Глен Кук - Покоритесь воле Ночи
– Ты что такое сотворила?
– И не шуми.
Герис осторожно подползла к краю скалы, обдумывая на ходу, за сколь малое время и как сильно она изменилась. Даже не с того момента, как Грейд Дрокер ее вызволил, а с того, когда дедушка Делари вернул Гисорса… Пайпера. Еще не так давно Герис была рабыней, чалдарянкой, которую заставляли работать, с которой дурно обращались, и все это в так называемой, как именуют ее тамошние недоумки, Обители Мира. А теперь она, отважная искательница приключений, карабкается по склону далекого северного холма вместе с полубогом, и все это за тысячи миль от тех мест, где над нею издевались.
Герис добралась до уступа, откуда открывался хороший обзор, и осторожно выглянула, потом поманила Асгриммура:
– Иди сюда, только медленно.
Вознесшийся подполз к ней.
– Вот оно, Асгриммур, чудовищное божество. И его почитатели.
Под боком у разлагающегося Орудия укрылись от холода двое измученных голодом людей. Они, вероятно, так ослабли и обезумели, что не смогли бы ничего предпринять, даже если бы заметили незваных гостей.
Вонь стояла невыносимая. Герис дышала через рот, но это почти не помогало.
– Это и есть грозный Ветроходец? Именно из-за него нам нужно освободить Старейших?
– Да, это он. Но и другие ему подобные теперь тоже освободились.
Харулк Ветроходец распростерся на галечном берегу чуть поодаль от ядовитого для него моря. Напоминал он сейчас гниющую медузу размером с целую стаю китов. Незаживающие раны сочились черной вязкой жидкостью, которая стекала сначала на гальку, а потом тонкими ручейками в море.
– И почему же мы так беспокоимся из-за этого вот? – поинтересовался вознесшийся.
– Потому что внутри протухшей туши живет хоть и уменьшившееся, но Орудие. Оно ждет. Рано или поздно наступит зима. А в этих краях зима долгая и суровая. Ветроходец воспрянет, если мы его не одолеем.
Герис вынуждена была признать: гниющую кучу отбросов трудно счесть серьезной угрозой. Трудно поверить, что самой Герис не под силу уничтожить чудище, памятуя о том, какие у них в распоряжении средства.
Но их Герис не видать. Сколько бы Девятый Неизвестный ни твердил о том, как он в нее верит, волшебник не станет ей помогать так, как помог бы брату.
Никак этим мужчинам в голову не вобьешь.
– Ты будешь только смотреть? – спросил вознесшийся.
– Да.
– Оно знает о нашем присутствии.
– Что?
– Я чувствую, как оно призывает кого-то, чтобы расправиться с нами.
– Эта гниль – всего лишь прикрытие?.. Асгриммур?
– Со мной все хорошо. Меня просто… Оно меня почуяло, а не нас. Почуяло ту частичку меня, которая две тысячи лет назад помогла его низвергнуть. Явись ты в одиночку, оно бы тебя не заметило. А теперь послало кого-то расправиться именно со мной.
Герис наконец поняла. Вознесшийся принадлежал Ночи, а она могла приходить и уходить, когда ей вздумается, оставаясь всего лишь мимолетным явлением, которое никто не замечает. Ну разумеется, если только не начнет нападать на эти гниющие останки.
– Тогда, видимо, нужно уходить, – предложила Герис, потихоньку отступая от края.
– Слишком поздно.
Из-за края скалы выскочило коричневое пятнистое создание и, скользнув по серой, словно змеиное брюхо, земле, яростно набросилось на вознесшегося.
Размером существо не превосходило белку.
Асгриммур схватил его прямо на лету. Создание пыталось пустить в ход зубы, но Асгриммур размозжил его голову о ближайший камень.
– Тут кто-то слегка преувеличил? – спросил он, осматривая пальцы существа.
– Нет, – ответила Герис, переведя дух. – Способность этого божества творить и изменять мир вокруг совсем ослабла. Что-нибудь чувствуешь сверхъестественное?
Асгриммур повертел в руках диковинную тварь, потыкал ее.
– Орудие разочаровано. Это был Крепночь-Избранник, созданный богом. Должен был получиться с меня размером, только еще быстрее, опаснее и целеустремленнее.
Склон холма содрогнулся. Обломки скал чуть сдвинулись, но оползня не вышло. Божество на галечном берегу тряслось и дрожало.
– Его охватил безумный гнев, но сил хватает лишь на то, чтобы не отдать концы. Нужно выживать, и притом выживать еще долго.
– Полезно, когда можешь прочитать мысли бога, да еще так, чтобы собственные мозги не спеклись.
– Герис, я не читаю его мысли. Оно бы страшно обрадовалось, вздумай я попытаться. Мигом бы превратило в вознесшегося Крепночь-Избранника и напустило бы на тебя и остальных.
– И ты все это знаешь, не читая его мысли?
– Все просто: я чувствую его эмоции и думаю, что сделала бы на его месте моя божественная составляющая.
Асгриммур поднялся чуть повыше, чтобы лучше разглядеть берег и Харулка.
– Это не опасно? – уточнила Герис, поднимаясь вслед за ним.
– Пока нет. На какое-то время. Если хочешь, можешь соленой водой его окатить из вредности.
– Ведра не прихватила.
– Если бы прихватила, то уничтожила бы только то, что он и сам уже списал со счетов.
– К тому же там жрецы, – показала рукой Герис.
– Они уже не доставят хлопот. Он их пустил на Крепночь-Избранника.
Вокруг двух мертвецов уже кружили чайки.
Занимательно, что к Ветроходцу падальщики даже не притрагивались.
– Что-нибудь новое узнал? – спросила Герис.
– Всегда… – начал было Асгриммур, но потом понял, что она говорит о данной ситуации. – Узнал ли я что-то об этом Орудии? Да.
– В сражении нам эти сведения пригодятся? Если пригодятся, я здесь буду сидеть до посинения, пока не замерзну вконец. А так лучше уберусь подальше и поскорее.
– Дай мне несколько минут. Если только тебя не зовут неотложные дела.
– Дела зовут, но ты давай изучай. Меня-то разве что дом ждет.
36
Коннек, путешествие
Брату Свечке без труда удалось выскользнуть из Каурена в воцарившейся после смерти короля Регарда неразберихе. Он был не один, с ним из города вышло более тридцати мейсалян с повозками, фургонами, домашним скотом и разным скарбом – лакомый кусок для разбойников.
Да, они могли помочь Свечке: он был уверен, что одному ему не дойти. С другой стороны, по их милости его могли убить.
Мейсаляне хотели воспользоваться затишьем и уйти из Каурена, пока Анна Менандская не свершила свою месть. Все были уверены, что месть эта свершится так же неизбежно, как день сменяется ночью.
Советов они не слушались, на предостережения совершенного о подстерегающих на пути опасностях не обращали внимания.
Монах увещевал их и просил отправиться на юг, пересечь Версейские горы и уходить в навайский Медьен, где влияние церкви и Конгрегации не так велико, а Арнгенд и вовсе не имеет никакого веса. Там еретиков охотно принимали, если те были умелыми и трудолюбивыми работниками. В навайском Медьене не хватало людей – сначала там свирепствовала чума, а потом два столетия не прекращалась кровопролитная беспощадная война между чалдарянскими королями и праманскими каифами.
Но наконец там воцарился мир. В правление Питера Навайского фронт отодвинулся далеко к югу. После сокрушительной победы чалдарян у Лос-Навас-Де-Лос-Фантас прамане еще целое поколение не станут никому докучать.
Всех переселенцев брат Свечка хорошо знал, это были члены мейсальской диаспоры в Каурене – семейство Арчимбо и их соседи. Со многими из них монах когда-то отправился в изгнание в Альтай. Возглавляла процессию свирепая Кедла Ришо, в девичестве Арчимбо, ее уважали, возможно, даже больше прочих. Она временно взяла себе другое имя – Алазаис Летопись, – так звали совершенную мейсалянку, убитую членами Конгрегации.
Девушке пришлось назваться чужим именем, потому что все уже знали, что именно юная мейсалянка, мать двоих детей Кедла Ришо выпустила стрелу, прикончившую Регарда Менандского.
Вся компания направилась по южной дороге к Кастрересону. Дорога эта вела через спокойные края. По настоянию Кедлы каждый член отряда, который только мог держать оружие, прихватил его из Каурена. Сделать это в воцарившейся там неразберихе было нетрудно. Брат Свечка добавлял свое благословение к каждой молитве, в которой путешественники просили господа защитить их.
Однако, несмотря на все молитвы, неподалеку от Омоделя с ними чуть было не приключилась беда. В тамошних местах еще сохранились следы сражений с бывшим главнокомандующим. До Кастрересона оставалось каких-то полдня пути, но разбойники разгуливали там как у себя дома.
Дорогу путникам перегородили четверо вооруженных мужчин. Их предводитель был облачен в рыцарские доспехи, но у него не было ни герба, ни вымпела. Зато у него, единственного из четверых, имелась лошадь. Шлем он держал в руках. При виде странников на лице его отразилось пренебрежение к мейсалянам.
Когда мужчина заговорил, брат Свечка его не понял – слишком уж сильный акцент. Но смысл был ясен и так: мол, бросайте телеги и все свое добро и отходите подальше.
