Рута Шейл - Двоедушник

Лена пришла в наш класс в середине года, и ее просто не приняли.

Мы с ней сидели за последними партами. Оба были одними из худших по успеваемости.

Не то чтобы я предложил ее проводить. Не то чтобы она согласилась. Мы просто двигались в одном направлении с одинаковой скоростью. Нам было по пути. Каждый день.

Она всегда сама тащила свою сумку с учебниками и не настаивала на беседе. Меня это устраивало.

Возле своего подъезда она говорила «пока» и уходила. Я тоже говорил «пока» и уходил.

В тот раз она задержалась. Постояла молча, а потом зачем-то поцеловала меня в щеку. Пока я соображал, что надо делать в такой ситуации, она поцеловала меня еще раз. Теперь уже в губы. А потом сказала «пока» и ушла.

Я тоже сказал «пока» и ушел.

Думал о Лене весь остаток дня и вечер. Своим поступком она что-то со мной сделала. Можно сказать, как ни старался, думать о другом не получалось. Вряд ли это была любовь. Что-то иное. Не любовь. Просто стыдные мысли.

А ночью Игни чуть не убил человека.

Да, мужик и сам упорно нарывался. К тому же он был сильно охмелевший. Ему не понравилось, что Игни припарковал мотоцикл у подъезда. Мотоцикл стоял нормально. Никому не мешал. Кроме того мужика. Слово за слово – зацепились. Драка.

Провокации случались и раньше. Но Игни никогда на них не велся.

Наутро мне хотелось фигануться из окна.

Полиция, шок в глазах родителей, уверения, что ночью я был дома и у меня нет никакого мотоцикла. Комиссия по делам несовершеннолетних. Деньги, уговоры и мой старый добрый друг Пал Валентиныч. Психиатр.

Но я бы никогда не подумал, что между тем случаем и поцелуем Лены есть какая-то связь.

Черт знает что.

Так я думаю. Чертыхаться вслух, разумеется, не осмеливаюсь. Но честно признаюсь, что ничего не понимаю.

– Воздержание, Антоша, – объясняет она терпеливо и наверняка не мне первому, – это твой единственный шанс на власть над второй душой. Только так ты сможешь не подчиняться Игни, а подчинить его себе. Но для начала ты должен подчинить себе себя самого. Обуздаешь все то, что делает тебя слабым, – накинешь узду на него. В любой момент остановишь его руку, занесенную для удара, и заставишь ползать по земле, умоляя тебя прекратить эту пытку. Ты – примарант, первая душа. Тебе решать.

Все это звучит как избавление от главного из моих кошмаров, но я не готов дать ответ прямо сейчас. Мне требуется время, чтобы окончательно расставить приоритеты.

– Думай, Антоша, думай… Как надумаешь – приходи. А то ведь знаешь, как оно говорится. Человек закован в свое одиночество и приговорен… – Наставник делает паузу, предлагая мне тем самым закончить фразу самому. Но я теряюсь. Тогда она зловеще тянет: – к сме-ерти… Так говорил Лев Николаевич, свет наш, Толсто-ой…

У меня мелькает ощущение, что если я снова сюда вернусь, то она получит мою душу в пожизненное рабство. Точнее, обе моих души.

– Вы тоже? – спрашиваю я уже на пороге. Она глядит вопросительно. Или попросту не расслышала. Формулирую точнее: – У вас тоже есть вторая душа?

– Была, – говорит она и машет сморщенной, похожей на куриную лапку рукой. – Да сплыла, родимая.

И закрывает передо мной скрипучую деревянную дверь.

Куйбышевская водокачка и Ляхово

Сначала Игни натянул поверх куртки нечто вроде портупеи, потом достал из сумки-багажника шипастые шары на цепях. Свернув кистени, он закрепил их за спиной. Судя по тому, как быстро он экипировался, процесс был отработанный и совершался машинально.

На бетонной набережной одиноко высилась башенка с круглыми окнами, похожими на глаза. Какой-то остроумный шутник-граффитчик пририсовал мясистый нос и широко открытый зубастый рот.

Выразительная такая получилась голова…

Но первая девушка была похищена не отсюда.

«Елизавета Королева», – вспомнила ее имя Ника. Вслед за второй душой она двинулась дальше, к темнеющему за деревьями полуразрушенному зданию. «Зачем тебя вообще сюда понесло, Лиза?»

Огромные арочные окна на первом этаже, исполинские трубы, торчащие из земли. Белые квадратные колонны и красный кирпич стен.

Заходить внутрь категорически не хотелось.

– Здесь жди, – скомандовал Игни, и Ника ощутила прилив благодарности. Чтобы не совсем снаружи топтаться, она все-таки сделала шаг под уцелевший над дверью козырек. Игни пропал из виду почти сразу.

Темнота здесь была какая-то рваная в тех местах, где крыша еще сохранилась, лежала плотной густо-черной массой, а под открытым небом расползалась, как старое одеяло. Ника не видела, что делал Игни, но до нее доносились отзвуки его шагов.

Внутри, должно быть, полно колодцев.

Под ногами виднелись шестиугольники чудом сохранившейся плитки. От нечего делать Ника попыталась представить, как все это выглядело раньше. Суетящиеся люди. До блеска начищенные трубы. Безостановочно работающие насосы с циферблатами и огромными вентилями. Когда-то здесь кипела работа, а теперь прорастает трава.

Задумавшись, Ника не сразу поняла, что больше не слышит шагов Игни. И вообще ничего – в заброшенном зале воцарилась полная тишина.

– Эй, – негромко позвала она. – У тебя там все в порядке?

Ни звука.

Осознание того, что она стоит одна посреди развалин, практически в лесу, вдалеке от людей, дорог и фонарей, пронзило ее насквозь.

Ника нерешительно шагнула в дверной проем и остановилась, чтобы приглядеться. Когда глаза немного привыкли к темноте, она смогла различить узкие проходы между прямоугольными дырами в полу. Самоубийственно даже соваться…

Выдохнула. Пошла.

А что, если Елизавета Королева вообще не пропадала? Интересно, обыскивала ли полиция эти ямы? Да тут и кроме них много мест, куда можно…

– Жить надоело?

Ника вздрогнула и чуть не оступилась. Игни возник из ниоткуда. Схватил ее за руку и потащил обратно на улицу. Еле успевала ноги переставлять.

– Ты не отзывался, и я подумала…

– Думаю здесь я, – рявкнул он неожиданно. – А ты стоишь там, где тебя оставили, и никуда не суешься. Еще раз так сделаешь – можешь забыть о моем предложении кого-то там искать. И без тебя проблем до чертиков.

Надо же, какой строгий! Ника собралась было обидеться – никогда прежде никто так грубо с ней не разговаривал, – но передумала. Пусть злится. Лишь бы помог.

– А что там с… э-э… Есми? – спросила она, следуя своей последней мысли. И приготовилась к новому всплеску негодования. Но его не последовало.

– В колодце никого. Были, точно. Совсем недавно. А сейчас нет.

– Это плохо?

– Это необычно.

Почти бегом они вернулись на то место на набережной, где оставили мотоцикл. Между бетонными плитами и рекой светлела узкая полоска песка с травой и тиной. Именно туда и устремился сейчас Игни, а Ника остановилась в нескольких шагах – там, где он отпустил ее руку, прежде чем спрыгнуть вниз, к воде. Мало ли, вдруг это тоже было что-то из разряда «ты стоишь там, где тебя оставили»?