Игорь Градов - Малыш
В зале было шумно — народ плотно сидел на длинных скамьях за деревянными, грубо сколоченными столами с темными от времени и пролитого пива столешницами. Люди переговаривались, чокались тяжелыми кружками, смеялись и даже пели. Приятно после тяжелого дня расслабиться в своей компании, где тебя все знают и уважают. Можно хорошо поесть, выпить пива или вина, поболтать, не опасаясь чужих ушей…
Обстановка была уютная, почти домашняя, поэтому харчевню «Черный баран» так любил рыночный народ. В ней часто обедали и ремесленники из соседних кварталов. Мы с отцом также несколько раз заходили сюда, поэтому меня знали. Отец обычно пропускал кружку пива и ел жареный картофель, а я лакомился запеченными улитками — их отлично умеют тут готовить, да и стоят они совсем недорого. Уж этих-то брюхоногих в наших краях навалом…
Поэтому никто не удивился, когда я появился в «Черном баране» вместе с Глазом — все привыкли, что я дружу со странными людьми и бываю, где хочу. Только хозяин харчевни, старый Тим, спросил, где мой отец. Я ответил, что у себя в мастерской, и слегка почистил ему мозги. Больше вопросов мне никто не задавал.
Кстати, Тиму сорок пять лет, а выглядит он, как настоящий старик — весь седой, морщинистый, руки дрожат, голова трясется. Но старается держаться молодцом — сам обслуживает посетителей, подает еду и даже готовит. А что ему остается делать? У него жена больная, с постели не встает, да трое детей. Сыновья, конечно, по хозяйству помогают, но все равно основная работа лежит на нем. Да еще с дочерью проблема…
Двенадцатилетняя Ирма в харчевне почти не появляется, сидит за домом, во дворе или саду. Она почти не ходит — ноги не слушаются, они у нее очень тонкие и плохо гнутся. Зато Ирма чрезвычайно умная — для своего возраста, конечно. Мне нравится с ней болтать — о том, о сём. Кстати, если я был бы нормальным, здоровым парнем, то наверняка бы на ней женился — очень она мне по душе.
Ирма меня понимает, никогда не смеется над моей внешностью и внимательно слушает, что я ей рассказываю. Так хочется иногда с кем-нибудь поговорить по-настоящему, не притворяясь маленьким! К сожалению, я почти лишен этой возможности — могу быть самим собой лишь с Глазом да с Ирмой, вот и все. Мало, конечно, но что делать, такая, видно, моя судьба.
Ирма догадывается, что я давно не маленький, по крайней мере — по уму. Конечно, при всех она общается со мной, как принято — как старшая девочка с шестилетним мальчиком, но наедине — как со взрослым. Мне это приятно. Я рассказываю ей о книгах, что прочитал, о слухах, которые ходят, о событиях в деревне. Ирма почти нигде, кроме дома, не бывает, лишь иногда отец с братьями возят ее на тележке в церковь, поэтому общаться со мной ей интересно.
Старый Тим нашим беседам не препятствует, понимает, что для дочери это почти единственная радость в жизни. У Ирмы подруг нет, и в школу она никогда не ходила. Но читать умеет — я ее научил. Старый Тим думает, что она сама освоила грамоту, поэтому очень гордится своей умной дочерью.
Он, кстати, очень хороший человек, трогательно заботится о больной жене, о детях. Тим много работает, чтобы прокормить большую семью. С раннего утра и до поздней ночи — за прилавком в харчевне или на кухне. И жарит сам, и посетителям подает, и убирает — все делает. Сыновья, конечно, тоже без дела не сидят, но они обычные парни, и в головах у них одно — девушки да танцы. Понять их можно — возраст подходит, пора жениться, семью заводить.
Тим, в общем-то, согласен — ему нужны внуки, чтобы было кому передать дело. Еще лет пять-шесть, и он умрет, нужно, чтобы к этому времени в доме была настоящая хозяйка. Дай Бог, чтобы Дара вышла замуж за Пауля, тогда харчевня точно окажется в надежных руках. А мы с Ирмой будем родственниками и сможем общаться, сколько захотим…
Харчевня «Черный баран» удобна еще и тем, что в ней почти никогда не бывают стражники. Для них существует свое питейное заведение, в центре селения, недалеко от дома господина Пака. И содержит его, как вы сами догадываетесь, жена нашего главного стражника. Вот такой у них семейный бизнес.
* * *…Народ постепенно прибывал, и на лавочках, стоящих вдоль столов, становилось совсем тесно. Сидели плотно, локоть к локтю, и воздух в помещении стал густым и тяжелым — от табачного дыма и разгоряченных пивом посетителей. Гости много ели, пили, курили, причем все это — одновременно.
Неожиданно в зале появилась старуха Мара. Что она здесь забыла — Бог знает. В такие места наши женщины обычно не ходят, а тем более пожилые, это считается неприличным. «Черный баран» — исключительно мужское заведение, для рыночных торговцев. Но она, тем не менее, пришла. Гости увидели травницу, недоуменно переглянулись и замолчали. Разговоры на мгновенье смолкли, но через некоторое время возобновились. Это же сумасшедшая Мара, целительница, что ее опасаться! Люди повернулись друг к другу и опять занялись едой и сплетнями.
Мы с Глазом сидели в самом углу. Нас, к счастью, почти не было видно, и справа, и слева плотно прикрывали другие посетители. При появлении Мары Глаз толкнул локтем меня в бок и показал глазами — смотри, кто пришел! Я постарался забиться еще дальше в угол и стать совсем невидимым. Не хватало еще здесь слушать ее брань! Глаз тоже опустил голову пониже и усиленно занялся едой. Ему присутствие травницы также было неприятно.
Мы оба надеялись, что Мара нас не заметит, но ошиблись. Каким-то шестым чувством она нас учуяла и сразу направилась к нашему столу.
— А, спрятались, голубчики, — противным голосом начала она, — думали, что старая Мара вас не заметит! А я все вижу, все знаю!
— Что ты знаешь, старуха? — грубо спросил, не отрываясь от тарелки, Желтый Глаз.
— То, что про тебя говорят, — бросила ему в лицо Мара. — Например, что ты можешь по-особому видеть.
— Могу, — пожал плечами Глаз, — тоже мне секрет!
И он коснулся своего левого, желтого глаза с вертикальным, как у кошки, зрачком.
— Об этом все знают, и я, собственно, не скрываю. Наоборот, если бы не эта способность, добычей не занимался бы. В Старом городе есть такие места, куда без особого зрения лучше не соваться. Схватишь большую дозу, и все, считай, покойник. Вот глаз и нужен — грязные места видеть.
— Нет, я о другом говорю, — ехидно улыбнулась Мара, — я слышала, что ты можешь мутантов видеть. Якобы разу понимаешь, кто перед тобой — обычный человек или мутант. Как, например, тот парень, что сейчас рядом с тобой сидит.
— Ты про Малыша, что ли? — протянул Глаз. — Какой он мутант! Так, обычный мальчишка, хотя и очень хилый. Недокормыш…
— А что он тут делает? — начала допытываться Мара.
— Я его угощаю, — ответил Глаз. — Кормлю.
— С каких это пор ты таким добреньким стал? — усмехнулась травница. — Что-то не припоминаю, чтобы ты раньше кого-нибудь пожалел. А Малыша вот кормишь…
— Его отец для меня отличную вещь сделал, — пояснил Глаз, — и я решил оплатить добром за добро. Это помимо денег. С хорошим мастером нужно дружить, пригодится.
Глаз не соврал — мой отец действительно выполнил для него срочный заказ — сделал особые ботинки на толстой подошве, чтобы можно было по битому стеклу и кирпичу ходить. Старый город почти весь в руинах, улицы завалены всяким мусором. В обычной обувке не пройдешь — порвется сразу, ногу себе распорешь. Какая тогда охота!
Папаша же мой — мастер на все руки, умеет надежные вещи делать — хоть теплую зимнюю куртку, хоть ботинки на особой подошве. Давай кожу, ткань, и будет тебе отличная амуниция. Отец часто берется перешивать вещи, принесенные из Старого города, подгоняет их под фигуру и делает это очень здорово, клиенты всегда довольны. А сапоги и ботинки он просто отлично тачает — точно по ноге, не жмут никогда. Поэтому в деревне его считают настоящим мастером. Мастер Дан…
Правда, в последнее время заказов стало мало — прошлый год выдался неурожайным, пшеницы и картофеля собрали меньше обычного, и наши селяне с трудом протянули холодную, длинную зиму. А впереди еще целое лето, надо дожить, собрать урожай, продать перекупщикам… Вот и нет пока ни у кого денег, следовательно, и заказов почти нет.
Платить же за аренду мастерской надо, на лапу стражникам давать надо, подручным Юродивого отстегивать тоже надо… В общем, крутись, как хочешь. Однако я отвлекся. Старуха между тем не отходила от нашего стола, все продолжала допытываться у Глаза:
— Малыш не простой мальчик, — тянула она, — мутант! Бесово отродье! Смотри сам!
— Брось, — морщился Глаз, — ну какой он мутант! Так, пацаненок. А то, что тощенький да слабый, так понятно. Семья у него большая, а работает лишь один отец, мастер Дан. Ясно, что денег в доме нет. Вот я и подкармливаю его. Хорошее дело всегда зачтется, это все знают. И вообще — что привязалась к нам, иди своей дорогой! Видишь — мы обедаем.
