Федор Березин - Голован

Распахнутое веко, окуляр, явно отслеживаемая подвижка мускулов под опаленной шкурой, сгиб скобы указательным пальцем, отдача, визг чего-то живого поблизости. Ну, до сего момента живого. Теперь — стоп! Перезарядка обоймы и…

Пожалуй «бикатор-плюс» следует отложить в сторонку. Требуется нечто более скорострельное — подвижных шкур внизу слишком до фига. Вот, например, старый добрый «дьюзак». У голубчика аж два ствола, а хитросплетенная затворная механика задействует их последовательно. Поливать из него цель короткими очередями — эстетическое наслаждение. В смысле, могло бы им стать, если б не общая трясучка конструкции, передающаяся рукам и плечу.

Да уж, массовка внизу явно идет по нарастающей. Даже неинтересно — целиться вообще не надо. Пусть «бикатор» покуда отдыхает от трудов. Благо, в загодя устроенном гнездышке наличествует не только «дьюзак». Есть еще кое-что. Так что сотоварищ по Всеобщей Атомной не успеет перегреться и заклинить. Отдохни, старина, подхватим-ка мы покуда столь же древнее, но доброе железо марки «резак». Сейчас, песики, сейчас! Получите свою наку!

Боль откидывает голову назад, схлопывает височные впадины. Даже рука чуть не разжимается и не роняет еще ни разу не стрельнувший «резак». Удерживает. Стоп! В меня уже попали, что ли? Собачары, оказывается, умеют стрелять?! Быть не мо… Или может?!

Прилагая жуткое усилие, держу автомат правой, а левой щупаю голову. Нет, крови совершенно нет. Просто… Слитный собачил вой откуда-то снизу накатывается новой волной. Боль в сердце. Массаракш, какая жуткая боль! С неимоверным усилием вдыхаю воздух.

Но это снова не пуля. Нет-нет! Собачонки не стреляют. Им это и не надо, они воздействуют как-то по-иному. Они, оказывается, умеют. Доктор Гаал не врал, когда утверждал, будто не мог выстрелить. Что-то ему мешало, что-то внутри. Но со мной…

Нет уж, песики, со мной такой номер не пройдет. Я уж вам не достанусь. Массаракш с ним, с «резаком». Кажется, он все же выпал. К Мировому Свету виски. И сердце — к нему же. Пусть лопаются, если что. Где-то здесь мой родимый «бикатор». Он не подводил нигде и никогда, и сейчас тоже не подведет. Пелена в глазах?! Ерунда, прицел мне ныне совершенно не нужен.

Вот он, ствольный срез. Все еще горячий — наверняка ошпарит губы. И как приятно пахнет горелый порох. Классно! Как когда-то давным-давно на стрельбище. Первый раз…

Виски сдавливает невероятно. Ничего, сейчас пройдет, сейчас все пройдет. Хотели взять меня живчиком, собачки? Или просто убить по-своему? Ну уж нет! Я сам себе хозяин, сам себе командир! И я сам завершу бой.

А вот и она — родимая пусковая скоба…

Когда герой умирает — это значит, теперь одним героем меньше? Или больше? Казуистика слов. Как же она путает. И как бы пригодилась сейчас собачья телепатия. Сами голованы ничего не рассказывают. И не телепатируют тоже, кстати. По мордам у них ничего не поймешь. По ворчанию — тоже. Вот и догадайся, прикончили они в итоге нашего гвардии ротмистра или все же не поймали? Хоть бы трофей какой приволокли. Одежду рваную, изломанную винтовку… Ничегошеньки!

С другой стороны, есть косвенные указания, что с Маргитом Йо расправились. Гекрс не пристает с вопросами. Понятно, что «пристает» — это мягко сказано. Но наш язык — слишком красивое порождение ума, чтобы точно стыковаться с жутью реальности. И все же, если бы ротмистра не поймали, Гекрс наверняка бы выпытал у меня о доблестном гвардейце все. Так же, как в первый момент, когда мы оказались за камнями, вне поражения «бикатора».

— Говор-ри, Дар-р! — выплюнул тогда Гекрс. — Я вижу, ты знаеш-шь, кто?

Конечно, я знал. Но все же попытался изобразить удивление и прикинуться дурачком.

С голованами подобные трюки не проходят. Тем более здесь, в их пещерных царствах.

— Этот человек один? — уточнил Гекрс после того, как я выдал. Надо сказать, не сразу, лишь после резкого удара боли где-то под черепом.

— Я не знаю, — промямлил я, уже держась за виски. Голова гудела.

— Вижу — не знаешь, — отступился Гекрс. Благо, он не собирался мстить мне за валяющихся под скалой мохнатых друзей-товарищей. Мстить, просто как представителю человеческого вида. Головану Гекрсу тогда было не до меня, человека-дичи. Он руководил операцией по окружению и захвату человека-охотника.

И сейчас вожак собачьего легиона не приставал ко мне. Видимо, с Маргитом Йо все было кончено. И ночи ждать не пришлось. Последний бой нашего гвардии ротмистра начался и закончился на рассвете.

Может быть, мне следовало спросить о возможности захоронения? Представляю, как бы это рассмешило Гекрса, да и всю его свору. Какие захоронения, да еще и людей (!), если в округе скопился миллион взрослых особей, которым попросту нечего жрать? Если только одежду? Но я слышал, что хищники-людоеды, если их ничто и никто не беспокоит, сжирают даже окровавленную одежду. В природе ничто не пропадает даром. Она очень бережлива, эта природа. На Большой Суше, да и на всей Сфере Мира заодно, утилизация белков идет полным ходом.

Надо понимать, что я сам оставался вне пределов этого водоворота утилизации исключительно за счет личного покровительства главного собачьего царя. Кто сказал, что блат известен исключительно человеческой цивилизации?

Господин Шоймар считает, что научное знание ценно само по себе. Святая наивность! Убеждение из детства человечества! А то еще и из тех времен, когда каменный пузырь только остывал после горячего дыхания Выдувальщика, а парная влага конденсировалась и оседала на пористую, свежеобжаренную сушу океанами. Последние реликты, которые верили, будто чистое знание — высший кайф, повывелись во время Большого Махания Атомными Дубинами. Вот только Жуж Шоймар как-то сохранился. Стойкий оловянный солдатик Светлого Здания Науки. Ну что ж, наивные тугоплавкие гвозди на то и нужны, чтобы их где надо забивать. Заколотили, по шляпке прихлопнули для порядка — берем другой.

Ныне господин экспедиционный профессор археологии уже использован до конца. Шляпка заподлицо. Ну, понятно, он еще кипешится, отдает распоряжения, пускает, так сказать, пар. Но все это — пустопорожние выхлопы. Коэффициент полезного действия уже давненько нулевой. Свое дело Шоймар сделал. Организовал поход, на чистом энтузиазме протащил команду через непроходимость Топожвари-Мэш, нашел свой заколдованный город. А главное, между делом отыскал район исходного аномального излучения. Теперь уважаемый профессор в абсолютнейшем тупике, так что он более не господин положения, а значит, и вообще не господин. Ибо нет смысла подчиняться тому, кто сам в панике, пусть даже и замаскированной под уверенным взором.

И потому, профессор Шоймар, нам с вами уже несколько не по пути. Поверьте, я бы вам с удовольствием подчинялся по-прежнему, кабы вы ведали путь назад. Но собачонки загнали вас в лузу, профессор. Ну и нас всех, понятное дело. Всех скопом. Отсюда не уйти. Уже делались попытки, и даже не одна. Чем они закончились? Тут уж сплошной собачий юмор. Неоригинальный, впрочем. Но юморить встречно, даже такой же манерой, как-то не представляется случая. Разумеется, мы бы тоже могли освежевать собачий скелет, но вот так умело, как они человеческие… Пожалуй, доктор Гаал справился бы, если поручить. Но от него самого не осталось и косточки. Неужели док оказался столь вкусным, что собачьи желудки переработали даже его костную муку? Жуткое дело! Надо же, какие таланты, в смысле удивительные качества наличествуют иногда в человеке! Причем, что обидно, выявляются они исключительно после смерти.

Но вообще, кто знает, может, Гаала вовсе и не поумневшие собачечки счавкали? Вдруг какая-нибудь новая чудо-змеюка, водящаяся на деревьях? Но скорее всего, все-таки голованы. Они тут все вокруг, в плане белков, прочистили. Так что любую плотоядную зверюку не своего фасона уже бы или сами слопали, или вынудили перебраться в другие, как можно более дальние, угодья.

В общем, ввиду нового фактора, Жуж Шоймар более не господин положения. И от его удивительной интуиции толку ныне ноль. Иссякла она, выработалась по полной. Хотя поначалу еще была надежда. Клятая вера в чудеса, надо же! Даже рациональный разум заражает в результате совместного плотного общения. Но отныне эти шоры требуется снимать. Волевым усилием, как же еще-то? Волю в кулак, и к цели.

Жалко, цели переменились.

Процесс примерно такой.

Чудище способно сожрать все что угодно, но оно прячется. Так уж повелось. Быть может, спит. Быть может, просто лежит затаившись где-нибудь под землей или под водой, кто знает? Возлежит и видит сны. А может, и не видит. Просто таится и впитывает в себя темноту. Лежит долго. Годами. Десятилетиями. Еще дольше. Так долго, что целые поколения не слышат и не видят это чудище вовсе. Да что там поколения! Династии возникают, крепнут, рушатся в прах, а чудище спит и спит. Кто теперь может поверить неясным мифам? Тем паче, что эти мифы стоят на тонких кривоватых ножках. Где тут буйство воображения, а где пылинка правды? Этой пылинки нет, ее сдуло время.