Андрей Щупов - Сонник Инверсанта
— Что с тобой, Петенька?
— Ничего особенного.
— И все-таки?
Я горестно вздохнул, поймал ее руку, поднес к губам.
— Видишь ли, моя хорошая, я снова меняюсь.
— Как это?
— Очень просто. Подобно змее сбрасываю старую шкурку и наращиваю новую.
— Ты так странно это говоришь. — Она растерянно придвинулась ко мне ближе.
— Потому что это всегда больно — менять образ и покидать тело. — Я похлопал себя по груди. — Увы, это прикипает к нам намертво. Если рвешь, то получается с кровью и мясом.
— Я не очень понимаю тебя…
— Да я и сам себя не очень понимаю. Один мой умный соотечественник однажды сказал: «я все еще мечтаю превратить мир в счастливый сад, но теперь-то я знаю, что это не из любви к людям, а из любви к садам».
— Тебя так пугает власть?
— Хуже, милая. Я ее ненавижу. И всегда ненавидел.
— Но ведь без нее тоже нельзя.
— Ты умница, детка, и, конечно же, права на все сто. Без нее действительно нельзя, поэтому я и терплю. Нельзя всю жизнь сидеть в мальчиках, когда-нибудь пора и мужать.
— Ну. Конечно же! — с нарочитой бодростью произнесла Анна. — Я уверена, ты справишься. Ты ведь такой хороший и такой добрый.
Слушать ее было сплошное умиление, и все-таки я снова фыркнул:
— Добрых и хороших Консулов не бывает.
— Значит, ты будешь первым! — с вызовом сказала она. — И покажешь им всем, что можно обеспечить нормальную жизнь без плах и виселиц.
— Ты действительно в этом уверена?
— Ну, конечно, милый! — она порывисто меня обняла. От рук ее по моему телу пошли жаркие волны. Мне сразу стало легче. Энергия ее слов подняла мою внутреннюю температуру на пару градусов. — Кроме того, ты не только добрый, — ты еще и умный!
Это не было издевкой, — Анна говорила на полном серьезе. Я открыл было рот, чтобы ответить, но в эту минуту затрещал зуммер. Две тревожных и настойчивых трели. Вынырнувший из угла заспанный Осип досадливо колотнул голой пяткой по клавише, задействовав переговорное устройство. Я вновь обратил внимание на его уменьшившиеся размеры. Если так пойдет и дальше, очень скоро он уместится в портсигар, а там и в спичечный коробок…
— Тысячу извинений, Ваше Величество! — донесся из селекторного устройства взволнованный голос Адмирала Корнелиуса. — Я понимаю, что вы заняты, но вынужден незамедлительно просить у вас аудиенции!
— Ну вот, опять что-то стряслось! — Осип в голос зевнул, почесываясь, двинулся обратно в свой уютный угол.
Брови Анны недовольно шевельнулись.
— Мне уйти?
— Если тебя не затруднит…
Она без слов поднялась, набросила на себя халат и покинула комнату. И почти сразу же противоположные двери мягко распахнулись, и в комнату вошли двое. Адмирал заявился не один, а в сопровождении Звездочета. Я взглянул на старца, и оптический фокус вновь повторился, но уже с меньшими для меня потрясениями. Более того, абрисы Димки Павловского и седовласого старичка начинали престранным образом совмещаться. Я глядел на него, словно на изысканную голограмму, а он перетекал из одного образа в другой, словно детская объемная картинка. Впрочем, чудо с Осипом, которого отчего-то наблюдали только мы с Анной, подготовило меня ко многому.
— Не узнаю нашего хладнокровного Корнелиуса. — Павловский фамильярно похлопал Адмирала по плечу. — Нынешние сюрпризы его совсем задергали. Самое смешное, что это ему, похоже, нравится.
— То есть?
— Ты у нас девятый дублер, понимаешь? — Павловский скорчил усмешливую мину. — Всех предыдущих перещелкали, как мух, а ты уцелел. Значит, что-то в тебе действительно есть. Какое-то тайное противоядие. По крайней мере, так кое-кому хотелось бы думать. Вся эта кутерьма с царствующими особами уже порядком надоела обществу.
— Что приключилось на этот раз? — я перевел взор с Павловского на Адмирала.
— Здание лечебницы… — выдохнул он.
— Что здание лечебницы?
— Вчера оно начало поворачиваться вокруг своей оси. А сегодня провалилось под землю.
— Интересное событие.
— Вы… — пролепетал Адмирал. — Вы предсказывали его гибель.
— Разве? — я нахмурился. — Впрочем, что-то такое, кажется, припоминаю. В нашей с вами беседе, верно?
— Так точно, Ваше Величество.
— Ну, и что там сейчас?
— Здания больше нет. Там теперь морская вода, целое озеро. Глубину до сих пор не удается промерить. Во всяком случае, это более сотни метров.
— Однако, впечатляет! — Павловский придвинул к себе кресло, не спрашивая разрешения, сел. — От себя добавлю, что спастись удалось немногим, и те, кто спасся, рассказывают какие-то ужасы. Будто неведомо откуда в больницу ворвались огромные змеи с муренами, а следом за ними хлынула морская вода.
Не комментируя его слов, я обернулся к Адмиралу. — Надеюсь, насчет официальной версии вы уже что-нибудь придумали?
— Разумеется. — Старый служака с готовностью кивнул, даже каблуками чуть прищелкнул. — Теракт, проведен сепаратистами, руководимыми Ванессийской разведкой.
— Разумно. Кто-нибудь уже пойман?
— Пока нет, однако если будут особые на то указания…
— Будут, — проворчал я, — обязательно будут.
— А как же быть с «Принцессой Софией»? — едко осведомился Дмитрий, и, разумеется, едкости его Адмирал не уловил. Он видел и слышал только то, что ему было положено.
— Здесь, по счастью, таковой не было. — Отрезал я.
— Но, видимо, скоро будет?
— А это уж как сложатся обстоятельства.
— Разве не ты сам их складываешь? Или тебе не терпится сделать из Артемии Россию?
— Я хочу искоренить ложь. Всего-навсего! А здесь все построено на лжи.
— В том числе и твои первые реформы.
— Это лишь прелюдия, Дмитрий. Моя ложь — временная и вполне объяснимая.
— Брось, Петр. Ложь — она повсюду одинаковая.
— Тогда, может, это и не ложь?… Сам подумай, что это за ложь, если ее отличает столь завидное постоянство? — я впервые позволил себе улыбнуться. — Возможно, это еще одна данность, которую следует принять?
— Помнится, еще совсем недавно тебе была омерзительна подобная данность.
— Что поделаешь! Омерзительных вещей — сотни и тысячи, однако с большинством из них мы вынуждены считаться.
— Порочная практика, тебе не кажется?
— Такова жизнь, Дима. Космос — тоже черен, но из этого не следует, что его следует проклинать.
— Не усматриваю ничего общего между космосом и ложью.
— Все относительно, Дим. Мы с тобой, по счастью, пока здесь, на земле.
— И в этом ты тоже ошибаешься. — Павловский холодно улыбнулся. — Ты — в кресле Кандидата-Консула. Проще говоря — на троне. И за твоей спиной не пара любимых подружек, а величайшая из держав страна.
— Вот именно! — с нажимом произнес я, и эта фраза заставила его нахмуриться.
— Что ж, царствуй, Петенька. Тем более, что учителей у тебя хватает: господин Столыпин, Иосиф Виссарионович, незабвенный Коленька Макиавелли из Флоренции и прочие господа силовики.
— Забавно! — я ухмыльнулся. — Похоже, мы поменялись местами. Ты действительно стал противником власти?
— Мне просто жаль терять друга.
— Не волнуйся, ты его не потеряешь. И в подтверждение этого с сегодняшнего дня я назначаю тебя своим Тайным Советником.
— А если я откажусь?
Я панибратски ткнул пальцем в Димкину грудь.
— Вот, что, дорогуша: ты, конечно, Звездочет и все такое, но в первую очередь ты мой подданный. А потому не ерепенься и соглашайся.
— Значит, Осип тебя уже больше не устраивает? Или его уже нет?
— Дело не в Осипе, просто очень скоро я возьмусь за одно дельце, в котором помощь советника мне будет крайне необходима. — Я обернулся к Адмиралу Корнелиусу. Он сидел ни жив, ни мертв, изо всех сил тараща на нас глаза.
— Прошу простить наши чудачества, — я милостиво кивнул ему. — Есть еще какие-нибудь новости?
— Да, Ваше Величество. — Адмирал немедленно встрепенулся. — Во-первых, Ванессия предъявила ноту протеста. Они претендует на северо-запад Артемии и горную часть Киевщины.
— А во-вторых?
— Дал знать о себе наш бывший Консул. — Адмирал нервно облизнул губы. — Судя по всему, он желает вернуться.
Я с ухмылкой взглянул на Дмитрия.
— Значит, все-таки объявился?
— Увы… — Павловский пожал плечами.
— Ну, и что вы думаете по этому поводу?
— Я думаю, — с трудом выговорил Адмирал, — что вы пришлись народу Артемии по душе. Полагаю возвращение старого лидера абсолютно лишним. Добавлю, что это единодушное мнение всех Визирей.
— Забавно… Выходит, не слишком у вас любили прежнего хозяина, — я вольготно откинулся в кресле.
— Ты думаешь, они сумеют полюбить тебя? — елейно поинтересовался Павловский.
— Непременно!