Самая страшная книга 2025 - Юлия Саймоназари
– Глеб?! – позвал Марк, настороженный непроницаемой тишиной, и постучал в дверь.
Никто не ответил.
– Глеб?!
Он снова постучал, не решаясь войти. Старик сразу дал понять, что на сейнере есть два места, куда Марку входить нельзя ни под каким предлогом, – дедова каюта одно из них.
А если ему нужна помощь, подумал Марк. Вчера дед выглядел скверно, ушел к себе раньше обычного и больше не показывался.
Марк открыл дверь. Слабый свет, протянувшийся из коридора в темноту, едва очертил силуэты мебели.
– Глеб?!
Он вошел в каюту и дернул за веревку выключателя. Под потолком вспыхнула лампочка.
Деда здесь не было.
Марк огляделся. Идеально заправленная кровать, безупречный порядок на письменном столе, незапятнанное зеркало, привинченное к двери платяного шкафа, стеллаж с аккуратно расставленными книгами и парой фотографий в рамках, рядом с которыми красовались секстант, антикварный компас и морская раковина. Взгляд зацепил настенные часы, стрелки показывали восемь: время, в которое дед обычно готовил завтрак на камбузе.
Марк не спешил уходить, ему хотелось погрузиться в мир деда: больше узнать об отце своей матери. Он осмотрел корешки научных и художественных книг, почти все о морях и океанах. Потом стянул с верхней полки капитанскую фуражку, надел ее и с усмешкой поглядел в зеркало.
Выдвинув верхний ящик стола, Марк достал из него распухшую папку и заглянул под истрепанную обложку. Внутри хранились рисунки деда: бушующий океан; маленький мальчик с воздушным змеем на краю утеса; сейнер, замерший на волнах; берег в часы отлива; кракен, затаившийся на дне глубоководной впадины… Он сложил рисунки и сунул папку обратно в ящик. Затем взял со стеллажа одну из фотографий. На ней дед, молодой моряк, держал на руках маленькую девочку. Марк сразу узнал в милом детском личике мамины черты. Он грустно улыбнулся, глядя на счастливую маму, потянулся к полке, чтобы вернуть снимок на место, и тут за книгами приметил нечто бесформенное. Марк протянул руку, ухватился за неведомый предмет и подтащил его к себе – холщовый мешок оказался увесистым. В нем хранилось что-то рассыпчатое, оно тихо постукивало и перекатывалось.
Марк перенес мешок на стол, развязал его и обомлел. Внутри лежали жемчужины. Он зачерпнул горсть и зачарованно уставился на крупные идеальные перламутровые сферы, сияющие на ладони. В каждой словно были заключены лучи солнца, блики моря, сияние прибрежного песка, переливы рыбьей чешуи, искрящиеся брызги воды.
Откуда у деда столько жемчуга?!
Сверху донеся скрип. Марк вздрогнул. Одна из жемчужин канула с его руки на пол и исчезла в темных углах каюты. Он высыпал оставшиеся обратно в мешок, рухнул на колени и стал крутиться на месте, высматривая драгоценную бусину.
Скрип на верхней палубе обратился в тяжелые шаги.
Не найдя жемчужину, Марк вскочил, вернул мешок и фотографию на место и бросился к выходу. У двери он мельком глянул в зеркало и заметил на себе фуражку. Марк торопливо снял ее – шаги уже раздавались около лестницы, – подлетел к стеллажу, закинул фуражку на верхнюю полку и, покидая каюту, на ходу выключил свет.
В коридоре Марк упал на лавку и, стараясь не дрожать, сказал:
– Доброе утро, Глеб!
Дед, спускавшийся по ступеням, не ответил, даже не взглянул на внука. Прошел мимо и скрылся за дверью. Марк напрягся, в ужасе гадая, заметит или не заметит старик, что он был в его каюте.
Дом-сейнер снова поглотила тишина. Марк выдохнул.
* * *
Из-за стены доносились стук ножа, бурление воды, шкворчание масла. Аппетитные ароматы растеклись по нижней палубе, выбивая у Марка слюну. В животе болезненно урчало. Он сидел за столом и ждал ужин.
Дед вышел из камбуза с тарелкой жареной рыбы и миской салата из морской капусты. Он снова выглядел подтянутым, моложавым, словно окунулся в фонтан вечной молодости.
– Накладывай. – Старик поставил блюда на стол и сел.
Марк снял крышку с кастрюли и разлил по тарелкам суп из мидий. После взял ложку и стал есть. Необыкновенный вкус возвращал в то лето, когда дед был его лучшим другом, а не черствым отшельником со странностями.
– Вкусно. Как в детстве, – сказал он. И, не дождавшись отклика, продолжил: – Я тут гулял… и на утесе видел холмик, ракушками обложенный. На могилу похоже. Там кто-то похоронен?
– Не лезь не в свое дело! – грозно отчеканил дед. – И не ходи к ней больше.
В голосе прозвучали угроза и ревность.
– Извини. Не знал, что это запретная тема. – Марк немного помолчал и набравшись смелости снова завел разговор: – А помнишь, как мы с тобой устриц собирали? Ты еще рассказывал про всякую морскую живность, которую я находил на берегу.
– Нет.
Марк притих. Но спустя пару минут опять попытался найти общую тему для беседы:
– А что ты помнишь? Ну, с того лета, когда я здесь гостил.
Дед замер с ложкой у рта, словно тщился что-то вспомнить, а потом спросил:
– Ты зачем приехал?
– Сам не знаю. Меня сюда тянуло. – Марк задумался. – Может, из-за одиночества. У меня ведь никого не осталось, кроме тебя.
– Мне здесь никто не нужен.
– Я уже понял.
Разговор снова оборвался. Повисло тягостное безмолвие, наполненное жеванием, прихлебыванием и звоном тарелок.
– Ты даже не спросил о маме, – с обидой сказал Марк. – Тебе совсем не интересно?
Дед молчал.
– Она умерла от рака легких.
И опять ни слова в ответ.
– Да как можно быть таким бездушным?! – не выдержал Марк. – Она же твоя родная дочь!
Он в ярости схватил деда за плечо, развернул к себе и посмотрел в его холодные, как бездна океана, глаза.
– Убери клешню.
Марк сам испугался своей дерзости и отдернул руку.
Дед невозмутимо продолжил есть.
– К черту! – Марк встал из-за стола и ушел в свою каюту.
Неужели это тот самый человек, с которым он, будучи ребенком, провел целое лето на острове, думал Марк, сидя на койке и глядя на волнистую от воды фотографию, на которой внук и дед стояли в обнимку. Или кто-то другой ходит по дому-сейнеру и прикидывается его родственником? От этой мысли в груди похолодело.
– Ублюдок! – Дед влетел в каюту и тыльной стороной ладони влепил Марку размашистую пощечину. – Я же сказал: не заходить!
– Я… я… Прости… я не… хотел…
– Еще раз… – Дед показал, зажатую между большим и указательным пальцем жемчужину, видимо, ту самую, что укатилась. – Убью! – пригрозил он и ушел.
Марк держался за щеку, обожженную тяжелой рукой деда, и ненависть вскипала в его жилах.
* * *
И вот
