Стивен Кинг - Исход (Том 1)

Франни ушла к себе в более чем оптимистическом настроении, уверенная, что Гас выздоравливает. Однако прошлым вечером ему опять стало худо, а сегодня утром, без четверти восемь, это было полтора часа назад, Гас умер. Он был в сознании до последней минуты, только не понимал, насколько серьезно его положение. Он сказал Франни, что с удовольствием съел бы мороженого, такого, каким угощал Гаса и его братьев отец на Четвертое Июля и в День Труда, когда в Бангоре устраивали ярмарку. Но к тому времени в Оганквите уже не было электричества — оно погасло в 21.17 28 июня, и теперь в городе не было мороженого. Франни подумала, что, может быть, у кого-то есть бензиновый генератор с морозильником, присоединенным к нему, и даже подумала было разыскать Гарольда Лаудера, чтобы спросить у него, но тут Гас забился в предсмертной агонии, длившейся не более пяти минут. Франни поддерживала его голову. Потом все было кончено.

Франни прикрыла его чистой простыней и оставила лежать в спальне старого Джека Хенсона, за окнами которой шумел океан. Потом она пришла в парк и сидела там, бросая камешки в пруд, ни о чем не думая. Но сознание подсказывало ей, что это хороший вид бездумья; это не было той странной апатией, охватившей ее в день, когда умер отец. С тех пор Франни все больше и больше приходила в себя. Она вырыла розовый куст и аккуратно посадила его около могилы Питера. Она подумала, что он приживется отлично и разрастется, как сказал бы ее отец. Отсутствие мыслей было чем-то вроде защитной реакции после того, как Гас умер у нее на руках. Это вовсе не напоминало прелюдию к безумию, которую она пережила до этого. Это было все равно что проход по серому, мрачному туннелю, полному теней, которые скорее ощущаешь, чем видишь; это был туннель, по которому она не хотела бы пройти еще раз.

Но вскоре ей предстоит подумать над тем, что жеделать дальше, и Франни полагала, что в свои планы ей надлежит включить и Гарольда Лаудера. Не только потому, что она и Гарольд теперь были единственными из оставшихся в живых в целой округе, но и потому, что она не представляла, что может случиться с Гарольдом, если он останется без присмотра. Франни не считала себя самым практичным в мире человеком, но она была здесь, и, значит, ей нужно было стать таковой. Гарольд по-прежнему не нравился ей, но, по крайней мере, он пытался быть тактичным и, как выяснилось, был вполне любезен, хотя и выражал это очень странно.

Гарольд оставил ее одну четыре дня назад, возможно, уважая ее чувства и понимая желание оплакать своих родителей. Но время от времени она видела его бесцельно разъезжающим по городу в «кадиллаке» Роя Брэннигена. И дважды, когда ветер дул в ее сторону, до нее доносилось клацанье его пишущей машинки — тот факт, что это было достаточно тихо, раз она слышала этот звук, хотя дом Лаудеров находился почти в полутора милях от ее дома, казалось, только подчеркивал реальность происшедшего. Франни была немного поражена тем фактом, что, хотя Гарольд и разъезжал на чужой машине, он все же не заменил свою старенькую машинку одной из этих электрических торпед.

А ведь он не смог бы пользоваться ею сейчас, подумала Франни, вставая и отряхивая шорты. Мороженое и электрические пишущие машинки — теперь это уже только в прошлом. От осознания этого ей стало невероятно грустно, и она снова поймала себя на мысли о том, как такой немыслимый, не укладывающийся ни в какие рамки катаклизм мог произойти всего за пару недель.

Должны быть другие люди, что бы там ни говорил Гарольд. Если система управления временно распалась, значит, нужно найти разбросанных по стране выживших и создать все заново. Франни не задумывалась над тем, почему для нее так важна и необходима эта «власть», точно так же она не задумывалась, почему автоматически взвалила на себя ответственность за Гарольда. Просто таково было положение вещей. Система, структура была необходимой вещью.

Франни вышла из парка и побрела по Мейн-стрит к дому Лаудеров. Потеплело, с океана дул легкий освежающий бриз. Внезапно ей захотелось пойти на пляж, отыскать комочек бурых водорослей и съесть их.

— Господи, ты извращенка, — вслух произнесла она. Но, конечно же, она не была извращенкой, просто она была беременна. Вот и все. А на следующей неделе, возможно, ей безумно захочется отведать бермудского сэндвича с луком и подливкой из хрена…

Франни остановилась на углу, за квартал от дома Гарольда, пораженная тем, как давно она не вспоминала о своем «интересном положении». До этого она постоянно отыскивала мысль «Я беременна» в закоулках памяти, будто некую грязь, которую она забыла отчистить: я обязательно должна отдать синее платье в химчистку до пятницы (еще несколько месяцев, и я повешу его в шкаф, потому что я беременна); думаю, мне лучше принять душ прямо сейчас (через несколько месяцев будет казаться, что в душ забрался кит, потому что я беременна). Мне нужно заменить масло в машине, пока не полетели клапаны (интересно, что скажет Джонни со станции техобслуживания, если узнает, что я беременна). Возможно, теперь она уже была на третьем месяце, то есть прошла почти треть пути.

Впервые с беспокойством и тревогой Франни подумала о том, кто же поможет ей родить ребенка.

Позади дома Лаудеров раздавалось мерное жужжание ручной газонокосилки, и когда Франни завернула за угол, увиденное настолько поразило ее, что только удивление удержало ее от смеха.

Гарольд, одетый только в облегающие плавки, подстригал лужайку. Его белая кожа блестела от пота, длинные волосы свисали на шею (хотя нужно отдать Гарольду должное, они были вымыты не так уж давно). Складки жира над поясом и на ляжках мерно сотрясались. Нош позеленели от скошенной травы почти по щиколотку. Спина покраснела, хотя Франни не могла сказать, было ли это результатом неимоверных усилий или солнечных лучей.

Но Гарольд не просто косил; он бегал. Лужайка позади дома Лаудеров была окружена выложенной узорным кирпичом оградой, посередине газона расположилась восьмиугольная беседка. Именно здесь они обычно устраивали свои «чаи» с Эми, когда были еще девчонками, с неожиданным приступом ностальгии, оказавшимся слишком болезненным, вспомнила Франни, вернувшись в те дни, когда они искренно плакали над «Сетью Шарлотты» или весело обсуждали Чаки Майо, самого отчаянного мальчишку в их школе. Лужайка Лаудеров своей естественностью и покоем напоминала английский парк, но теперь дервиш в синих плавках пытался нарушить эту пастораль. Франни услышала учащенное дыхание Гарольда, когда он повернул на северо-восток, где лужайка Лаудеров граничила с владениями Уилсонов, отделенная от нее зарослями шелковицы. Он прогрохотал вниз по склону лужайки, склонившись над Т-образной ручкой косилки. Кружились ножи. Трава летела зелеными протуберанцами. Гарольд подстриг уже половину лужайки; остался только небольшой четырехугольник с беседкой посередине. Гарольд завернул газонокосилку у пригорка, а затем поехал назад, на мгновение скрывшись из вида за беседкой, а потом снова появился, склоненный над своей машиной, как водитель в мотогонке Формула Один. Где-то на половине подъема он увидел ее. И почти одновременно с этим Франни робко произнесла: