Человек, обманувший дьявола. Неполживые истории - Михаил Юрьевич Харитонов
– Потому что такие исследования опасны! – вскричал старик. – Я не хотел бы умереть от какой-нибудь скверной болезни только потому, что неловкий лаборант разобьет сосуд, – несколько успокоившись, добавил он.
– Вот именно, но кому-то надо это делать, – ответил Феомнест. – И те, кто уже двести лет подвергает свою жизнь опасности, заслуживают награды. В конце концов, основатель Бера, высокоученый Гладиус, привил себе тиф, чтобы исследовать ход болезни.
– Лучше бы он не подавал таких ужасных примеров, – серьезно сказал Эбедагушта Марон, – ибо подобные опыты над естеством могут стать орудием самоубийства, что является тягчайшим грехом перед Господом…
– Наместник Армении обратился в Римский Сенат с просьбой о долгосрочном кредите для постройки тоннеля, нужного для спасения обмелевшего Гегамского Моря… – зазвенела решетка.
– Опять траты! – взвился Аркисий, как будто деньги требовали с него лично. – Бесконечные траты! Теперь – на какое-то никчемное море, в то время как наука задыхается от нехватки средств! Куда смотрит наша Инквизиция? – последнее он произнес, почему-то покосившись на Световита.
– Да, средств не хватает, – неожиданно поддержал его славянин, – к тому же выплаты из казны задерживаются. Мы еще не расплатились за те хорезмские машины.
– Я подавал прошение о новом комментированном издании «Принципов высшей логики» Гилберта Порфирского, – тут же припомнил Феомнест, – и до сих пор не получил ответа.
– Труды Гилберта весьма ценны для математики, – вежливо заметил Эбедагушта Марон, – но еще не разобран архив аввы Дорофея, а это обедняет наше знание о предметах божественных. Что может быть важнее?
– Вот! – высокоученый Ном торжествующе поднял руку. – Вот именно! Все разумные люди думают одинаково! Но нашим сенаторам нужны голоса избирателей, а не образованность и знания, – высказал он свое глубочайшее убеждение. – Поэтому прогресс и движется черепашьим шагом.
– Продолжаются бои в Южной Атлантиде близ Тиуанако, – забился о решетку хорошо поставленный голос оратора. – Вооруженные силы Римской Республики блокируют город. Условия, выдвинутые Римом, остаются прежними – полное прекращение человеческих жертвоприношений. По этому поводу демагог Гипербол огласил очередное обращение к Сенату, в котором от имени прогрессивной общественности потребовал прекратить агрессию и вывести римские войска. Обращение поступит к рассмотрению Сената завтра. А теперь – рекламная пауза…
– Выключите, – попросил Ном. – Ненавижу рекламу. Я бы вообще запретил перебивать важные политические новости криками торгашей. Вот уж от кого еще меньше пользы отечеству, так от сенаторов! Просто я не знаю, что это…
– Лучше уж крики торгашей, – не выдержал Световит, которому пришлось снова вставать с ложа, – чем речи смутьяна Гипербола.
– Он честный человек, и у него есть своя правда, – заявил Аркисий с какой-то неожиданной злостью.
– Ходят слухи, – понизив голос, сказал логик, – что этот Гипербол имеет отношение к… – он понизил голос еще, – к некоторым специальным службам.
– К Инквизиции? Или к Провокации? – поинтересовался Световит таким тоном, каким спрашивают о погоде или о мелкой светской сплетне.
Отвечать никому не захотелось. Стало слышно, как шумит горячая вода в трубах.
– А по-моему, все это сплетни, – отважился сломать молчание Аркисий Ном. – Распускаемые все той же Провокацией, если хотите. Они любят выдавать честных людей за своих агентов.
– Если человек ведет себя как провокатор, – заметил Феомнест, – значит, он таковым и является, состоит он на службе в Провокации или нет. Это называется «объективное вменение признака», аналогичный пример разобран Логвином в его парадоксе о мальчике, воспитанном амазонками и не знающем о своем поле…
– Я уверен, что Гипербол – честный человек, – уперся Аркисий.
– Строго говоря, честность и служба в Провокации вполне совместимы, если человек убежден, что служба в Провокации составляет его нравственный долг… – принялся было за свое въедливый логик, но старик махнул рукой:
– Давайте не гадать о том, кто он такой, а послушаем, что он говорит. Все ведь просто. Маленький народ отстаивает свою независимость, а римляне, такие гуманные и цивилизованные, пытаются принудить их жить по своим обычаям. В сущности, это крайне несправедливо.
– Их пытаются принудить не сдирать с людей кожу перед статуями демонов, – кротко заметил Марон.
– Я не одобряю этого, – возвысил голос Ном, – но считаю, что добро нельзя творить с помощью насилия. Если они злы, это не значит, что мы должны им уподобляться во зле!
– Мы уже посылали к ним проповедников. Помните, что они с ними сделали? – так же кротко поинтересовался Эбедагушта.
– Я же сказал, что не одобряю насилия ни в каком виде! – взвился высокоученый Ном. – Насилие порождает насилие, зло творит зло, неужели мы до сих пор не можем усвоить такой простой истины? Наша история темна и кровава! Сколько еще веков понадобится нам, чтобы стать воистину разумными людьми?!
– О, кстати! – вдруг вспомнил Световит. – У Харитона вышел новый роман, как раз на историческую тему.
– Что Харитон может написать нового, если он давно умер? – удивился Эбедагушта Марон. – Или найдено какое-то неизвестное его произведение? Я читал в молодости повесть о Херее и Каллирое, она была недурна…
– Наш друг, – ответил логик, – говорил не про Харитона Афродисийского, но про современного сочинителя, фантаста в Лукиановом духе. Если, конечно, это тот Харитон, который родом из Мегалы.
– Он самый, – подтвердил Световит.
– Кстати, не понимаю, почему этот небольшой городишко называют «великим», – придрался Ном.
– Мегала по-славянски – Вышгород, в значении не «великий», а просто «высокий», – начал было объяснять Световит, но рассмеялся и махнул рукой, – хотя в Италии есть деревни больше нашей столицы. Пусть будет Мегала. Или Михала, как говорят славяне.
– Я что-то такое читал… – Ном потер лоб. – Безвкусная политическая риторика. Что-то про заговоры против отечества.
– Политические взгляды его довольно радикальны, – признал логик, – но в литературном отношении он интересен.
– Он, кажется, еще и противоаравийски настроен, – вспомнил Ном. – Приличные люди стоят выше подобных предрассудков.
– Ну почему же, – вступил Марон, – аравийские народы не любили многие великие мужи, вот тот же Ноам из Хомы – великий филолог, его теория порождающей грамматики перевернула науку. Притом он постоянно обличает аравийцев, хоть сам аравиец по крови… Будем снисходительны. Читаем же мы того же Лукиана, несмотря на все заблуждения его относительно нашей святой веры? Световит, так что за новый роман?
– И где он издан? – заинтересовался Феомнест. – Пожалуй, куплю: почитаю на досуге.
– Пока нигде, – по-славянски развел руками Световит. – Я читал его с экрана вычислителя. Мне переслали его друзья из издательства, но я поклялся, что никому не покажу его, пока не выйдет книжка, а это не скоро. Иначе я нарушу римский закон об обращении данных.
– Закон суров, но это закон. Но рассказать-то о романе ты можешь? – осведомился Феомнест. – Неизвестно, когда еще его издадут. А меня интересует не столько слог и мелкие детали, сколько
