Сергей Извольский - Дикий мир. Гиены

Сергей Извольский

Дикий мир. Гиены

Пролог

Старый мир умер неожиданно буднично. Вернее нет, не так. Старый мир умер до неприличия буднично. И скучно. И обидно обыденно. Большинство ведь в первый день и не заметило ничего. А чего было замечать? Пусть пошел сильный снег, хотя и в конце апреля — но чего у нас не бывает — может, принесло северным ветром. На фоне капризов погоды не выглядело странным отключение электроэнергии — чай не в мегаполисе, и люди здесь, если не привычные к подобным подаркам, но паника «блэкаута» точно не про них.

Самое сильное неудобство было — отсутствие мобильной связи. Но в большинстве своем народ особо не волновался — в первый день нового мира вокруг было по-прежнему то же небо, те же родные березки и все та же вода неспешно текущей реки Великой. По дорогам ездили машины экстренных и коммунальных служб, привычно ворчала продавщица баба Зоя, отсчитывая сдачу с крупных купюр при тусклом свете свечи на прилавке, по тихим улочкам разносились привычные звуки скрежета лопат убирающих снег дворников.

Старый мир кончился, но система по-прежнему работала. Пока работала.

Привычный ход вещей нарушался исподволь, незаметно. Понимание того, что наступила новая реальность, приходило не сразу и не ко всем. И, к сожалению, многие из тех, кто осознавал это первым, очень быстро скидывали с себя оказавшуюся невероятно тонкой шелуху цивилизованности, буквально кожей ощутив, что теперь можно. Но это было не сразу, а в первый же день нового мира большинство занималось привычными и обыденными делами. Хотя были и те, кого иная реальность сразу грохнула лицом в суровую действительность, еще и повозив по ней мордой для усвоения наступивших реалий. Как нас, к примеру. У меня есть все основания полагать, что первые жертвы среди гражданского населения были как раз в нашем поезде, который так неудачно приехал на границу. И мы в первую очередь испытали на себе, что значит, когда старый мир заканчивается. Не только в иносказательном, но и в буквальном смысле — в вагонах, рухнувших на дно пропасти ограждающего новые земли рва, не выжил никто.

Но не только мы столкнулись лицом к лицу с необъяснимым сразу и бесповоротно. Были и другие — военные из Ягодного и в/ч 10003/018, родственники погибших во Дворце Культуры Великополья, жители деревень, к своему несчастью оказавшихся близко к границе. Были, были осознавшие практически сразу неотвратимость изменений, пусть пока подсознательно, и немало нас таких оказалось. Но в условиях отсутствия связи информация распространялась очень медленно. Даже катастрофически медленно, поэтому большинство людей в первые дни оставались в опасном неведении.

Самая первая примета нового мира — невиданные раннее звери. Хорошо их было немного, но те, кто с ними встретился, и выжил, уж точно и сразу поняли, что не все вокруг в порядке. Вторая явная примета — бездушные. С ними встретились многие, и хорошо, что в первые дни бездушные не представляли особой опасности. Ну а на пятый день, когда хмурые облака рассеялись, и все увидели в небе две луны, даже самым далеким от происходящего стало понятно, что мы не дома.

На первый по списку извечный вопрос: «кто виноват?», отвечать было некогда; на первый план вышел вопрос: «что делать?». К счастью для меня, рядом были такие люди как Толстый, Леха Николаевич, Артем, Жека, встреченные по невероятному стечению обстоятельств Стас с Дим-Димом, да… да тот же Щербаков в конце концов! Все они избавили меня от метаний свободы выбора. Иногда даже так избавили, что мне пришлось сначала действовать, а только потом рассуждать — водоворот событий подхватил и понес мою незначительную в масштабах всеобщей катастрофы фигуру, вынося иногда на самый верх. Как пену на волне.

Да, мир вокруг изменился, но вместо того, чтобы заглянуть за границу новой земли, окружающие принялись делить власть. В принципе, неудивительно — мир вокруг изменился, но люди, люди то остались прежние.

… из записок Старцева Александра

27 апреля, утро. Севастьяновский район

В просвете облаков глянуло солнце и его лучи, напитавшие светом белую пелену укрывавшего землю снега, моментально ослепили водителя. Зажужжал моторчик омывателя, но лучше не стало, даже хуже — рассохшиеся щетки только размазывали воду по стеклу. Сквозь пелену потеков жидкости дорогу теперь было совершенно не видно, так что скорость пришлось сбросить.

Дремавший на пассажирском сиденье грузный мужчина от ударившего света приоткрыл глаза, но сразу сощурился и опустил солнцезащитный щиток. Несмотря на это, яркие лучи его все равно слепили, отражаясь от земли и играя мириадами красок на поверхности белоснежного, девственного снега.

— Да где же они?! — роясь в бардачке двери, раздраженно бросил водитель — сухопарый мужчина с узким лицом. Но вскоре он издал ликующий возглас, обнаружив темные очки и тут же надев их. Пассажир, покосившись на водителя, хмыкнул и отвернулся, все еще щуря отвыкшие от яркого света глаза.

— Не нравится, не смотри, — услышав смешок, прокомментировал водитель, — зато мне все видно теперь.

Вид у него в данный момент был действительно комичный — на узком лице широкие очки авиаторы совершенно не смотрелись, к тому же сидели криво — одна дужка была погнута.

— Да ладно, Игорь, зато как у Сталонне, — хриплым прокуренным голосом ответил грузный пассажир, улыбаясь.

— Это да. Я их пару лет таскал, когда мода пошла. Сейчас фотографии если вижу с того времени… ужас просто, — поморщился Игорь.

— У меня тоже такие были, — покивал воспоминаниям тучный мужчина, потянувшись за сигаретами. Чиркнуло колесико зажигалки и клубы сизого дыма, хорошо видные в солнечных лучах, наполнили машину.

— Коль, окно открой, — поморщился водитель. Но подумав, сам потянулся за сигаретами.

Пассажир Коля, удобно устроившийся на сиденье, недовольно крякнул, а после грузно извернулся и крутанул ручку стеклоподъемника. Стекло опустилось всего на пару сантиметров, но он счел это достаточным. Водитель Игорь окно тоже широко открывать не стал, и сигаретный дым заполнил весь салон.

Николай, затянувшись в очередной раз, осмотрелся в машине. Рано утром, когда он садился сюда в темноте, в салоне все выглядело не так серо и грязно. Тогда видны были только общие очертания, да уютно подсвечивала подсветка приборов и магнитолы. Сейчас и пыль на торпеде хорошо видна, и пепел от сигарет внизу, а в кожухе рычага коробки совсем его залежи. Ковриков на полу уже не видно — одна высохшая грязь, да и на обшивки двери полоски коричневые видны.