Вера Головачёва - Фантом является ночью

Короче говоря, все те недобрые слова, которые с горяча Родион бросал в адрес Алисы или ее коляски, сбывались. Только сбывались по-своему, не в пользу Родиона.

Родион не выдержал взгляда этого человека – или не человека – и чуть ли не бегом отправился в комнату. Больше он не спотыкался.

ГЛАВА 7

Значит, Алиса ни в чем не виновата. А он-то над ней издевался. Вот болван! Перед глазами вновь мелькнули брови-крылья. Глупость какая, так и влюбиться не долго. Родион отогнал навязчивое видение и переключил свои мысли на другое.

А переключиться удалось только на Афанасия Викторовича. Этот страшный человек делает все, чтобы ему жизнь «Сникерсом» не казалась. Зачем? Почему он свинушную родственницу не достает? Может, они одна шайка? Приехали сюда, чтобы жизнь ему испортить. Нет, как-то неправдоподобно получается.

Он ведь чувствует себя здесь хозяином. Ходит себе спокойно по комнатам, серьгою сверкает. А сиделкой меня сделал. Подумаешь, работничек. Стоп! Серьгою он не всегда сверкает, а только когда действует его гипноз!

Безумная мысль закралась Родиону в голову и позволила нервам тревожно защекотать в животе. Что, если сережку эту у него украсть? Но как? Родион даже не видел, как он спит. Когда мальчик засыпал, Афанасий Викторович сидел у постели Алисы. Проснулся – он словно и не пошевелился с вечера: все так же сидел, только смотрел уже не на Алису, а на него. Кстати, когда этот мужчина смотрел на него, Родиона, так пристально, случались все эти страшные вещи. Может, ему очки подарить? Солнечные.

Родион почувствовал прилив энергии от последней мысли, бодро вскочил с кресла и живо оказался у письменного стола. Там, и только там могли лежать очки, поскольку на этом столе могло лежать все, что угодно. Он стал рыться в завалах своего рабочего места, ставших могильниками для многих вещей. Особо крупные вещи, чтобы не мешали, поочередно пикировали на пол. Очков не было видно. Вниз полетели вещи поменьше. И еще меньше. И еще. Очки бесследно пропали.

Очистив весь стол полностью и не найдя там то, что искал, Родион разочарованно сел на диван, в надежде собраться с мыслями. Под ним что-то хрустнуло. У Родиона сердце екнуло в предчувствии. Он медленно встал и неторопливо повернулся в ожидании неизбежного. Треснувшим глазом обиженно на него смотрели совсем еще новые фирменные очки, купленные отцом за сто баксов. В них было столько укора.

«Вот у отца эмоции взыграют», – грустно подумал Родион и поднял очки за дужку. Вторая нервно дернулась и маятником заболталась в воздухе, держась на честном слове. – «А если ее жвачкой закрепить?» – пришла в голову спасительная идея. – "Где-то на столе был «Орбит».

Родион посмотрел на стол и понял – искать придется ниже. Палас походил на засеянное поле, возделывать которое мальчик ринулся с энтузиазмом. История повторилась с той лишь разницей, что пикировали теперь вещи на диван, а не на пол. Наконец, заветные подушечки были найдены. Родион засунул сразу три в рот, чтобы наверняка хватило. Интенсивный вкус мяты до отказа наполнил рот морозной свежестью.

Хорошенько разжевав мятный комок, мальчик вынул его изо рта и зафиксировал дужку. Болтаться она перестала, но белый цвет резко контрастировал с матово-черной оправой, выделяясь бесформенным пятном. Черный маркер лежал рядом на полу. Им и воспользовался Родион. Стало лучше.

«А трещины очень стильно походят на паука», – успокоил сам себя мальчик и направился на поиски усатой сиделки.

Он только успел подойти к выходу, как дверь открылась, и Афанасий Викторович явился собственной персоной. Родион понял, что должен что-то сказать, но слова намертво застряли в горле и не желали оттуда выкорчевываться. Рука, держащая очки, неприятно вспотела.

– Вы что-то хотели мне сказать? – спросил мужчина. Родион глотнул ртом воздух, как рыба, и промолчал. – Попробую угадать. Вы хотели подарить мне очки? – мальчик закивал, словно дрессированный медведь в цирке. Афанасий Викторович двумя пальцами взял из подрагивающей руки очки и поднял их к свету. – Очень мило, завтра обязательно надену. Однако мне тоже надо преподнести вам какой-нибудь подарок в ответ. Что бы вам отдать на память? Разве что это.

Родион с ужасом увидел, как Афанасий Викторович поднес руки к правому уху и...

– Не надо, – выпалил он в испуге. Почему не следовало снимать сережку с уха, Родион не знал. Он просто боялся всего, что делает этот человек.

– Не стоит скромничать, это всего лишь жест вежливости, – Афанасий Викторович изящным движением расстегнул серьгу. – Мне это ничего не будет стоить.

Родион понимал – сейчас случится что-то ужасное. Главное не сказать какую-нибудь глупость: третьего сна с коляской он не выдержит. Нужно сказать что-то хорошее, что бы ему помогло. Спасибо? Нет, не то, как оно ему поможет.

– Будь на твоем месте Алиса, она с радостью приняла бы подарок, – продолжал говорить мужчина. Он уже вынул из уха серьгу и протягивал ее мальчику. – И за тебя Алиса порадуется. Ей нравятся вежливые мальчики. И ты ей нравишься.

Серьга качнулась в руке, прямо перед зрачками Родиона, и медным блеском ослепила глаза.

– Алиса мне поможет, – выпалил Родион, не зная, почему он это говорит. Просто нужно было скорее что-то сказать, пока гипноз не начался. Или реальность. – Она меня не бросит, не даст тебе и дальше издеваться надо мной.

Афанасий Викторович удивленно приподнял бровь и взглядом проник в самое нутро мальчика.

Что он сказал? Зачем ему впутывать сюда еще и Алису? И почему у него ноги подкашиваются?..

Родион посмотрел на свои ноги и увидел, как они медленно, но верно сгибаются в коленях все ниже и ниже. Дикая боль как иголками впилась в икры. Невозможно стало стоять. Ноги уже не держали. Родион крикнул от страшной боли и упал прямо на пол. Как нестерпимо впиваются иголки!

Родион сжался калачиком и схватился руками за икры. Слезы крупными каплями скатились по носу и утонули в ворсе паласа. Он уткнулся лбом в коленки и тихонько завыл. Пальцы судорожно старались раздавить ноги, а Родион этого не чувствовал. Все застилала боль. Мальчик больше не боялся, что его слезы кто-нибудь сможет увидеть. Он просто рыдал, как девчонка, громко всхлипывая, ловя ртом воздух.

Родион поднял голову и наткнулся на взгляд Афанасия Викторовича. Он просто сверлил мальчика глазами. Это он делал больно, хотя и не дотрагивался до Родиона. Ему это удавалось иначе: иголками в икрах отзывалась тяжесть этого взгляда.

Он думал, страшная боль никогда не кончится, но она кончилась. Просто стала уменьшатся, а потом совсем исчезла. Пропали куда-то иголки, пропало ощущение сдавленных пальцами икр, и ковер под ногами уже не чувствовался. Плечо ощущало мягкий ворс. Рука, голова, поясница его чувствовали. А ноги не ощущали. Они вновь грузом легли на пол, не работали.