Стивен Кинг - Исход (Том 1)

Но Гарольд не просто косил; он бегал. Лужайка позади дома Лаудеров была окружена выложенной узорным кирпичом оградой, посередине газона расположилась восьмиугольная беседка. Именно здесь они обычно устраивали свои «чаи» с Эми, когда были еще девчонками, с неожиданным приступом ностальгии, оказавшимся слишком болезненным, вспомнила Франни, вернувшись в те дни, когда они искренно плакали над «Сетью Шарлотты» или весело обсуждали Чаки Майо, самого отчаянного мальчишку в их школе. Лужайка Лаудеров своей естественностью и покоем напоминала английский парк, но теперь дервиш в синих плавках пытался нарушить эту пастораль. Франни услышала учащенное дыхание Гарольда, когда он повернул на северо-восток, где лужайка Лаудеров граничила с владениями Уилсонов, отделенная от нее зарослями шелковицы. Он прогрохотал вниз по склону лужайки, склонившись над Т-образной ручкой косилки. Кружились ножи. Трава летела зелеными протуберанцами. Гарольд подстриг уже половину лужайки; остался только небольшой четырехугольник с беседкой посередине. Гарольд завернул газонокосилку у пригорка, а затем поехал назад, на мгновение скрывшись из вида за беседкой, а потом снова появился, склоненный над своей машиной, как водитель в мотогонке Формула Один. Где-то на половине подъема он увидел ее. И почти одновременно с этим Франни робко произнесла:

— Гарольд? — И увидела, что он плачет:

— Ха! — сказал, почти выкрикнул Гарольд.

Она выдернула его из неприкосновенного личного мира, и на секунду Франни испугалась, что от неожиданности, застигнутый врасплох, он может получить разрыв сердца.

Он побежал в дом, путаясь ногами в мягких волнах скошенной травы, и Франни ощутила ее сладковатый запах, разливавшийся в жарком летнем воздухе. Она поспешила за ним.

— Гарольд, что случилось?

Он неуклюже поднимался по ступеням крыльца. Толкнув заднюю дверь, Гарольд вбежал в дом, и дверь с треском захлопнулась за ним. В наступившей тишине пела сойка, в кустах за кирпичной оградой шуршали какие-то зверюшки. Позади брошенной косилки лежала скошенная трава, а впереди нетронутая зелень подступала прямо к беседке, в которой они с Эми когда-то пили кока-колу из маленьких чашек игрушечного сервиза, элегантно оттопыривая мизинцы.

Франни постояла в нерешительности, потом подошла к двери и постучала. Ответа не последовало, но она слышала плач Гарольда где-то внутри.

— Гарольд?

Никакого ответа, только рыдания.

Она вошла в коридор, там было темно, прохладно, ароматно — кладовая миссис Лаудер была слева от входа, и всегда, сколько Франни помнит себя, здесь приятно пахло сушеными яблоками и корицей, будто пирогами, мечтающими, чтобы их испекли.

— Гарольд?

Франни прошла по коридору в кухню, Гарольд был там, он сидел за столом, вцепившись пальцами в волосы, его босые ноги оставили следы на потускневшем линолеуме, который миссис Лаудер содержала в безупречной чистоте.

— Гарольд, что случилось?

— Уходи! — со слезами в голосе выкрикнул он. — Уходи, ты ведь терпеть меня не можешь!

— Неправда. Ты хороший, Гарольд, может и не великий, но хороший. — Франни помолчала. — Дело в том, что, учитывая обстоятельства и все такое прочее, я должна сказать, что в данный момент ты один из самых дорогих мне людей во всем мире.

От этих слов, казалось, Гарольд еще сильнее расплакался.

— У тебя есть что-нибудь попить?

— Вода с сиропом. — Он шмыгнул носом, вытер его и, все так же глядя в стол, добавил: — Только вода теплая.

— Ну конечно. Ты брал воду из городской водокачки. — Как и во всех маленьких городках, в Оганквите все еще была самая обыкновенная водокачка, хотя в течение последних сорока лет она являлась скорее историческим памятником, чем практическим источником воды. Туристы иногда фотографировались на ее фоне. «А вот это городская водокачка в маленьком приморском городке, в котором мы отдыхали летом. Ну разве это не замечательно?»

— Именно там я и брал воду.

Франни налила два стакана и села.

«Мы должны бы выпить это в беседке, — подумала она. — Мы могли бы пить, отставив мизинцы в сторону».

— Гарольд, что случилось?

Он истерично расхохотался и сделал глоток. Затем опустошил стакан и поставил его на стол.

— Случилось? Что же теперь еще может случиться?

— Я имею в виду, что-то особенное? — Она попробовала напиток и поморщилась. Вода была не такой уж теплой, по всей видимости, он не так давно принес воду, но забыл добавить сахар.

Наконец он взглянул на нее, лицо его опухло от слез, он и сейчас еле сдерживал рыдания.

— Я хочу видеть маму, — просто сказал он.

— О, Гарольд…

— Когда это случилось… когда она умерла, я подумал: «Ну, все не так уж плохо», — Он сжимал в руке стакан, глядя на нее с таким напряженным выражением, что это даже несколько пугало, — Я знаю, как ужасно это должно звучать для тебя. Но я никогда не представлял, как я перенесу это, когда они умрут. Я очень чувствительный, Именно поэтому меня с таким ожесточением преследовали кретины в доме ужасов, который отцы города называли средней школой. Я думал, что тоска по ним сведет меня с ума или ввергнет в прострацию на многие годы… мое внутреннее солнце, образно говоря… будет… будет… а когда это случилось, моя мама… Эми… отец… я сказал себе: «Ну что ж, пока не так уж плохо». Я… они… — Гарольд грохнул кулаком по столу, заставив Франни вздрогнуть. — Почему я не могу выразить то, что думаю? — закричал он — Я всегда умел выражать свои мысли! Это дело писателя управляться с языком, обсасывать все до костей, так почему же я не могу выразить свои чувства?

— Гарольд, не надо. Я понимаю тебя. Я знаю, что ты чувствуешь.

Он, пораженный, посмотрел на нее.

— Ты знаешь?… — Он покачал головой. — Нет, ты не можешь знать.

— Помнишь, когда ты приходил ко мне, я копала могилу? Я была на грани безумия. По большей части я даже не отдавала себе отчета в том, что же я делаю. Я пыталась поджарить картошку и чуть не устроила пожар. Поэтому, если косьба лужайки хоть как-то утешает тебя, тем лучше. Однако ты сожжешь кожу, если не накинешь что-нибудь на плечи. Спина у тебя и так уже покраснела, — добавила Франни, критически взглянув на его плечи, и, чтобы не показаться невежливой, отхлебнула еще Немного отвратительного напитка.

Гарольд провел рукой по губам.

— Я их даже не сильно-то и любил, — сказал он, — но я думал, что в любом случае человек должен испытывать тоску и печаль. Наподобие того как, когда наполняется мочевой пузырь, его нужно опорожнять. И если умирают близкие родственники, то это обязательно приносит с собой боль утраты.