Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы - Эдвард Гамильтон Уолдо
Три пальца.
Три пальца левой руки.
Где-то на задворках разума притаилось понимание. Пока что он не пропускал его вперед. Но оно непременно выйдет наружу. Прорвется. И тогда его охватит всепоглощающий ужас – это он тоже знал.
11
«Дорогой Бобби, – писала Кей, – мне тяжко сознавать, что ты получаешь письма без обратного адреса. У меня все хорошо. Это главное. У меня все хорошо, братик, не волнуйся. У твоей старшей сестрички все в порядке.
Я в полном здравии. Возможно, ты это оценишь в своей красивой, опрятной больнице. Постараюсь написать попроще и покороче.
Однажды утром я работала в конторе, и пришел этот ужасный Блюэтт. Ему пришлось несколько минут ждать, прежде чем его примет старый мистер Хартфорд, и он, как обычно, начал свои липкие ухаживания. Я его успешно отшивала, пока мерзкий старый хорек не завел речь о папиных деньгах. Ты помнишь, что их должны выплатить, когда мне исполнится 21 год, если только опять не вылезет наружу старая тяжба о компаньонской доле. Тогда дело направят в суд. А Блюэтт – судья по делам о наследстве. Даже если его самого не допустят к слушанию дела, ты знаешь, что он способен повлиять на других судей. Короче, если я буду паинькой и уступлю всем грязным желаниям его Вашести, завещание не опротестуют. Я жутко испугалась, Бобби. Ты ведь помнишь, что деньги предназначены для оплаты твоей учебы. Я не знала, как быть. Мне требовалось время подумать. Я пообещала встретиться с ним вечером в ночном клубе.
Бобби, это был тихий ужас. Я была готова взорваться прямо за столиком, когда старый козел на минуту отлучился. Я не знала, что делать – дать ему в морду или сбежать. Вдобавок страшно испугалась. Тут вдруг подходит какой-то парень, местный гитарист, и заговаривает со мной. Мой ангел-хранитель. Видимо, подслушал треп судьи. Парень посоветовал мне в тот же вечер сделать ноги. Я его тоже поначалу испугалась, но потом разглядела его лицо. Ох, Бобби, какое у него хорошее лицо! Он предложил мне денег, сказал, что я могу вернуть их, когда захочу. Посоветовал немедленно уехать из города, любым поездом. Потом сунул мне в сумочку триста долларов и тут же ушел. Напоследок попросил согласиться на еще одно свидание с судьей следующим вечером. Я и возразить не успела – он пробыл около меня три минуты и все это время говорил сам. Затем вернулся судья. Я похлопала глазками старому дураку, как падшая женщина, и ушла. Через двадцать минут села в поезд на Элтонвиль, а приехав на место, не стала останавливаться в гостинице. Дождалась, когда откроются магазины, купила себе смену белья, зубную щетку и сняла комнату. Поспала пару часов и в тот же день устроилась на работу в единственный магазин грампластинок. 26 долларов в неделю – мне хватит.
Что потом было дома, я даже не знаю. Сижу, затаив дыхание, и жду каких-нибудь новостей. Торопиться не буду. Время пока есть, со мной все в порядке. Свой адрес называть не буду, милый, лучше буду писать почаще сама. Судья Блюэтт может придумать, как перехватить мои письма. Нужна осторожность. Он опасный человек.
Вот как обстоят дела, милый. Что дальше? Буду следить за сообщениями о его Бесстыдстве в местных газетах и надеяться на лучшее. Что касается тебя, дорогой, обо мне не переживай. Я неплохо устроилась. Получаю всего на несколько долларов в неделю меньше, чем дома, зато здесь намного безопаснее. Работа не тяжелая, музыку любят в основном хорошие люди. В таком режиме, если потребуется, можно прожить хоть целый год, потери невелики. Трудись не покладая рук, дорогой мой. Я на тысячу процентов с тобой. Писать буду часто.
Любящая тебя
старшая сестра Кей».
(Это письмо нанятый Армандом Блюэттом вор-форточник нашел в комнате студента медфакультета Роберта Хэллоуэла.)
12
– Да, Пьер Людойе – это я. Входите. – Он отстранился, пропуская девушку.
– Благодарю, господин Людойе. Вы, должно быть, страшно заняты. И возможно, не сумеете мне помочь.
– Даже если сумею, не факт, что помогу. Присаживайтесь.
Девушка заняла стул с сиденьем из гнутой фанеры, стоявший у конца наполовину письменного, наполовину лабораторного стола, занимавшего почти всю дальнюю стену трейлера. Хозяин жилища посмотрел на посетительницу с прохладцей. Мягкие соломенные волосы, глаза, меняющие оттенок с грифельно-серого до небесно-голубого, напускная холодность, за которой он опытным взглядом различал истинное положение вещей. «Взволнована, напугана и чего-то стыдится».
– Мне требуется кое-что узнать, – начала девушка. – Это случилось много лет назад. Я почти забыла, но потом увидела ваши плакаты и вспомнила… – Она беспокойно сплетала и расплетала пальцы.
Пьер посмотрел на них и перевел взгляд на ее лицо.
– Извините, мистер Людойе, никак не найду, с чего начать. Все так туманно и в то же время так важно. Когда я была маленькой, лет семи или восьми, у нас в школе учился мальчик, он сбежал из дома. Примерно моего возраста, у него случилась какая-то жуткая стычка с отчимом. Он получил травму. Повредил руку. Насколько сильно, не знаю. Очевидно, я была последней, кто видел его в нашем городе. С тех пор его след простыл.
Людойе взял со стола какие-то бумаги, перетасовал их и положил обратно.
– Я в самом деле не знаю, чем могу помочь, мисс…
– Хэллоуэл. Кей Хэллоуэл. Пожалуйста, выслушайте меня, мистер Людойе. Я проехала тридцать миль ради встречи с вами, потому что не могу позволить себе упустить даже самый маленький шанс…
– Если собираетесь плакать, я попрошу вас делать это за дверью, – проскрипел он таким резким голосом, что она вздрогнула. – Продолжайте.
– С-спасибо. Я быстро… Было темно, дождь, туман. Мы жили возле шоссе, я зачем-то вышла во двор. Забыла… ну да ладно. Он стоял там, у светофора. Я с ним поговорила. Он попросил никому не рассказывать, что я его видела, и я не рассказывала. До сего дня не рассказывала. Потом… – Она прикрыла глаза, явно пытаясь вспомнить каждую подробность, – кажется, кто-то меня позвал. Я повернулась к воротам, а он остался. Но я еще раз выглянула и заметила, как он влезает в кузов грузовика, остановившегося на красный свет. Это был один из ваших грузовиков. Я уверена. Раскраска еще такая… а вчера, увидев ваши плакаты, я о нем вспомнила.
Людойе промолчал, глубоко запавшие глаза ничего не выражали. Он вдруг понял, что рассказ закончился.
– И это произошло двенадцать лет назад? Полагаю, вы желаете знать, доехал ли этот мальчишка до ярмарки?
– Да.
– Не доехал. Будь иначе, я бы о нем наверняка услышал.
– А-а… – Тихий возглас, сдавленный и покорный одновременно. Очевидно, ничего другого
