Девять жизней октября - И. Ф. Сунцова
Телефон обнаружился в прихожей, на тумбочке для всякого рода мелочей вроде связки ключей. Женя хотел набрать номер 03, но внезапно передумал. «Раз она жива, то расскажет, что я надругался над ней! О боже, нельзя, нельзя так поступать!..»
Женя бросил трубку, не удосужившись как следует ее положить на аппарат, и кинулся в комнату, проверять, жива ли Валя, а если оказалась бы живой… пришлось бы закончить дело.
Пока он убеждался, что Валя мертва, с улицы донеслась развязная и нестройная песня двух пьяных бродяг. Женя на миг застыл в одном положении, и положении весьма неудобном, так как крайне удивился ночным звуках ленинградской жизни, так отчетливо долетавшим через плотно затворенное окно в четвертом этаже.
До этого момента он ощущал себя в квартире как в склепе – в сыром, темном и оглушающе безмолвном склепе. Женя хотел открыть окно, еще когда ему показалось, будто тело начало разлагаться и гнить, но побоялся, что выдаст свое присутствие.
Сейчас же он подобрался к заляпанному грязью стеклу настолько близко, насколько это возможно сделать так, чтобы его не увидели с улицы, осторожно, с опаской, выглянул из-за плотной шторы.
– Ну что, Мишатка, еще по глоточку? – вопросил один из бродяг, обнимая своего собутыльника за толстую красную шею.
– Э-э, нет, друг… Жена домой не пустит такого, а меня и так уже ух как шатает! – сказал он и икнул.
И вновь они затянули песню, слова которой можно было разобрать через раз.
«Пьяные… – пронеслось безотчетно в голове Жени, – пьяные». Чем-то его зацепила эта смутная, неясная мысль, но он не мог понять, чем именно. И тут он воскликнул радостно, громко, позабыв о своем беспокойстве быть пойманным:
– Пьяная! Просто пьяная – и все!
Женя бросился к шкафу, стоявшему у противоположной стены, раскрыл его дверцы и вывалил всю имевшуюся одежду на пол. «Это не то, это не то… Эх, если б чуть более длинный…»
– Нашел! – И, потрясая в воздухе каким-то черным плащом, походившим скорее на лохмотья, он упал на колени перед Валей и, склоняясь и горбясь над ней, принялся укутывать ее в плащ, пряча кровоточащие раны.
Затем он неуклюже поднял ее на ноги, словно тряпичную куклу, и пристроив ее голову себе на плечо, а ее руки – у себя на шее, так, чтобы со стороны смотрелось, как будто она просто пьяная повисла на нем, и отправился со своей ношей к входной двери.
«В Грибоедовский канал скину! – решил Женя и сам себе удивился: откуда он вообще знает, где Гороховая, а где Грибоедовский, если не то что не живет здесь, но даже и не выезжал никогда из родного захолустного городишки?» Но решил подумать об этом позже.
Медленно спустились в первый этаж. Вышли на крыльцо парадной. На востоке небо слегка окрасилось светло-серым – скоро встанет солнце.
Несмотря на то что труп Вали оказалось ужасно неудобно и тяжело тащить, Женя находился в приподнятом состоянии духа при одной только мысли о том, как скоро он расстанется с телом и с этой кошмарной ночью, забудет обо всем и больше ни за что не станет вспоминать. Ему повезло: на улице в такой ранний час никого не было, и он смог без особых проблем преодолеть короткое расстояние до Грибоедовского канала.
– Гражданин, – внезапно окликнули его сзади. Пот прошиб Женю насквозь. – Гражданин, что-то случилось, вам помочь? Гражданочке плохо?
Женя, не оборачиваясь, ответил, стараясь сдержать дрожь в голосе:
– Нет-нет, все в порядке. Жена это моя. Напилась просто. Вот, тащу теперь домой. Обратно.
– А где вы живете? – Голос стал громче, шаги приближались.
– Да тут, недалеко, на Фонтанке… – сказал он первое, что пришло в голову, и тут же сообразил, как глупо и неправдоподобно это прозвучало.
– Недалеко? Да это ж еще сколько топать-то! Давайте я подвезу вас и вашу жену, у меня там машина за углом.
– А, машина… Да не надо, спасибо за помощь, но не надо…
И в этот момент кто-то развернул его за плечо к себе лицом, голова Вали съехала и безвольно повисла на не держащей шее, раскачиваясь из стороны в сторону, как болванчик.
– Что это?.. – Неравнодушный гражданин в ужасе округлил глаза и отдернул руку от Жени. – Божечки… – выдохнул он.
– Идите отсюда, товарищ, все в порядке… – пролепетал Женя.
Лицо гражданина приняло вид суровой озабоченности и крайней решимости:
– Немедленно отпустите девушку!
– Так ей плохо, она не сможет сама стоять…
– Я капитан милиции Калинин! Повторяю: немедленно отпустите девушку, иначе к вам будет применена физическая сила!
Женя лихорадочно соображал, что делать.
– На счет три – раз… два… – Калинин медленно потянулся к пистолету, спрятанному в кобуре под пальто.
Женя бросил Валю прямо на голую мостовую и схватил капитана за горло, сдавливая изо всех сил. Калинин захрипел, но его левая рука незаметно для Жени скользнула за полу пальто, вынимая из кобуры «макаров».
– Я же сказал: все в порядке! – процедил Женя сквозь плотно сжатые зубы, чувствуя, как вновь теряет контроль над собой и своими действиями. И тут, как по волшебству, капитан вернул «макаров» на место. Его руки безвольно повисли вдоль тела.
– Все в порядке, – повторил Калинин сдавленным, хриплым, почти потусторонним голосом, хотя Жене казалось, что он сжал его горло так крепко, что тот чисто физически не мог говорить.
Женя вдруг опомнился, в ужасе расцепил пальцы, оставившие на шее капитана отвратительные синие следы.
– Я… я не хотел. Я не могу опять…
– Все в порядке, – как попугай вновь повторил капитан с остекленевшими глазами. Повторил очень спокойно, даже, можно сказать, с абсолютно безразличным видом, словно происходящее его никак не интересовало.
– Вы, вы просто уйдете? – срывающимся голосом спросил Женя, переставая понимать вообще что-либо.
– Я просто уйду, – сказал милиционер и развернулся в сторону своей машины.
– Стойте, подождите, вы что, никому не расскажете про… про нее? – Женя споткнулся на слове «нее» и в итоге выговорил его очень тихо.
– Не расскажу, – охотно закивал капитан, глядя все тем же мертвым взглядом.
– Что ж, я… я… – Женя бессильно ломал руки, не зная, что сделать, что сказать. Ему казалось, нельзя отпускать гражданина, нельзя оставлять его в живых, ведь он все видел. Но он не мог убить еще раз, просто не мог! – Ну забудьте тогда все! – отчаянно, чуть не плача,