Сергей Алексеев - Мутанты

Волков надеялся, что хоть голод ее несколько усмирит, но куда там! Фантазии ее перехлестывали через край и не имели зримых очертаний. В порыве страсти она повезла Мыколу в Испанию, в трехдневный тур, на корриду, которая произвела на Тамару сильнейшее впечатление. Это после нее незаконная супруга увлеклась садомазохизмом. Принесла с работы наручники и плеть, приковала себя к головке железной кровати, выполненной по заказу, нарядила Волкова в костюм тореадора, прикупленный на корриде, и велела ее усмирять, как быка на арене. Мыкола попрыгал вокруг, с удовольствием вытянул ее несколько раз по крутым бедрам, однако это ей не понравилось.

— А теперь твоя очередь! — пристегнула Мыколу и взяла плетку.

Он извивался на койке, словно уж, и все равно досталось по ребрам, но и от этого экстаза Тамара не испытала.

И вот теперь, должно быть, она насмотрелась кино про офисный секс и хотела сыграть бедную, испуганную секретаршу в кабинете шефа-извращенца. Оголила нижнюю часть тела, разлеглась на диване и залепетала голосом, которым говорила по телефону, но голливудским языком:

— Не прикасайтесь ко мне! О, прошу, не надо! Этого со мной еще никто никогда не делал. Что это у вас такое?

Волков глянул на ее чресла, внутренне ужаснулся, однако не зажмурился и голос не дрогнул.

— На службе не положено! — осадил, ровно плетью. — Батько Гуменник велел мову учить!

— Положено везде, где поставлено! — отпарировала Тамара уже своим обычным голосом. — Ходь до мене, зараз и мове научу, и побачу, шо це таке у тебе в шароварах…

В это время, на счастье Николая Семеновича, в кармане кителя супружницы зазвонил мобильник. По телефону она разговаривала сладенько, с томным придыханием, отчего голос ее никак не соответствовал внешним данным. Ей бы заниматься виртуальным сексом — отбою бы не было от клиентов…

— Я вас очень внимательно слушаю, але, — проворковала Шалавовна и в тот час сменила тон: — Добре, добре, брат! Амерыканець, або хто ще, нехай…

Волков насторожился и одновременно возликовал, а незаконная супруга бросила трубку и с сожалением натянула юбку.

— Сильвестр Маркович прыихав, щоб йому! Гуменника прытягнув и якогось амерыканця.

Она умышленно говорила с ним на мове, дабы у мужа была языковая практика, — заботилась о его карьерном росте.

— Вот что такое хорошая интуиция! — с удовольствием заметил Мыкола.

— Была бы у тебя другая… интуиция, — уже по-русски проворчала Тамара, с грохотом собирая судки. — Чтоб вечером у меня в хате сидел и ждал! Кино погляди, в аппарате оставила…

Они хоть и сошлись уже больше года назад, однако жили пока в разных государствах…

— Чую, сегодня будет настоящая порнуха, раз начальство пожаловало. Тут уж как получится…

— Нехай только не получится! — пригрозила она и хлопнула дверью.

Только сейчас он осознал, какую рискованную комбинацию задумал, и сначала в холодный пот бросило, потом жарко стало, ибо спустя минуту к таможне подкатил «форд» Дременко. Обычно Волков относился к нему холодно, как к конкуренту, но тут поправил фуражку и спустился с башни навстречу:

— Здоровеньки булы, Тарас Опанасович!

Когда тот был секретарем райкома, его звали Тарас Афанасьевич, поскольку с украинским звучанием отчества карьеры было не сделать, но вместе со сменой власти изменилась и мода.

Голова подобного не ожидал, однако без всяких объяснений чувствовалось, приехал по важному делу и чем-то сильно озабочен. И оттого снисходителен до добродушия, что сейчас было на руку.

— Здорово, Мыкола. Знаю, Оксана была у тебя ночью, обнимались тут.

Волков готовился к разговору, придумывал, как начать, но и в голову не приходило, что Дременко сам заговорит об Оксане, и потому слегка растерялся.

— По вызову бежала во втором часу, — признался он. — У Котенко жена рожала…

— Говорят, ее мутант напугал. За руки хватал… Говорила тебе?

Слухи в Братково разносились с быстротой невероятной. Даже в ночное время, когда все спали.

— Говорила…

— Обратно через таможню проходила?

— Нет…

Дременко снял шляпу и вытер низкий, угрюмый лоб:

— Роды приняла и куда-то пропала. Трубка не отвечает. В хате нет, на работе нет… А где мутант напугал, сказала?

— Недалеко от КПП отирался. Тут рядом. Схватил так, что синяки оставил.

— Сам-то видел?

— Синяки видел.

— А мутанта?

— Нет, он мужикам не показывается…

— Мабуть, у москалив ще Ксанка? — то ли спросил, то ли предположил озадаченный Дременко.

— А может, и в «окно» сквозанула…

— Через Куровых?

— Через кого же еще? — Волков уловил нужный момент. — Я вам так скажу, Тарас Опанасович: мается ваша дочка от одиночества. Засиделась в девках, а ей замуж давно пора. Оттого и бегает по ночам.

— Да так, Мыкола, так… Но сейчас не до нее!

— Как это — не до нее? — изумился тот. — Может, поймал ее мутант и уволок?

— Ее, суперечливую, и черт неймет! — в сердцах отмахнулся Дременко. — Страсть яка норовлива!

— Вот и надо замуж отдавать, чтоб угомонилась! Тот головой тряхнул:

— Отдал бы, да ведь ждет Юрка, внука Куровского. Еще тот мерзотник, весь в деда. Зачумил голову дивчине…

— Не ждет она его, Тарас Опанасович.

Дременко глянул из-под мохнатых бровей, словно медведь из берлоги:

— Кто же тебе сказал такое?

— Сама и сказала. И замуж, говорит, никто не берет, не сватается. Мол, рожать пора, а хоть от мутанта рожай.

— Ты с ней такие разговоры ведешь? — спросил голова подозрительно.

— Что же не вести? Мы с Оксаной всякие разговоры ведем…

— Был бы жених, так отдал бы не глядя, — вдруг вздохнул голова, озираясь. — Да где взять такого, чтоб ей по нраву был? Она ведь привередливая — страсть. Ох, кому-то достанется горя с ней похлебать…

Волков с духом собрался:

— Да я бы не прочь, Тарас Опанасович, хлебнуть.

— Чего хлебнуть? — не понял или схитрил тот.

— Горя с Оксаной.

— Ты?..

— Чем я ей не жених? Постарше буду, так и она не первой свежести дивчина. Сама виновата, давно хотел посвататься, да куда там!

— Шутишь, Мыкола?

— Не шучу, Тарас Опанасович! — Волков почуял момент откровения. — Давай с тобой поговорим, как мужики. Нравится мне Оксана, а потому я готов тебе должность уступить и больше не ходить в конкурентах. А своему электорату объявлю, чтоб за тебя голосовали.

Этого Дременко уж никак не ожидал, и вид у него был такой, словно он в лесу заблудился и теперь лихорадочно вертит головой, дабы сориентироваться. Того и гляди закричит — ау!