Витус Вагнер - Дети пространства
Анджей вышел из музея и направился к кафе. Подойдя к столику он остановился и протёр глаза. «Что же они в этот свой диссертационный кофе добавляют?» — ошарашенно подумал он. За столиком сидели две Ильмы и оживлённо о чём-то спорили, тыкая пальцами в экран планшетного компьютера.
Одинаковые чёрные волосы, заплетенные в две косы, одинаковые черты лица, одинаковые фигуры, одинаковые платья. Только цвет кожи немножко разный. Одна — явно европеоидной расы, но хорошо загорелая. Вторая — похожа на мулатку или квартеронку.
Наконец та, что посветлее, подняла голову:
— О, Анджей! Знакомься, это моя дочь, Тайка Линдсней. Тайка, оторвись от экрана. Это Анджей Краковски, журналист с Земли.
Вторая женщина подняла голову. Анджей ещё раз на них посмотрел, и подумал, что не может так сходу сказать, какая моложе, какая старше.
— Ильма, извини за нескромный вопрос, сколько вам лет?
— А что, это у вас на Земле до сих пор считается нескромным вопросом? Мне — сорок два, Тайке — двадцать три.
* * *Ильма открыла дверь, и они вошли в её секцию таунхауза. Анджей и представить себе не мог что существуют такие узкие дома. Коридорчик шириной около метра вел от парадной двери до выхода во двор. Вбок из него вели двери в гостиную, шириной не более двух с половиной метров, зато длиной добрых пять, и маленькую кухоньку. Между гостиной и кухней была крутая лестница наверх, ведшая в спальню и ванную, расположенные над гостиной. Широкая площадка над лестницей, с выходом на балкон, служила Ильме кабинетом. В общем, по фасаду вся эта конструкция занимала не более трех с половиной метров. Соседние отсеки, похоже, были гораздо больше.
Она провела гостя во внутренний дворик. Дворик был такой же маленький, как и сама секция таунхауза, и кончался живой изгородью. Вернее, двумя живыми изгородями параллельно друг другу, образовывавшими зигзагообразный проход. Этот проход выводил на берег довольно длинного то ли пруда, то ли бассейна, протянувшегося вдоль всего таунхауза, вернее, между двумя таунхаузами. Похоже, что этот бассейн был общим для пары десятков секций.
Рядом с выходом с её двора на краю бассейна стояла пара выцветших пластиковых кресел и круглый столик. Арктур уже опустился довольно низко, и теплый вечерний свет не вызывал желания спрятаться в тень.
Лемурийка поставила на столик неизвестно откуда взявшийся в её руках запотевший мельхиоровый кувшин, а на спинку одного из кресел бросила большое мохнатое полотенце.
— По-моему, после всех этих экскурсий самое время искупаться.
Она сбросила с себя одежду и прыгнула в воду. Анджей последовал её примеру.
Энергично проплыв несколько раз вдоль бассейна туда и обратно, профессор выбралась на берег и, не одеваясь, уселась в шезлонг, налив себе что-то из кувшина в высокий стеклянный бокал на тонкой ножке. Журналист сделал то же самое.
Ильма вела себя в обнаженном виде совсем не так, как Мара или, скажем Труди Карпентер. Те просто не обращали внимание на то, что на них кто-то смотрит. Им было удобно и естественно без одежды, и они естественно двигались. Ильма делала то же самое, пока плавала в бассейне. Её тело нуждалось в большем количестве движения, чем предоставила городская прогулка, и она эту потребность удовлетворяла. Но теперь, когда потребность в движении была удовлетворена, и она сидела рядом с гостем за столом, чувствовалось, что она осознает, что является объектом эротически окрашенного мужского внимания, и наслаждается этим.
Что, впрочем, совершенно не мешало им обоим вести светскую беседу:
— Почему мой дом такой маленький? А куда мне больше? Кинуть рюкзак между экспедициями — хватает. Дети выросли, у Тайки свой дом в Сити, а Дар где-то мореходствует, обслуживает китовые фермы. Когда он бывает в городе, он скорее у сестры остановится, чем у меня.
— А их отец?
— О, история моей сложной личной жизни, это такая баллада. Я её обязательно студентам рассказываю в курсе методики полевых исследований. Чтобы знали, как не надо заниматься этнографией.
Любить объект своего исследования нужно. Любить народ, его культуру, может быть даже его обычаи. Спать со случайно встретившимися в скэттере симпатичными знакомыми можно. Если знать обычаи и делать это так, чтобы ничьей чести не было урона. Но упаси вас боги Древних влюбиться в объект исследования и пытаться создать семью.
А со мной случилось именно это. Давно-давно, когда я была ещё только бакалавром и отправилась в Тагарские горы собирать материал для магистерской диссертации. Там очень интересная культура горных пастухов.
Леон влюбился в меня с первого взгляда. Я выдерживала его ухаживания дня три, а потом сдалась. Мы прожили вместе шесть лет, я родила от него двоих детей, и набрала по окрестным скэттерным поселениям материала не только на магистерскую, но и на докторскую диссертацию. Там в предгорьях довольно близко сходятся несколько разных культур, и оставаясь примерной супругой горного пастуха можно изучать не только своё племя.
А потом я не выдержала и сбежала. В течение двух тысяч дней просыпаться и видеть на горизонте одну и ту же гору — это не по мне. Правда, сначала я сбежала не совсем. Каждые несколько месяцев я там появлялась на недельку, и каждый мой приезд был феерией любви. Мы всё никак не могли поверить, что у нас слишком мало общего, и мы не можем ужиться вместе.
Охлаждение началось, когда дети подросли. Сначала Дар пошёл в юнги на торговое судно. Тогда Леону стало ясно, что он весь в меня, такой же бродяга, и не останется на его любимых яйлах. Но окончательный разрыв случился, когда Тайка после медицинского училища выбрала себе специализацию.
Надо сказать, что и я была почти шокирована, когда она выбрала секс-суррогатную психотерапию.
— Что, это такое шарлатанство?
— Нет, вполне научно обоснованная методика. Но она подразумевает интимные контакты терапевта с клиентами. Я, конечно, иногда сплю с представителями изучаемых народов. Но чтобы делать секс неотъемлемой частью работы?! Леон обвинил в этой истории меня, и наверное, он в чём-то прав. Когда Тайка была подмастерьем она ездила со мной по скэттеру коллектором, и насмотрелась на то, насколько разными бывают у людей представления о приличиях и нравственности. Поэтому счесть этот род занятий безнравственным или неприличным у неё не было причин. Она считает себя горожанкой. А горожане — принимают любое поведение, которые считает приличным хоть кто-нибудь.
В общем, последние лет пять в гости к тагарским родственникам появляется только Дар. Он, конечно, непоседа, перекати-поле и вообще по его примеру уже пятеро подростков сбежали в моряки, но он хотя бы в рамках приличий.
— Знаешь, Ильма, — вдруг перебил собеседницу Анджей. — Тот коктейль, которым меня с утра с твоей подачи напоил Джошуа, уже прекращает своё действие. Ещё немного и я засну прямо в шезлонге.
— Это, и правда, будет непорядок, — согласилась она. — Хватай своё барахло в охапку и пойдем, покажу тебе кровать.
Почему-то обыкновенная кровать с довольно жестким тонким матрасом, да при нормальной гравитации, показалась Анджею безумно привлекательной по сравнению с надувным матрасом при минимальной тяжести в каюте «Ариадны».
Едва успев натянуть на себя одеяло, он заснул, хотя до заката оставалось ещё не меньше часа.
Проснулся журналист в предрассветных сумерках, когда небо уже начало светлеть, но Арктур ещё не поднялся над горизонтом. Проснулся он свежий и бодрый, и вдруг обнаружил, что в кровати он не один.
Ильма спала чутким сном опытного путешественника, поэтому как только проснулся сосед по кровати, проснулась и она. И не говоря ни слова, притянула его к себе.
Позднее, когда рассветные лучи Арктура уже проникли в окно, а наши герои просто лежали рядом друг с другом, Анджей, наконец, спросил:
— Ну и зачем было это делать в первую же ночь под одной крышей?
— Знаешь, Анджей, вчера мы согласились отправиться вдвоём в достаточно длительную экспедицию. Это подразумевает несколько больший уровень взаимного доверия, чем случайный секс. А то что мы друг другу в этом смысле симпатичны, было видно сразу.
И есть ещё одна тонкость. Я, конечно, не такой профессиональный психолог, как Тайка, но кое-что в этом деле понимаю. У тебя вчера чувствовался комплекс нового мира. Ты оказался в новом мире, где всё для тебя новое, чужое. А рядом я, которая прожила тут всю жизнь.
Если бы мы не стали любовниками, то ты запросто мог бы в общении со мной занять позицию младшего. Ученика рядом с учителем, если не сына-подростка рядом с матерью.
А вот этого мне совершенно не надо. Если бы мне нужен был спутник-младший, я всегда могла бы взять подмастерье-коллектора. А раз уж я беру с собой в напарники взрослого мужика, то он мне нужен в позиции равного. Женщину, которая занимается с тобой любовью, ты будешь воспринимать как равную, независимо от каких-то знаний и умений в конкретных областях.
