Девять жизней октября - И. Ф. Сунцова
Валя, вся сжавшись, забилась в угол на полу и, выставляя перед собой руку в защитном жесте, заикаясь, стала умолять его о пощаде. Он медленно опустился на колени перед ней, не отрывая взгляда от мокрых и слипшихся волос на ее голове.
– Нет, не надо, пожалуйста… Прошу…
Он протянул руку и погладил ее по бледному и мокрому от слез лицу.
– Ну-ну, не плачь, Валечка. Не надо.
– Пожалуйста, – всхлипывая, прошептала она.
Он ласково провел большим пальцем по ее щеке, улыбнулся…
Глава 7
Евгений. Погребение
Когда волна застилающей глаза ярости схлынула, он обнаружил, что стоит над истерзанным телом Вали. Кожу ее шеи, обнаженных плеч, рук и в некоторых местах даже ляжек, до этого гладкую и шелковистую, покрывали рваные раны, кровоточащие укусы. Придя в себя, Женя пошатнулся на ослабевших ногах, которые отказывались его держать, и сел прямо на голый грязный пол. Застыв в таком положении на несколько мгновений и тупо уставившись на безжизненную Валю, он вдруг как-то встрепенулся и решил обернуться через плечо, словно выискивал того, кто мог совершить такое жестокое душегубство.
Никого не найдя в пустой квартире, Женя обнял себя руками – так ребенок обнимает себя, когда ему страшно одиноко, – и лихорадочно затрясся, чувствуя на своих губах и подбородке еще теплую липкую кровь. Его горло и рот обжигал мерзкий, тошнотворный привкус, от которого хотелось вывернуть наизнанку желудок.
Совладав с собой, Женя неуклюже, хватаясь за стенку и стараясь не смотреть на труп, поднялся на ноги. Сделал усилие, чтобы сдержать рвотный позыв, и на заплетающихся ногах, казавшихся чужими, поплелся в ванную, желая немедленно смыть следы начинающей запекаться крови.
В ванной, где под самым потолком горела жужжащая и подмигивающая лампочка, над разбитой раковиной висело зеркало, мутное и потускневшее от времени. Женя медленно, боясь увидеть собственное отражение, приблизился к нему.
Оттуда на него взглянули два до смерти перепуганных глаза. Когда Женя привык к виду перепачканного лица, он осознал, что не узнает себя. Он покрутил головой, рассматривая широкие брови, карие глаза, чуть проступающую щетину на щеках. Открыл рот, рассчитывая увидеть клыки. Но их не было. Зубы как зубы – человеческие – определил он: где-то неровные, где-то слегка желтоватые, где-то был виден небольшой скол.
Включил старый, скрипящий кран с холодной водой. Но вода оказалась ржавой и напоминала разбавленную кровь, отчего его опять замутило, и он поспешил немедленно закрутить кран. Женя осмотрелся: в ванной на крючках висели разноцветные полотенца. Не задумываясь об их чистоте, он разом сорвал всю груду и стал суетливо и беспорядочно тереть ими лицо.
Прошло около часа. Кое-как Женя сумел отмыться и привести себя в порядок, но его не оставляла в покое одна мысль: что теперь делать с телом?
Он возбужденно вышагивал по комнате из угла в угол и не мог представить, куда девать труп, ведь здесь его было решительно никак нельзя оставить. «Ковер! Надо завернуть ее в ковер! – пришло ему в голову, и он тут же кинулся в соседнюю комнату, где на полу, выходя из ванной, мельком видел красный узорчатый ковер». Чтобы суметь его поднять, пришлось перетаскивать в коридор тяжелое трюмо, от ножек которого на месте, где оно стояло прежде, остались вмятины.
Свернув ковер в рулон, Женя вернулся в комнату, где оставил Валю; нерешительно походил вокруг ее тела, боясь не то что потрогать, а даже приблизиться к нему. В конце концов, переборов себя, он расстелил на полу ковер и, подхватив Валю под мышки, потащил ее укладывать. Ее безвольное тело показалось ему ужасно тяжелым.
Пристроив Валю на краю ковра и сложив ее руки на груди для большей компактности, Женя стал закатывать труп в ковер. Но быстро понял, что его ширины не хватает, чтобы упрятать туда тело высокой девушки: ноги Вали, обутые в милые туфельки на небольшом каблучке, довольно сильно выглядывали, поэтому Женя тут же отмел эту идею с ковром и вновь закружил по квартире, лихорадочно соображая, что предпринять.
Ему все чудилось, будто кто-то стучит в дверь, тогда он останавливался посреди комнаты, напряженно прислушивался и переставал дышать, но все звуки заглушал шум крови в ушах; он ощущал нестерпимую боль в груди: сердце норовило выскочить и умчаться куда подальше, лишь бы больше не испытывать подобных перегрузок. В такие моменты Женя подходил к двери и проверял, заперта ли она, хотя точно знал, что закрыл ее на два оборота ключа изнутри.
Он то кидался к трупу, то обратно к двери, начиная подумывать уже о том, что, может, лучше бежать отсюда, пока есть время. Но неизменно возвращался обратно, к Вале, точнее к ее телу, которое, как ему казалось, стало источать удушливый трупный запах.
Женя боялся, что потерял ощущение времени, и он иногда, холодея от ледяного пота, позволял себе предположить, что находится здесь на самом деле не первый день: «Вдруг, – думал он, – это следующие сутки, следующая ночь?!» Иногда он так сильно желал, чтобы происходящее оказалось всего лишь очень правдоподобным сном. Иногда в его голову приходили мысли о том, что он просто сошел с ума, и его накрывала волна облегчения: раз так, то убийства никакого и не было. Он припоминал ощущения от прорезавшихся клыков, смотрел на укусы на теле Вали и еще более убеждался в своем сумасбродстве.
Но тут же его бредовые грезы, походившие действительно на кошмарный сон, прерывались, разбиваясь о суровую реальность: зудящие глубокие царапины, оставленные ногтями извивающейся в адской муке Вали, невыносимо чесались.
В какой-то момент, в пик обострения всех его эмоций и чувств, в миг, когда страдание его достигло своего предела, он как будто сдался. Опустился на плешивый диван непонятного цвета, спрятал лицо в ладонях.
– Телефон, где телефон?.. – спросил он вслух самого себя. «Нужно сознаться, нужно сейчас же во всем сознаться!»
Женя вскочил с дивана и стал судорожно искать телефонный аппарат, моля судьбу, чтобы он нашелся в этой жалкой каморке. Пока он шарил
