Эрика Свайлер - Книга домыслов

– Саймон!

– Давайте здесь, Дженис.

Женщине было явно не по себе. Глаза предательски блестели. Она что, плакала?

– Будет лучше, если мы пройдем в мой кабинет.

– Не лучше. Я бы предпочел не проходить мимо всех.

Губы ее чуть приоткрылись, выпустив едва слышный возглас.

– Понимаю. Хорошо вас понимаю…

После этого Дженис принялась во всех деталях описывать мне, как она за меня боролась. Она утверждала, что если бы ей удалось найти хоть какой-то способ свести концы с концами, не увольняя меня, то она обязательно бы его использовала. Мне не хотелось ее слушать. Не помогло даже то, что Дженис принялась расхваливать меня как работника. Она, оказывается, рада была наблюдать за тем, как я расту. Лучше уж делать вид, что слушаешь. Прекрасная маска, которая так мне идет.

– Без вас каталогизация будет уже не той, – заявила она.

Даже если Дженис не кривила душой, что вполне возможно, ее оправдания звучали жалко. А что там за стеллажом с периодическими изданиями? Толстая рыжеватая коса! О черт! Алиса слушает, как меня увольняют.

– Мне очень жаль, но ничего другого не остается.

Я как бы издалека слышу, что соглашаюсь на двухнедельную отсрочку. Дженис говорит, что сделает пару телефонных звонков, рекомендуя своего уволенного работника.

– Хорошо, – соглашаюсь я.

Теперь я только рад тому, что меня увольняют, так как происходящее таит в себе уж слишком много унизительного. Зачем ремонтировать водосточный желоб, если на все остальное просто нет денег? Пройдет совсем немного времени, и оба моих дома пойдут прахом.

Дженис ошибается. Я проработал в библиотеке не десять, а двенадцать лет. Двенадцать лет работы в относительном одиночестве: раскладывание, сортировка, сканирование, каталогизация, поиски, составление писем, клянченье грантов, клянченье финансирования… Я сроднился с бумагами. Они стали частью меня. Двенадцать лет, посвященных томам и страницам. Теперь я сам стал похож на книгу.

Ко мне подошла Алиса. На работе мы старались держаться подальше друг от друга. Библиотеки – это рассадники сплетен. Все знали, что муж Марси пьет, раньше, чем о том узнала сама Марси. Мы с Алисой старались всем показывать, что нас связывает лишь работа. Мы виделись только тогда, когда мне нужно было узнать расписание или когда Алиса приходила ко мне за иллюстрационным материалом к выступлению либо еще за чем-то. Как они будут без меня обходиться? Алиса вышла из-за стеллажей. Ее симпатичные коричневые штаны терлись об огромный том. Во всем ее облике читалась жалость ко мне. Плотно сжатые губы. Слегка опущенные веки. Падающие на щеки тени от длинных ресниц. Весь ее вид соответствовал словам: «Мне так тебя жалко!» Секундная реакция может оказаться убийственной. Разрушительный потенциал подобного выражения лица трудно себе вообразить. Она перехватила мой взгляд. «Ты в порядке?» – беззвучно спросили ее губы. Я пожал плечами. А что я мог ответить? Она стояла за ксероксом, когда пожилой мужчина прикоснулся к ее плечу. Удобные туфли, белые носки, рубашка из тонкой ткани с пуговицами на воротнике, шорты, стариковские колени… Старые люди любят Алису. И слава богу! Я сейчас не могу с ней говорить, по крайней мере до тех пор, пока не сделаю этого… Я поднял трубку и набрал номер Миллерстонской библиотеки.

– Привет, Лесли! Это Саймон Ватсон из Грейнджера…

За сорок пять минут я переговорил по телефону практически со всеми директорами всех библиотек от Вавилона до Маттитака либо оставил им голосовое сообщение. Джина из Комсвоуга была настолько любезна, что сообщила о том, что Дженис уже звонила ей и замолвила обо мне словечко.

– Она очень переживает. Она относится к вам почти так, как к своему родному сыну. Если получится, мы вас к себе возьмем, но наша библиотека находится в таком же затруднительном положении. Лучшее, что я могу сейчас предложить, – волонтерская работа. Когда дети вернутся после летних каникул в школу, я, пожалуй, смогу устроить вас на неполный рабочий день. Не сочтите мое предложение издевкой.

Щипая себя за нос, я не улучшал своего положения, но, когда я испытывал физическую боль, мне легче было вести все эти разговоры. Хуже было с Лаурой из Айтер-Харбор.

– Хотела бы я помочь, но мне самой помощь не помешала бы. Я разговаривала с Дженис две недели назад по телефону, надеялась, что вы не так скованы в ваших действиях. А фонды на архив по китобойному промыслу совсем-совсем получить не удается?

– Удается, но денег все равно недостаточно.

Когда я положил трубку на рычаг, ничего во мне не изменилось. Просто я впустую потратил время. Члены книжного клуба сидели в креслах перед фасадными окнами библиотеки, а стайки детей взбирались вверх по ступенькам лестницы. Книги надо выдавать, расставлять на полках и ремонтировать. Мне еще надо было закончить готовить документацию к заявке на получение фондов для каталогизации. Впрочем, это и без меня сделают. Я принялся лазить по веб-сайту, ссылку на который мне прислала Лиза Рид. Город Нью-Йорк мог предложить много рабочих мест: цифровое архивирование, архитекторы информационных систем… Что это за работа? Даже если бы я знал, все равно не смог бы ездить в Нью-Йорк на работу из дома. На Лонг-Айленде работы по специальности почти не было. Большинству библиотек нужны были студенты-стажеры либо колдуны – умельцы по привлечению дополнительного финансирования. Внизу страницы, в небольшом зеленом окошке виднелось объявление о поисках человека на должность сотрудника отдела рукописей архива Сандерса-Бичера, в частную библиотеку, находящуюся в Саванне, штат Джорджия. Перескакивая с одной ссылки на другую, я перешел на веб-сайт архива. Здание оказалось старинным, с колоннами. Оно было очень красивым. Фотографии интерьера демонстрировали великолепные книжные полки, сделанные из ореха или вишни. Комнаты от пола до потолка были заполнены переплетенными в кожу томами. В кратком комментарии Сандерс-Бичер описывался как архив, имеющий «персональный подход к истории в широком понимании этого слова». Библиотека могла похвастаться книгами, изготовленными на первом в Джорджии печатном станке, дневниками первых переселенцев и располагающимся в ее здании музеем. Я по-другому взглянул на наш архив по китобойному промыслу. Жалкие плоды мании Филиппа Грейнджера сейчас покоятся в двух стерильно чистых комнатах, а вот архив Сандерса-Бичера лучился теплом и жизнью. Впрочем, не исключено, что я смотрю на все издалека и через розовые очки. Возможно, я обладаю излишне романтичным восприятием. Мили, отделяющие меня от Саванны, не делают мои желания более реальными. А если еще вспомнить о доме и о приезде Энолы…

– Привет!