Трупорот и прочие автобиографии - Джон Лэнган
На службе ему доводилось испытывать сильный страх. Например, однажды он в составе группы из трех человек обыскивал дом, в спальне которого на верхнем этаже неделю пролежала мертвая старуха. Смерть выглядела естественной, без признаков насилия, однако соседка, вызвавшая полицию, утверждала, что совсем недавно старушка якобы приютила одну психически неуравновешенную девушку – и спустя всего пару дней перестала выходить из дома. С оружием наперевес и с фонариком, задыхаясь от вони гнилого мяса, Август вместе с напарниками прочесывал на удивление просторный первый этаж и подвал. Потом, когда в доме никого не обнаружили, он постарался не показывать эмоций, скорчив невозмутимую гримасу, но во время обыска, открывая двери в комнаты и заглядывая в шкафы, он остро чувствовал присутствие сумасшедшей дамочки, которая вот-вот, будто в дешевом ужастике, выскочит на них с тесаком. Воздух кругом дрожал, как после громкого хлопка.
Тогда страх, от которого трясся луч фонарика, шел изнутри: от вида старушечьего трупа в памяти всплыли воспоминания о фильмах ужасов. То, что не давало Августу двигаться сейчас, напротив, хлынуло извне, будто в этой части башни царила своя атмосфера: на двадцать градусов холоднее и насквозь пропитанная ужасом. Августу до боли хотелось пошевелиться, переставить ногу на следующую ступеньку, но он боялся оторвать подошву от камня – вдруг колени подогнутся, он упадет лицом вниз и не сумеет больше подняться… Тогда он останется совершенно беззащитным перед здешним хозяином, перед вампиром…
– Август!
Он поднял голову. Тони стоял пятью ступеньками выше.
– Август, – повторил он. – Идем.
Август хотел сказать, что не может, но зубы так сильно стучали друг о друга, что он не сумел выдавить ни слова.
– Это Мундт, – сказал Тони. – Это из-за него тебе страшно.
Август кивнул, слабо дернув головой.
– Реакция вполне естественная, – заверил отец. – Он – полная противоположность всей твоей сути. Прости, надо было сразу догадаться. Постарайся думать о чем-нибудь другом. Помогает. Знаешь, что делаю я? Вспоминаю стихи самых занудных викторианцев, которых только помню. Хочешь, прочитаю тебе одно?
Почему бы нет? Август кивнул.
– Сначала я подумал, что он лжет, – заговорил Тони. – Седой калека, хитрый щуря глаз.
Глядел он – на меня насторожась,
Как ложь приму я. Был не в силах рот
Скривившийся усмешки скрыть, что вот
Еще обману жертва поддалась.[4]
Поэма оказалась длиннее, чем думал Август. Поначалу он пытался уследить за развитием событий, но страх постоянно отвлекал. Отец то и дело менял интонации, говоря то громче, то тише, то вовсе затихая; и возникало ощущение, будто Август невольно подслушивает его разговор с самим собой. Сюжет тем временем разворачивался, Август понемногу брал себя в руки, пока наконец Тони не дошел до строк:
Не черного ли замка то массив
Слеп, как безумца сердце, там лежит,
Округлый, низкий? В целом свете вид
Такой один.
После этого Августу удалось сосредоточиться на словах отца. Когда старик замолчал, он спросил:
– Это все?
– Это все.
– Но…
– Идти можешь?
Мог, хоть и с трудом. Трясущаяся нога медленно поднялась на следующую ступеньку.
– Повторишь еще раз?
– Конечно. Давай скорей. Сначала я подумал… – сказал Тони, и Август поднял левую ногу.
Герой стихотворения – судя по всему, некий рыцарь – сошел с дороги и пересек бесплодное поле, заросшее бурьяном и чертополохом. На стенах лестницы вновь замелькали символические изображения лабиринта, будто наполненные черной водой. Рыцарь встретил тощего коня, перешел вброд поток, что «не был мрачно медленным» и «мог, бурля и пенясь, омывать скорей копыта раскаленные чертей». Над головой Тони показался дверной проем. Рыцарь ступил на земли, где велась война и «битвой стоптан почвенный покров», увидел то ли колесо, то ли «орудье пытки» – «трепало, чьи клыки тела людские рвали на клочки, как шелковую пряжу». В дверном проеме замерцал слабый свет. Наконец рыцарь добрался до предмета своих исканий – Черного замка, слепого, «как безумца сердце».
В двух шагах от проема Тони замолчал и оглянулся на сына.
– Ужасный финал, – покачал тот головой.
– Ты не первый, кто так считает. Как справляешься?
– Более или менее. Спасибо.
Тони показал на проход.
– Сейчас станет хуже.
– Отлично.
– Я бы спросил, готов ли ты, но времени у нас нет.
– Нормально. Справлюсь.
– Дверь должна быть сразу напротив входа. Но я уже говорил, в башне свое пространство. Если не увидишь ее, оглядись. Запомни: тебе нужен дверной проем в черной раме.
– А если Мундт…
– Я сам им займусь.
– Ты не справишься с вампиром.
– Напомни, какой у тебя опыт общения с этой тварью?
– А как же навеянный им ужас?
– Я тоже его чувствую, но… Я увидел тебя – и очень хочу увидеть твою мачеху и младшего сына.
– Ты сумеешь прикончить его одним ножом?
– Именно так убили Дракулу.
– Я Брэма Стокера не читал.
– Мундт – тоже. Не волнуйся, я нашел пару полезных советов в здешней библиотеке. Вперед.
Помещение, куда они попали, было огромным, размером с банкетный зал. Россыпь факелов, установленных на высоте плеч, озаряла рыжим светом ровные кирпичные стены, но сводчатый потолок терялся в тени. Напротив входа стояла дверь в тяжелой черной раме, за которой виднелся луг у подножия холма, где зеленела трава и светило солнце. Август с облегчением перевел дух. Несмотря на все заверения, он понимал: отцу вместе с ним не выбраться. Он пытался придумать выход, но вариант был лишь один: самому драться с проклятой тварью, хотя эта мысль не слишком его прельщала. Однако раз вампира здесь нет, то, возможно, никем не придется жертвовать. Вот бы еще ноги двигались быстрее – тогда бы он в мгновение ока добежал до выхода и выбрался наконец из этого кошмара.
Они прошли полпути, как кто-то на выдохе произнес:
– Энтони…
По комнате пронесся ветер, шелестя мертвыми листьями; этот звук не скрывали даже крики.
– Что ты мне принес?
– Иди, – велел Тони. – Не волнуйся.
– Это и есть малютка-Август? – продолжал голос. – Твой сын? Твой первенец? Ты привел его ко мне?
Дверной проем находился дальше, чем казалось. Или это комната увеличилась в размерах? В неверном свете факелов трудно было понять. В одно мгновение помещение выглядело огромным, точно собор, а потом вдруг съеживалось до габаритов обычного
