знаю Дэвида почти всю жизнь. Он оказался в приюте Святого Винсента примерно через год после меня, и в то время мы вдвоем были самыми младшими, оба еще не оправились от резкой перемены обстановки, от того, что нас лишили детства. Мы не подружились, как многие другие в подобных ситуациях, например Джонатан и Финнеган, наши пресловутые «близнецы» (хотя они и родились на разных континентах). Однако мы с ним как бы тяготели друг к другу: не друзья и не враги, словно спутники планеты, наблюдать которую нам было неинтересно, но на орбите которой мы тем не менее были вынуждены находиться. Прошли годы, и теперь мы самые старшие в приюте. Те, кто был старше нас, стали подмастерьями или ушли в армию. Многие умерли. И минимум один сбежал.
То, что я самый старший (мы оба на два года старше любого из нынешних сирот), всегда давило на меня грузом дополнительной ответственности, которую мое обучение на священника только усилило. Я никогда не думал, что Дэвид чувствовал то же самое. Теперь мне кажется, что я был неправ.
– Странно, правда? – тихо спрашивает он.
Я смотрю на него, не понимая, о чем он. Он кивает на северный угол спальни, и я смотрю туда.
Большинство мальчиков уже проснулось. Когда все так возбуждены, спать невозможно. Многие сидят на кроватях, словно не знают, что делать, пока им не скажут. Некоторые обулись, накинули пальто и поспешили в уборную на улице.
Однако Дэвид имеет в виду кое-что другое.
Чему у меня нет объяснения.
В дальнем конце комнаты несколько мальчиков сидят на полу скрестив ноги, образуя неровный круг. Не самое странное зрелище, но все-таки довольно необычное.
Удивительно, что в круг сели именно эти мальчики.
Я замечаю Саймона, а также Терренса, Сэмюэла и Иону. К ним присоединилось несколько мальчиков помладше, в том числе иммигрант из Италии Фрэнки, который может похвастаться оливковой кожей, и Огюст, высокий четырнадцатилетний подросток, единственная претензия которого на индивидуальность заключается в том, что он француз (он всегда подчеркивает, что он не француз, а франко-канадец, но для детей из Пенсильвании, которые большую
