Человек, обманувший дьявола. Неполживые истории - Михаил Юрьевич Харитонов
Даже скептик Аркисий невольно прошептал: «Господи Августе Христе, сыне Божий, помилуй нас».
– Но вернемся же к нашим баранам, – отвлек присутствующих от высоких переживаний Феомнест. – Что дальше?
– Дальше Харитон становится неубедителен, – признал Световит. – У него Кесарь Август – всего лишь человек, хотя и могущественный. Творец же, как я уже сказал, воплотился в нищем иудее, который своей проповедью подрывал единство иудеев, за что и был казнен.
– Пилатом? – на всякий случай уточнил логик.
– Да. В харитоновском романе Пилат – римский наместник в Иудее в должности префекта. У Харитона он вступает в сговор с иудеями, распознавшими во Христе врага их мерзкой религии.
– Ну хоть это не лишено убедительности, – снизошел Ном. – Что же дальше? Кесарь воскрес и покарал вредоносное племя?
– О воскресении Харитон пишет невнятно, – сказал Световит. – Во всяком случае, Рим остался языческим. Христианство же тайно распространилось среди иудеев, а потом и среди других народов. Но один из кесарей, Тит Праведный, узнает от христиан о злочестии иудейского племени и их планах по порабощению мира. Тогда он нападает на их страну и главный город и даже разрушает храм, где они приносили своему демону кровавые жертвы. Иудеи, однако, успевают спасти свои сокровища, которые прятали в храме. Потом они умерщвляют праведного Тита с помощью какой-то женщины, иудейки, бывшей его тайной любовницей…
– Два раза один и тот же сюжетный ход? Плоско, – заметил Феомнест.
– После же, – продолжал славянин, – иудеи основывают заговор против Рима и всех людей, рассчитанный на столетия. Свои сокровища они тратят в основном на то, чтобы вскормить врагов цивилизации, ибо принимают решение стереть с лица Земли образованность и культуру и погрузить наше отечество и весь мир во мрак невежества…
– Ну, это уже полная чепуха, – сказал Аркисий. – Жизнь невозможно повернуть назад.
– Почему же? – не согласился Феогност. – Представьте себе, что, скажем, Мусейон был бы уничтожен пожаром, как при Гае Кесаре Предтече. Это не остановило бы прогресс, но задержало бы его надолго.
– Вот, вот именно! – Световит поднял палец. – Собственно, в романе описывается именно это, а все остальное – лишь предыстория. Харитон написал книгу о том, как иудеи вложили средства в уничтожение Мусейона. В двести семьдесят третьем году они подкупили кесаря Аврелиана, который нуждался в деньгах для подавления бунта. Условием кредита было сожжение библиотеки Мусейона, что тот и исполнил.
– Дешевая конспирология, – Аркисий Ном вытянулся на ложе до хруста в спине, – к тому времени уже существовало книгопечатание.
– В мире, измышленном Харитоном, иудеи не допустили его появления, – ответил Световит. – Они тайно убивали изобретателей и ученых, а если не могли – истребляли или порочили их труды. Так они поступили и с трудами Герона!
– То есть эолипил не был создан, и сила пара осталась неизвестной людям? – уточнил Феогност. – Мне кажется, это излишнее предположение. В мире, где сохранилось рабство, мускульная сила должна быть дешевле пара, особенно на первых порах. Только там, где рабочие руки стоят дорого, возникает потребность в технике. Труды Герона остались бы просто не востребованы…
– Давайте заканчивать, – попросил Аркисий. – Что там дальше?
– Я пока не дочитал до конца, – признался славянин. – Кажется, мир погружается в упадок, именуемый у Харитона Темными Веками. В эпилоге описывается наше время, представленное в виде диком и отталкивающем.
– Ну что ж, любопытно, – не без разочарования в голосе подытожил Феомнест, – хотя я ожидал от Харитона чего-нибудь более оригинального, с множественными перипетиями и неожиданным финалом. Похоже, ему не стоит браться за большую форму.
– Странно и непонятно, – добавил сириец, – зачем этому Харитону понадобилось богохульствовать, представляя Спасителя нашего в неподобающем виде. Это не только кощунственно, но и безвкусно…
– О, насчет вкуса, – логик досадливо хлопнул себя по лбу, – как я мог забыть? Мой друг Камерарий, ботаник, путешествующий по Индии, прислал мне корзину смокв необычайной сладости: интересный природный феномен. Я продегустировал их с охлажденным белым хиосским вином – разумеется, в научных целях. Сочетание показалось мне интересным. Не желают ли дорогие коллеги принять участие в исследовании?
– Пожалуй, – оживился сириец, – сегодня ведь, кажется, вино дозволено.
– Суеверие, – не удержался высокоученый Аркисий, – Христос Август не вводил никаких постов, все это позднейшие выдумки суеверных людей.
– Стоит ли это обсуждать, – удивился логик, – ведь мы же говорим о фигах и вине, то есть о дозволенном в любом случае. Не все ли равно, запрещено ли нам что-нибудь иное, если мы на него не посягаем? С логической точки зрения…
Световит демонстративно зажал уши.
– Кратко, но убедительно, – признал Феомнест. – Что ж, давайте справим скромные Плинтерии и не забудем про дар Икария.
– Простите невежду, – спросил Эбедагушта Марон, вставая с ложа, – но о чем идет речь? Плинтерий – это какой-то древний бог?
– Плинтерии – языческий праздник в честь Афины-Мудрости, – принялся объяснять Феомнест, – он праздновался как раз в это время. Богине приносили в жертву фиги…
– Что касается смокв, – оживился богослов, – вчера мне попалось интересное толкование аввы Феона на притчу Августа о смоковнице, где он сравнивает ее с Римом…
Логик открыл было рот – и поперхнулся.
– Иногда фига – это просто фига, – сказал он, откашлявшись. – Давайте, что ли, в самом деле попробуем плоды на вкус, а то наша беседа стала пресноватой.
– Тому виной неудачно избранная тема, – заметил сириец. – Что касается обсуждавшегося сочинения Харитона, его цель кажется мне странной и непонятной, – добавил он.
– Но что страннее, что непонятнее всего, – не удержался Аркисий, – это то, как авторы могут брать подобные сюжеты. Во-первых, пользы отечеству решительно никакой. Во-вторых… – он запнулся, потом решительно махнул рукой, – но и во-вторых тоже нет пользы. Просто я не знаю, что это…
– Ах да, – Световит звонко хлопнул себя по лбу. – Я хотел переговорить с высокоученым Номом по одному вопросу. Мы присоединимся позже, – бросил он логику и богослову.
Феомнест кинул на него странный задумчивый взгляд и вышел. Следом прошлепал босыми ногами сириец.
Световит прислушался к шагам. Когда те затихли, он повернулся к Аркисию, сидящему на ложе.
Старик смотрел на Световита тяжелым взглядом исподлобья.
– Fac quod debes, – сказал тот на латинском, – у тебя есть три месяца.
– Я не буду разговаривать на языке приказов, – решительно сказал старый ученый. – В любом случае, я ничего не должен. Принуждение не есть долг, как сказал бы Феомнест.
– Я могу повторить то же самое по-гречески, – холодно сказал Световит, – но смысл от этого не изменится. Ты прекрасно понял, что должен сделать и к какому времени.
– Три месяца? Даже если бы я согласился, это невозможно, – старик выставил перед собой руку, закрываясь от Световита. – У меня уходит
