Самая страшная книга 2025 - Юлия Саймоназари
Солнце стояло в зените. Ветер гнал волны, трепал траву и смешивал запах соленой воды с запахом сырой земли. Снизу поднимался рокот моря, с неба слетали крики чаек.
Марк стоял на утесе и смотрел на холм под камнем-памятником. Он чувствовал… Нет! Он знал каким-то необъяснимым чутьем: здесь хранится ключ к тайнам острова, и, чтобы добраться до него, придется запачкаться, переступив через свои нравственные границы.
Сегодня или никогда, решил Марк. Через несколько дней он покинет остров, но как жить на Большой земле, не терзаясь вопросами и не гадая, что же там, мать его, было? Да и мучиться от угрызений совести за не совершенное злодеяние больше нет сил. Пора отрубить больной хвост.
Марк шагнул к безымянной могиле, покрытой плоскими ракушками двустворчатых, точно чешуей, опустился на колени и стал разгребать землю руками.
Он энергично копал, не останавливаясь ни на секунду, – страшился замешкаться, увязнуть в сомнениях и отступить.
Руки устали. Скорлупки моллюсков ранили пальцы и ладони. Футболка вымокла. Лицо и шея нещадно зудели из-за земляной пыли, налипшей на вспотевшую кожу. От нестерпимой жажды слюна стала вязкой, будто слизь миксины. Марк продолжал рыть, словно одержимый. В нем снова пробудился тот, другой: хладнокровный и решительный, который помог ему в прошлый раз выбраться из пещеры.
Могила опустилась ниже уровня земли. Углубив ее еще на полметра, Марк отпрянул и пригляделся к показавшимся останкам. После придвинулся ближе и стал осторожно их обметать: две невероятно большие руки, массивные ребра, длинная изогнутая цепь крупных позвонков… и все. Ни тазовых, ни бедренных, ни берцовых костей – скелет заканчивался крестцовым изгибом.
Марк смахнул землю с огромного черепа, раза в три превосходящего человеческий, и оцепенел. Вытянутая рыбья челюсть, длинные изогнутые зубы-иглы, похожие на те, из его страшных воспоминаний о пещере. Пустые глазницы, каждая размером с яблоко. Что это?! Человек с генетическими отклонениями? Или…
Высоко в небе гаркнула чайка. Марк вздрогнул и пугливо огляделся, ожидая увидеть над собой разъяренного деда с гарпуном. Но рядом никого не было.
Он торопливо выбрался из могилы, забросал нечеловеческие останки землей и побежал к сейнеру.
Взбежав по трапу на палубу, Марк бросился к рубке и рванул на себя дверь. Не найдя деда, поспешил к лестнице. Съехал по ступеням в жилой отсек, в три шага пересек коридор, заглянув по пути на камбуз, и влетел в дедову каюту. Никого.
– Гле-е-еб! – Марк снова выбрался на верхнюю палубу и стал метаться по ней. – Гле-е-еб!
Он не знал, что скажет деду, как заставит его рассказать об останках на утесе, но желание узнать правду об острове, старике и о том, что произошло в то лето, когда ему было восемь лет, клокотало буйной штормовой волной.
Между криками Марка пролилось тихое вытье, то самое, из воспоминаний о пещере, из сна, что терзал его неделю назад. Только теперь необъяснимо чарующая и отталкивающая песня-вой, похожая то на гулкие стенания, сродни китовому зову, то на высокочастотный вопль, будто идущий из-под воды, то на убаюкивающее журчание морских волн не была иллюзорной. Она действительно звучала, пробуждая в Кае животную похоть. И он шел через палубу, влекомый диковинным напевом, издаваемым нечеловеческим голосом.
Песня-зов привела его к будке, что возвышалась позади трюма для рыбы. Он отворил дверь, ведущую в машинное отделение – второе место на сейнере, куда дед не дозволял ему ходить, – и дух перехватило от чародейского звука, поднимающегося из глубин судна. Марк почуял тонкий аромат, ласкающий прохладой моря, пьянящий солоноватым мускусом и волнующий свежестью вербены. Он шагнул в тамбур, спустился по отвесной лестнице в темноту, растекшуюся по дну сейнера осьминожьими чернилами, и оказался по щиколотку в холодной воде.
Пение оборвалось.
– Кто здесь? – спросил Марк, доставая из кармана фонарик.
Из толщи мрака, совсем рядом, донесся мягкий смех. Следом – тихий хлопок.
Марк включил фонарик, и свет залил пустующее машинное отделение: трубы срезаны, провода оборваны, пол содран, стены обросли ржавчиной и морскими гадами. В днище корпуса зияла дыра, через которую приходила и уходила вода во время приливов-отливов. У противоположной стены лежала вытянутая глыба длиной в два человеческих роста, на ней гнездились колонии живых зубов – вездесущих морских желудей. Плоская покатая поверхность камня ребрилась наростами, похожими на слабые накаты волн у пологого берега в штиль. На боках глыбы обосновались анемоны и актинии, а нижняя выпуклая часть зарылась в песок, нанесенный в днище сейнера водой.
В камне, облепленном морской живностью и водорослями, Марку мерещились очертания чего-то до боли знакомого…
Склизкий ужас обездвижил его. Не в силах пошевелиться, он вытаращил глаза и наблюдал, как глыба с влажным хлюпом чуть приоткрылась, подобно шкатулке. В образовавшуюся щель пролезли неимоверно длинные полупрозрачные пальцы с перепонками, обхватили край верхней толстостенной створки и стали ее поднимать.
Манящий запах усиливался, одурманивал феромонами, взвинчивал либидо пораженного страхом Марка.
– Жемчустрица… – прошептал он, увидев женоподобное существо в раскрытой раковине. И вспомнил. Все вспомнил.
Внутри белоснежных стенок моллюска, переливающихся легкими радужными оттенками, нежно урчала и томно стонала хозяйка раковины. В сравнении с человеком она была огромной. Кожа ее сияла перламутром, тело пропускало свет, и все внутренности и кости женщины-устрицы легко просматривались со всех сторон. На большой гладкой голове вращались громадные глаза-яблоки, люминесцирующие желтым цветом. Задранные ноздри отмечали приплюснутый нос. Вытянутая и заостренная широкая пасть щерилась длинными стекловидными зубами.
Тело женщины-устрицы соблазняло дородной грудью и упругим животом, от которого по глубокому ложу, выстланному перламутром, растекались желеобразные складки жабр и молочной мантии с черной окантовкой по краю. Она тянула к Марку руки, и на предплечьях поднимались игольчатые гребни, похожие на рыбьи плавники.
Тогда, в детстве, Марк нашел в пещере такую же женщину-устрицу, только глаза у нее светились синим, а гребни на ее руках тянулись от ключиц до кистей, – теперь он понял, кто лежит в могиле на утесе. И понял, почему его всегда тянуло на остров. Не дед ему был нужен, а она – жемчустрица (это ее он так называл). Но его убедили: нет никакой женщины в раковине моллюска. Он ее выдумал, поверил в нее, облек в плоть. И так настойчиво взрослые требовали отказаться от фантазий, что мозг мальчика уничтожил почти все воспоминания о лете на острове в северном море.
Нестерпимое желание близости заставило Марка,
