Роберт Хайнлайн - Двойная звезда

— Ммм-м... один парень... его зовут Орсон Троубридж. Вы знаете его?

— Эту деревенщину-то! — я пришел в такую дикую ярость, что даже забыл о тошноте.

— Как? А я слышал, что это хороший актер.

Я просто не мог удержаться от негодования при мысли, что кто-то мог хотя бы подумать о том, что Троубридж способен сыграть роль так же, как я. — Этот рукомахатель! Этот словоговоритель! — Я остановился, ведь более приличествует просто игнорировать таких коллег — если их так можно назвать. Но этот кривляка был так низкопробен, что... Судите сами, даже если по роли ему предстояло поцеловать руку даме, Троубридж непременно портил все дело, целуя вместо этого свой собственный большой палец. Нарциссист, позер, фальшивый актеришко — разве мог такой человек жить ролью?

И скажите на милость, по какой-то иронии судьбы его дурацкая жестикуляция и напыщенная декламация прекрасно оплачивались, в то время как настоящие артисты голодали.

— Дэк, я просто не понимаю, как вы могли подумать, что он подходит для этого.

— Да мы, в общем-то, и не хотели его брать: сейчас он связан каким-то долгосрочным контрактом, поэтому его внезапное исчезновение могло породить лишние слухи. И счастливым случаем было для нас, что вы оказались в это время... э-о-о... «на свободе». Как только вы согласились на наше предложение, я велел Джоку отозвать ребят, которые пытались договориться с Троубриджем,

— Я думаю!

— Но... видите ли, Лоренцо, я вам сейчас хочу кое-что объяснить. Пока вы пытались смотать удочки, я связался с «Ва-Банком» и приказал им просигналить на Землю, что6ы там снова взялись за Троубриджа.

— Что?

— Но ведь вы сами напрашивались на это, дружище. Понимаете, у нас принято, что если человек взялся отвести корабль с грузом на Ганимед, то он или доставит его туда в целости и сохранности, или погибнет, пытаясь сделать это. Он не меняет вдруг решения, не идет на попятную, когда корабль уже нагружен. Вы сказали, что согласны на предложение — без всяких «если», «си» или «но» — вы сказали, что согласны безоговорочно. Несколькими минутами позже, при первой же опасности, вы не выдерживаете. Затем пытаетесь убежать от меня в космопорт. Да что там говорить, всего десять минут назад вы чуть не плача требовали доставить вас обратно на Землю. Может быть, вы действительно способны сыграть лучше, чем Троубридж — по крайней мере, мне это неизвестно. Но зато я отлично знаю, что нам нужен человек, на которого можно положиться, который не струсит при первой же опасности. И мне почему-то сдается, что Троубридж как раз такой человек. Поэтому, если нам удастся договориться с ним, мы заплатим вам, не рассказывая ничего, и отправим обратно. Понимаете?

Я понял его даже слишком хорошо. Хотя Дэк и не употребил этого слова — но из его слов следовало, что и как актер, и как товарищ я ничего-не стою. И самое неприятное было в том, что он был прав, хотя это и была очень жестокая для меня правда. Я не мог сердиться на него, я мог только стыдиться. Конечно, это было сущим идиотизмом — принимать предложение работать, не зная, в чем будет заключаться работа — но ведь я согласился играть для них, причем не оговаривая никаких условий. А теперь пытался пойти на попятную, как неопытный актер, вдруг почувствовавший страх перед сценой.

«Спектакль должен продолжаться» — древнейшая заповедь шоу-бизнеса. Может быть, с философской точки зрения это и не совсем справедливо, но многое из того, что делает человек, не поддается логическому объяснению. Мой отец свято соблюдал эту заповедь — я собственными глазами видел, как он сыграл целых два акта после того, как у него лопнул аппендикс, потом он еще много раз выходил на сцену кланяться, и только после этого дал увезти себя в больницу. И теперь перед моим мысленным взором стояло его презрительно глядящее на меня лицо настоящего актера, сверху вниз взирающее на предателя, готового дать публике разойтись, несолоно хлебавши.

— Дэк, — неуклюже сказал я. — Простите меня. Я был неправ.

Он пристально взглянул на мани. — Так будете играть?

— Да. — Я сказал это совершенно искренне. Но тут вдруг вспомнил об одной вещи, которая могла сделать мое выступление таким же невозможным, как невозможна для меня, например, роль Белоснежки в «Семи гномах». — Видите ли, играть-то я хочу, но есть одна загвоздка...

— Какая? — спросил он презрительно. — Может быть, опять ваш проклятый характер?

— Нет, нет! Но вот вы тут упомянули, что мы летим на Марс, скажите, Дэк, ведь мне, наверное, придется играть в окружении марсиан?

— Что? Конечно. А как же иначе на Марсе?

— Эээ... Дело в том, Дэк, что я органически не переношу марсиан! Их присутствие меня буквально сводит с ума. Я, конечно, попытаюсь справиться с этим — постараюсь не выпасть из образа — но может случиться так, что это произойдет.

— Ах! Если вас беспокоит только это, можете даже не думать о таких пустяках.

— Но я не могу не думать об этом. Это выше моих сил.

— Я же сказал: «Забудьте»! Старина, мы прекрасно знаем ваши дикие взгляды на некоторые вещи — мы знаем о вас буквально все. Лоренцо, ваша боязнь марсиан — такая детская и неразумная, как страх перед пауками и змеями. Мы предвидели это и позаботились обо всем. Так что можете об этом не думать.

— Ну, что ж — тогда все в порядке. — Он не очень-то убедил меня, но зато подковырнул словом «дикие». В самом деле, уж чьи-чьи, а мои взгляды назвать дикими очень трудно. Поэтому я промолчал.

Дэк снова поднес микрофон ко рту и произнес в него, даже не пытаясь говорить тише: — Одуванчик вызывает Перекати-поле: План «Клякса» отменяется. Продолжаем выполнение плана «Марди Грас».

— Дэк? — позвал я его, когда он кончил говорить.

— Потом, — отмахнулся он. — Пора переходить к сближению. Стыковка может получиться не очень аккуратной, но времени для маневрирования у нас нет. Поэтому помолчите и не отвлекайте меня.

Стыковка действительно получилась грубой. К тому времени, как мы оказались на межпланетном корабле, я уже просто рад был снова очутиться в невесомости: острый приступ тошноты куда хуже постоянного подташнивания при космической болезни. Но в невесомости нам пришлось пробыть не более пяти минут; те трое, которые должны были сменить нас на борту «Осуществления», уже стояли наготове у переходного люка, когда мы с Дэком поплыли в шлюз «Ва-Банка». В следующие несколько секунд я немного рас-

35

терялся. Видно, я действительно закоренелый землянин, потому что в невесомости легко теряюсь, не будучи в состоянии, понять, где пол, а где потолок. Кто-то спросил: — А где же он? — Здесь! — ответил Дэк. Тот же голос спросил недоуменно: — Этот, что ли? — как будто не веря своим глазам.

— Да, да! — ответил Дэк. — Просто он загримирован. Так что все в порядке. Помогите мне втащить его в «пресс для яблок».

Кто-то ухватил меня за руку и, протащив по узкому коридору, втянул в какое-то помещение. У одной из стен были расположены два противоперегрузочных устройства или «пресса для яблок» — похожие на ванны гидравлические танки, распределяющие давление равномерно и используемые на кораблях с большим ускорением. Я никогда раньше не видел их, но в одном фантастическом опусе «Рейд на Землю» мы использовали в качестве декорации нечто похожее.

Над танками на стене была сделана по трафарету надпись: «ВНИМАНИЕ! Ускорение свыше трех «же» без противоперегрузочного костюма запрещается. Согласно приказу... Я продолжал медленно вращаться, и на этом месте надпись исчезла из моего поля зрения, до того как я успел дочитать ее до конца; кто-то стал устраивать меня в «пресс». Дэк с кем-то еще стали торопливо пристегивать меня ремнями, и тут вдруг раздался вой сирены. Потом из динамика послышался торопливый голос, повторяющий: Срочное предупреждение! Двойное ускорение! Три минуты! Срочное предупреждение! Двойное ускорение! Три минуты! — Затем снова завыла сирена.

Краем уха я уловил, как Дэк спросил кого-то: — Проектор установлен? Ленты готовы?

— Да, да!

— Где шприц? — Дэк повернулся ко мне и сказал: — Понимаете, дружище, мы собираемся сделать вам укол. Ничего страшного. Частично он состоит из Нульграва, остальное — стимулятор, потому что вам придется бодрствовать и изучать роль. Может быть, вы сначала почувствуете легкое жжение в глазных яблоках и небольшой зуд, но вреда вам это не причинит.

— Подождите, Дэк! Я...

— Нет времени! Мне еще нужно раскочегарить эту кучу хлама! — Он резко оттолкнулся и исчез за дверью раньше, чем я успел возразить. Его напарник закатал мой рукав на левой руке и, приложив к сгибу локтя инфекционный пистолет, всадил мне дозу раньше, чем я успел это осознать. Затем он тоже исчез. Тут снова послышалось: «Срочное предупреждение! Двойное ускорение! Две минуты».

Я сделал попытку оглянуться, но наркотик сделал меня неуклюжим. В глазных яблоках действительно стало жечь, заныли зубы,-к тому же стала нестерпимо чесаться спина — ремни мешали дотянуться до нее и почесаться, — а может быть, это спасло меня от перелома руки при начале ускорения. Сирена смолкла, и на сей раз из динамика послышался самоуверенный баритон Дэка: — Последнее предупреждение! Двойное ускорение! Одна минута! Бросьте карты и примостите поудобнее свои жирные задницы. Мы начинаем топить котел!