Андрей Щупов - Сонник Инверсанта
— А как же Ангелина? — снова напомнил он и разом испортил мне настроение. Сунув руки в карманы, я сжал их в кулаки и снова разжал. Говорить на эту тему не хотелось.
— Ты же сам мне талдычил, что в действительности никакой Ангелины нет. — Я сумрачно вздохнул. — Вот и радуйся, твой урок пошел на пользу.
— Погоди, погоди! А что же тогда есть?
— Есть образ, который я волен вынашивать в себе, есть память о моей прошлой любви. Прошлая же любовь от меня ушла, если ты помнишь. Значит, уйдет и эта.
— С чего ты взял, что уйдет?
— Уйдет, Димон, обязательно уйдет. Помнишь наш разговор о варанингё и вещих снах? Вот и мои сны превратились здесь в вещие. Я опасен, Дим. Для всего вашего мира, для хозяев, которых признали вы с Анной.
— Почему ты решил, что мы кого-то там признали?
— Не лукавь, Димочка! Ты ведь сам рассказывал о матрицировании. Кто же создает эти матрицы, как не они? Это мы в своем примитивном материализме так и не поднялись выше шагающего экскаватора, а они давно уже превратили человеческое сознание в обыденный инструмент своих виртуальных опытов. Я не знаю, кто они такие, но обычными паразитами здесь не пахнет.
— Чушь какая-то! — голос Павловского звучал неубедительно. — Зачем им нужно проводить какие-то опыты?
— Выходит, что нужно. Как нужно и то, чтобы мои женщины вновь и вновь уходили от меня.
— А может, это не они от тебя, а ты от них уходишь? Ты ведь сам перестаешь в них нуждаться, а женщины это сразу чувствуют.
— Почему я должен в них нуждаться?
— В том-то и беда, что ты ничего и никому не должен. — Павловский насупился. — Ты апологет свободного общества и не понимаешь, что искомое общество есть общество обреченных.
— Ты против свободы?
— Я за разумную свободу, Петруш, а твоя автономия, уж извини меня, просто поразительна! Ты и кашу умеешь готовить, и полы сам моешь, и без секса в состоянии месяцами жить. Такие слабому полу действительно скучны.
— А такие, как ты?
— О! На таких, как я, всегда будет большой спрос! На таких, как я, они молятся!
— Это еще почему?
— Да потому что я вру. Всегда и всем, включая даже твоих чертовых паразитов. И никогда не устаю говорить комплименты.
— Что-то не часто я слышал от тебя комплименты.
— Это потому что ты мой друг. С друзьями положено ссориться, а не разводить турусы. Чем ближе друг, тем злее ссора.
— Занятные рассуждения… — задрав голову, я разглядел диск Луны, на котором легко просматривались наши земные континенты: Африка, Евразия, кусочек Америки… — А может, не в женщинах тут дело, а, Димон? Может, все дело в планете?
— То есть?
— Я о ней говорю, — я кивнул в сторону Луны. — Может, мне там надо было жить, понимаешь? Не здесь, а там?
— Возможно. Но там тебе будет тяжелее. Почти в шесть раз.
— И пусть! Зато это будет моя собственная тяжесть — без примесей и комплексных добавок. Без Осипа и Миколы.
— Как есть — чудик! — Павловский недоуменно пожал плечами. — Комплексный момент ему, видите ли, помешал! Это что же, Осип тебя, значит, не устраивает?
— Да нет, Осип меня как раз устраивает… — я покрутил головой и, отыскав глазами Осипа, махнул ему рукой. — Але, Осип, пойдешь со мной?
И, разумеется, он отозвался. Все так же басовито и сипло:
— Куда же ты без меня! Всего и оставил на пару недель, а ты вон тут что натворил…
Увы, он был прав, и я не стал возражать. Расставаться с Отсветами, в самом деле, не следовало.
Между тем, с расстановкой зеркал было покончено, и, кивнув Павловскому, я отважно шагнул в центр колдовского периметра. Подчиняясь команде, солдаты Лещенко сделали разворот кругом. Видеть дальнейшее им не полагалось. А еще через несколько секунд включился светильник, и ярко вспыхнула серебристая амальгама. Неведомая сила подхватила меня и стремительно понесла — вглубь гигантского кубика Рубика, навстречу далекой фигурке преемника.
И снова летящий навстречу человечек раскинул руки. Он словно приветствовал меня. Я последовал его примеру. На миг наши ладони соприкоснулись, и нас тут же разнесло по разным мирам. От стремительного падения вновь захолонуло дух, и перемещение благополучно завершилось…
* * *Наверное, все было правильно. В самом деле, на что я еще рассчитывал? Что из тела Консула загадочная реинкарнация перенесет меня в более величественную оболочку?… Или, может, хотел перевоплотиться в какого-нибудь океанического философа? Скажем, в осьминога, толстокорую тридакну или китовую акулу — самую большую и самую миролюбивую из всех акул?…
Как бы то ни было, но удивляться случившемуся не следовало. Все было вполне логично. Начав путешествие от разбитого корыта, именно к нему я в итоге и вернулся. Без девушки, без любимой профессии, без мира в душе. В потертом костюмчике и старых замшевых штиблетах я сидел на скамейке в незнакомом мне парке и созерцал незнакомые мне цветы с рыжеватыми кисточками вместо лепестков. Мимо шагали все те же двуногие — с авоськами, колясками, газетами и дипломатами.
— Муускай пусть хвалебу поет, а вот я же не буду же! — долетело до меня со стороны аллеи. И немедленно мужской бас сумрачно отозвался:
— Сама-то хвалебу паддакиваешь. А я же ведь же упреждал же! Нечего петь же!..
Улыбнувшись, я внимательно огляделся. Вероятно, я оставался все тем же Петром, однако ни Миколы, ни Осипа поблизости не наблюдалось. Впрочем, не было тут и тополей с вездесущими ротвейлерами и саблезубыми терьерами…
Поднявшись, я двинулся по аллее. Неспешно, как и положено господину Консулу в отставке. Огромным причалом подплыла цветастая афиша, и на пару секунд я задержался. Разумеется, это снова был Димка Павловский, но уже не в роли мага и экстрасенса, а в роли дрессировщика кошек. Значит, я снова угодил не на Землю, однако это открытие меня ничуть не испугало. Возможно, так и устроена была система зеркал, что гарантировала движение вперед и только вперед. Никакого возвращения и никакого переигрывания! А потому следовало только надеяться, что мой преемник будет лучше меня и моего предшественника. Ведь должна из сотен тенденций существовать хоть одна добрая!
Небо на глазах смуглело, и отплывшая в сторону туча высветила красноватый диск. Либо Марс, либо что-то совершенно иное. Но и к этому «иному» я наверняка скоро себя приучу. Верно, говорили древние: умирать и рождаться трудно только поначалу, а после наверняка привыкнешь.
И вспомнилось что-то уж совсем давнее: «Поднатужившись, он разгреб пространство и время, чтобы вставить свое имя. Не выдержав, засунул туда и голову, да так и сгинул»…
Набежал ветерок, панибратски взлохматил мои волосы. Привычно сощурившись, я вновь посмотрел вверх, и континенты красноватой планеты послушно начали перемешиваться. Все равно как капуста с картошкой на поверхности кипящего супа. Некто могущественный вновь разыгрывал небесный пасьянс, и, замерев на тротуаре, я ждал, какая участь будет для меня избрана. Кратеры сменялись каналами, а каналы — чумными пятнами, диаметр спутника непрерывно менялся, менялся его блеск и цвет…
Наверное, я сам остановил затянувшееся мельтешение — в ту огненную секунду, когда подумал, что, в сущности, мне уже все равно. Я согласился разом со всем происходящим и отрекся от Миколы, подарив его Адмиралу. Впрочем, вряд ли последняя операция была правомочной. От себя не отвернешься и не убежишь. А если и убежишь, то очень недалеко. И отчетливее, чем когда-либо я вдруг осознал, что, возможно, в каком-нибудь из миров могло и не найтись места для наших вездесущих Павловских, но Тень с Отсветом да пребудут с нами всегда…
This file was created
with BookDesigner program
[email protected]
29.07.2008
