Самая страшная книга 2025 - Юлия Саймоназари
Мертвая кошка.
Все вскинули голову – и Лори, и Эндрью, и заплаканная миссис Маккензи, и распухший от слез Вилли с обвисшими усами.
Снова раздался крик – долгое, жалобное, пронзительное «мяу!». И кто-то в комнате сказал: «Томасина».
– Кто сейчас говорил? – крикнул Эндрью.
Тишина была ему ответом. Когда же все еще раз взглянули на Мэри, на ее бледном лице навеки застыла улыбка.
Наутро, когда отец Энгус ушел, под окном обнаружили бездыханное рыжее тельце. По свалявшемуся мокрому меху и холодным лапкам, все поняли, что прошлой ночью их покинули сразу две живых души.
И теперь они вместе.[3]
– Откуда у тебя эта книга? – снова спросила я Васю.
Я никогда не верила, что в детях нужно воспитывать сострадание именно таким образом: впихивая в них литературу, смакующую смерти животных. Я слишком хорошо помнила, как рыдала над «Белым Бимом Черным Ухом», чтобы не желать своей дочери такой же судьбы: недоверчиво открывать каждую книгу, где упоминается кошка или собака, и уже заранее готовиться к тому, что автор их убьет. Иногда сделав это достаточно милосердно – если смерть животного должна пробудить в главном или второстепенном герое что-то там из сострадания, любви к ближнему или осознания бренности мира. А иногда – если это хоррор – кишки бедного кота расплескиваются по десяткам страниц, а головой собаки жонглируют еще пару абзацев. К тому моменту, как я поняла этот принцип – животное и его смерть как инструмент воздействия на читателя, – я уже изрядно очерствела. И не хотела того же для Васи.
– П-па… Па-а-а… – выдавила она, всхлипывая.
Ну конечно. Кровь застучала у меня в висках. Игорь. Постоянно говорит: «Я бывший муж, но настоящий отец». И так же постоянно – постоянно! – делает все мне наперекор. Конечно, это он купил ей эту книгу. И скорее всего, именно три дня назад, когда я сказала ему: «Ничего покупать не надо, мы будем расхламляться».
Я отцепила от себя все еще всхлипывающую Васю, взяла книгу и пошла на кухню за телефоном.
– Зачем ты подарил ей эту книгу?! – прокричала я в трубку. – Я же просила тебя – не вмешиваться в мое воспитание!
Игорь издал какой-то странный звук – то ли вздох, то ли кряхтение, – но не произнес ничего, и поэтому я продолжила:
– Она и так у тебя почти полмесяца проводит, но ты решил и на мою территорию залезть? С чего ты взял, что я тебе это позволю!
– Оль… Оль… – мягко сказал Игорь. – С чего ты взяла, что Вася – твоя территория?
– А чья? – Я начала впадать в белую, слепую ярость. Бывший муж всегда знал, как меня довести до ручки. – Твоя, что ли?!
– Нет. – Все тот же вводящий в бешенство мягкий тон. – Своя, разумеется.
– Игорь! Ты… кончай философию!
– Оль, она увидела в магазине книгу, увидела кошку на обложке. Ты же знаешь, как она любит кошек. Попросила купить – я и купил. В чем проблема? Это же книга для детей.
– Но не для шестилеток! Ты бы еще ей «Белого Бима» купил!
– Она не любит собак, ты же знаешь.
– А ты знаешь, о чем я! Игорь, ей даже Колобка было жалко, зачем ты купил ей книгу, где кошка – а она любит кошек, обожает кошек! – УМИРАЕТ! Зачем?!
В трубке воцарилась тишина. Мне показалось, что я слышу какое-то клацанье.
– Оль… Ты про какую книжку говоришь? – наконец осторожно переспросил Игорь. Судя по приглушенному голосу, сейчас он прижимал телефон к уху плечом. – Я купил ей это… как ее… «Тумасину».
– «Томасину», – поправила я. – Ты хоть пролистал ее?
– Ну-у… нет. Но сейчас погуглил краткое содержание.
– Где? В своем воображении?
– Нет, в «Википедии». И тут пишут, что кошка в конце жива.
– Ты идиот, да?! Или меня держишь за идиотку? Я сейчас тебе прочту, чем там все заканчивается. У твоей дочери нервный срыв был, ты понимаешь это?!
Прижав трубку к плечу, я схватила книгу. Она показалась мне странно теплой.
– Слушаешь, да?! – прошипела я.
И начала читать:
Снова раздался крик – долгое, жалобное, пронзительное «мяу!». И кто-то в комнате сказал: «Томасина».
– Кто сейчас говорил? – крикнул Эндрью.
Усы у Вилли Бэннока взметнулись кверху, глаза сверкнули.
– Она! – закричал он. – Она сама!
Молния сверкнула так, что лампы и свечи обратились в незаметные огоньки. Все увидели в окне мокрую рыжую кошку.
Я осеклась.
– Ну? – неторопливо переспросил Игорь. – Ну?
Я не отвечала, лихорадочно пробегая глазами по строчкам:
– Талифа, – заглушил шум ливня нежный голос Лори, – иди сюда! Иди ко мне!
Кто-то мягко шлепнулся на пол. Мокрая кошка подошла ближе, открыла рот, молча здороваясь с людьми, отряхнулась как следует, подняла одну лапу, другую, третью, четвертую и отряхнула каждую. Практичный Вилли ловко обошел ее и закрыл окно.
– Что за черт… – прошептала я.
– Мама, не ругайся! – возмутилась Вася.
Как давно она тихонько подошла сзади? Как давно слушает мою истерику?
– Да-да… – рассеянно сказала я, легонько похлопав себя пальцами по губам: принятое у нас с Васей наказание за грубость. – Да…
– Что там? – прозвучал в трубке голос Игоря.
Я медленно убрала ее от уха и сбросила вызов.
– Ты что-нибудь понимаешь, Лори? – спросил Эндрью.
– Да, – просто отвечала она, нежно улыбнулась и глаза ее засветились мудростью. Она встала и положила в постель девочку с кошкой. Томасина принялась мыться. Ей много предстояло сделать – из лапы шла кровь, два когтя болтались, но она сперва вылизала шею и щеки своей хозяйки, а потом без прежней ненависти посмотрела на рыжеволосого и рыжебородого человека с мокрым лицом.
Я пробежала глазами дальше. Еще полстраницы. Кошка на них не умирала. А я их читала в первый раз. Я бы подумала, что это другое издание, – если бы только что, десять минут назад, своими глазами не видела бы на этих страницах другой текст.
– Мама, что-то случилось? – звонко спросила Вася.
– Томасина жива, – сказала я и захлопнула книгу. Потом открыла снова. Текст оставался тем же. И, как мне показалось, теперь навеки.
Вася расплылась в улыбке:
– Я знаю. Я попросила, чтобы она осталась жива.
– Кого попросила?! – тряхнула я головой.
Вася не ответила. Она просто взяла из моих рук книгу, залезла с ногами в кресло – и открыла ее на последних страницах.
И я готова поклясться, что той иллюстрации, которую начала рассматривать Вася, до этого тоже не было.
Половину ночи я провела в
