Человек, обманувший дьявола. Неполживые истории - Михаил Юрьевич Харитонов
Что-то вроде интереса к подъемам-переворотам и прыжкам с отжиманиями у Васечкина появилось, когда настала эпоха фитнес-центров, качалок и мужских журналов про мускулы. Интерес был, правда, чисто теоретическим. То, что у него вместо телосложения – теловычитание, Васечкин знал и так. Если он об этом забывал, ему напоминала Маша: она любила нагружать его по случаю физической работой, а потом посмеиваться на ту тему, как он пыхтит, потеет и как настоящий мужик сделал бы все за минуту одной левой. Как-то раз Васечкин огрызнулся – спросил, а почему она все время запрягает его, а не настоящих мужиков. Маша отбила его претензии влет – просто сказала: «Зая, ты такой смешной, когда куксишься». Фраза была смертельной и неубиваемой, Васечкин даже не смог сказать, что не куксится, препятствовала грамматика – нельзя же сказать: «Я не куксюсь», очень уж смешно звучит… Но, в общем, к обычным Петиным мечтаниям прибавилась мечта качнуть мышцу. Как-то раз он поделился ею с Лаврентием – впрочем, тогда он был еще Русич. Тот отнесся к такой идее с одобрением и даже затащил друга в спортзал.
В спортзале Пете не понравилось. Там было тесно и к тому же воняло как в школьной раздевалке. Ходили какие-то стремные мужики с бицепсами и татухами, которые Васечкина своим видом пугали. Куда идти и что делать, ему никто не объяснял. Буй-тур Русич разбирался в происходящем немногим лучше, но старался держаться уверенно. Для начала он отправил Васечкина жать вес. У скамьи со штангой, устрашающей своими блинами, стояла очередь из трех мужиков. Мужики обсуждали непонятное. Васечкин маялся и не знал, куда себя деть. Когда дошла очередь до него, он настолько застеснялся, что не посмел даже прикоснуться к штанге – ощущение было такое, что сейчас все сбегутся, будут тыкать в него пальцами и ржать как кони. Он попытался тихо улизнуть, но Русич его поймал и отправил на гантели.
На гантелях Петя почувствовал себя почему-то свободнее – они не вызывали такого ужаса, как штанга. К тому же там никого не было. Стараясь казаться настоящим мужиком, Петя взял блины потяжелее. Дальше нужно было лечь и махать ими в разные стороны. Несколько раз у Васечкина это получилось, потом в левом плече что-то заболело. Петя решил, что у него все получилось (он слышал, что заниматься надо до боли и изнеможения), и хотел было уйти. Однако Русич был неумолим и погнал его на скамью для пресса. После нее у Пети заболел еще и живот.
Последним испытанием был тренажер для ног. Туда Васечкина не пустили – появился страшного вида мужик и бросил, как плюнул: «Я тут делаю». Красный как рак, Петя быстро оделся – рубашка липла к потному телу, было противно – и ушел. Плечо болело еще неделю, потом вроде как прошло.
Последний припадок физкультурного интереса Васечкин испытал где-то полгода назад: с очередного заработка купил в «Спортмастере» разборные гантели. Он едва дотащил их до дома. С тех пор они лежали под кроватью и мешали пылесосить.
Все эти воспоминания табуном пронеслись в Васечкиной голове.
– Да, – сказал вождь народов. – Нэ харашо савсэм. Пайдем длинным путем. В три часа сэгодня будешь дэлать гантэли. А пака ти будеш работать.
До трех часов Петя совершенно извелся. Воображение рисовало ему, как он, хрипя, приседает из последних сил с тяжеленным Сталиным на шее. От страха он съел еще две тарелки супа. Когда он доедал вторую, вождь народов проявился снова и сказал два слова:
– Арэшки купы.
Работа все равно не шла, и Васечкин охотно пошел в магазин. Где, поразмыслив, взял стограммовый пакетик арахиса, стоивший двести семьдесят. Еще сто восемьдесят ушло на фундук – почему-то захотелось, чтобы орешки были разные. Наконец, триста двадцать рублей стоили перчатки для фитнеса, купленные в небольшом магазинчике рядом. Эта покупка Петю странным образом обрадовала: в отличие от гантелей, перчатки как бы символизировали серьезность намерений. Даже предстоящая пытка – Васечкин не сомневался, что Сталин заставит его тренироваться до ломовой усталости и дикой боли в руках – казалась какой-то осмысленной, что ли. Петя представил свою руку в перчатке, сжимающей гриф. Это было красиво, и только насмешливое сталинское хмыканье вернуло Васечкина на землю.
В три часа Васечкин – в трусах и майке – раскладывал диван: Сталин разрешил заниматься на нем, лежа поперек и спустив ноги. Это выглядело глупо, но все-таки было лучше, чем ничего. Потом пришлось раскрутить гантели: Сталин велел снять лишние диски, оставив по два с половиной кило на каждом. Потом он настоятельно порекомендовал найти маленькую подушку под голову. Большая подушка, бамбуком набитая, на которой Васечкин спал, его почему-то не устраивала. В конце концов Петя полез в шкаф и вытащил оттуда бабушкину тоненькую подушку. Бабушка называла ее «думкой» – смешное слово осталось в памяти. Подушка была тонкая и жесткая, но Сталин ее одобрил. Он также велел закрыть окно (со словами «холадна, мышце плоха») и покрутить кисти рук и локти туда-сюда.
Наконец настал момент истины: Васечкин сел, положил гантели перед собой, взялся за них, а потом по команде Сталина опрокинулся на спину, занося железки к груди. Не забыв очередной раз подумать, до чего же смешно и нелепо он сейчас выглядит.
– Дэлай раз, – разрешил вождь народов.
Петя постарался раскинуть руки с гантелями как можно шире. Было тяжеловато. Сталин тут же его отругал за неправильное положение руки и велел ее чуть согнуть в локте. На следующей попытке выяснилось, что руки сами сгибаются в локтях. На третий раз вроде бы получилось нормально.
– Хватыт, – сказал Сталин. – Вставай. Убырай все.
Петя очумело потряс головой. Он был уверен, что Сталин заставит его заниматься до изнеможения. Ощущение было, однако ж, неприятным – будто его обманули.
Тело тоже отозвалось каким-то недовольным чувством, сильно напоминающим разочарованный вздох, только мышечный.
Вождь народов все это каким-то образом услышал.
– Нэт, – сообщил он. – Нэ нужна, чтобы ты заибалса. Нужна, чтобы ты занымался. Но ты нэ можэш. Твой тэло баитца. А если он баитца, он нэ будэт дэлать то, что баица. Толька если будэт баяцца большэ чэго-та другова. Напрымэр, пабоев. Если ыз тэбя дэлать раб, надо бит. Штоб научит тэло слюшаца. Но в тваем случаэ это нэ вариант. Пайдем длынным путем. Ти завтра тоже разложиш дыван и сдэлаеш тры раза упражнэные. Нэ болшэ. Болшэ я запрэщаю.
– Зачем? – не понял Васечкин.
– Штоби твой тэло понял – нычего страшнаго ему нэ будэт. Пока тэло не поймет, он нэ будэт дэлат упражнэний. Ано
