Владимир Дрыжак - Кесарево сечение
Я шел на одну страницу впереди Васи, но читал он быстрее, и все время порывался сунуть нос в мой лист. Я его периодически отпихивал и порицал, а он нудел, что я читаю по слогам, и, увидев на очередной странице это загадочное слово "бимарион", буквально вырвал ее из рук. Я решил не связываться. Молодо-зелено, кровь играет… А я человек солидный, опытный, практически, женатый, и бимарион от меня никуда не денется. Да и читать после Васи можно было вдумчиво и не торопясь.
Я ошибся. Этот тип, то есть, Куропаткин, махом дочитал до конца, и опять начал гундеть про то, что я читаю по слогам. Ему, видите ли, не терпелось высказать свое мнение. Вдобавок, он перемешал страницы так, что последний раздел, я дочитать не успел – вернулся Гиря.
Он встал напротив, небрежно засунув руки в карманы брюк и склонив голову набок, постоял немного, потом хмыкнул и поинтересовался:
– Ну, и как вам сей опус? Впечатляет?
– Фантастика! – сказал Куропаткин. – Просто блеск!
– Да, – подтвердил я. – Чувствуется размах.
– По сути возражения есть?
– Конечно есть! – Вася даже подпрыгнул на стуле. – Во-первых…
– Это хорошо. Но ты, Василий не прыгай зря. Я тоже над этим думал лет двадцать тому назад, и у меня тоже есть масса возражений. Для примера: автор предполагает, что сознание может развиваться беспредельно – ему только свежие мозги подавай. Между тем, безусловно, возможности любого сознания ограничены возможностями носителя этого сознания. Если не предполагать непрерывное развитие сознания в сторону усложнения, то какой смысл ему существовать вечно? Если же и возможности носителя увеличивать беспредельно, то мы упремся в ограниченность ресурсов Вселенной, или еще во что-нибудь. И опять начнется борьба за ресурсы, но теперь уже между вечно существующими сознаниями. Вообще, автор как-то очень легко относится к понятию "вечность".
– Но ведь.., – начал было Куропаткин, но Гиря не дал ему закончить.
– Момент! – сказал он. – Сейчас и здесь я не намерен обсуждать данное художественное произведение.
– А кто его автор, кстати? – поинтересовался я.
– Не знаю. У меня все время было ощущение, что это Сюняев. Причем он не сам писал, а стоял за спиной. Шутка, конечно. Когда сей документ попал в руки Cпиридонова, а это было давненько, Валерий Алексеевич был очень далеко. Я уже работал в секторе, а Сюняев еще болтался на орбите вокруг Марса в качестве выпускающего редактора широковещательной марсианской радиостанции, а также вел ежедневную передачу под сакральным названием "И на Марсе будут яблони цвести"… Я хочу обратить ваше внимание на два термина: "бимарион" и "псевдомиры". Что касается первого, то вот какой вопрос: не явился ли такой вот бимарион к Шатилову, имея в голове сознание Спиридонова? Как вам идейка?.. А вот что касается второго, то я бы хотел об этом хоть что-то узнать. Вопрос Куропаткину. Скажи, Василий, ты ведь специалист в области информатики, что там слышно сейчас про виртуальную реальность, и какие виды имеются на псевдомиры? Есть конкретные результаты? Вообще, кто-нибудь этим занимается?
– Знаете, – Вася поморщил лоб, – одно время был бум, но это было лет двадцать тому назад. А потом все как-то сошло на нет, и вернулось на почву твердой реальности.
– А почему?
– Не знаю, – Вася махнул рукой. – Наверное, мода прошла. Лично мне эта идея не близка. Согласитесь, есть в ней что-то патологическое. Наркоманы ведь тоже уходят в воображаемые миры, да не все потом возвращаются… Нет, реальность как-то надежнее. И потом, еще Вольтер осознал, что наш мир – лучший из возможных. Чего, спрашивается, еще надо!?
– Нет, тут ты не прав – идея была перспективная. Я понимаю, что в рабочее время надо пользоваться реальностью. А в часы досуга – почему бы нет. Берешь себе какую-нибудь подходящую псевдореальность, скажем, море, пальмы, мулатки, и, значит… Тут что приятно: я вот в натуре Гиря, а в виртуальной реальности могу стать стройным мулатом, и даже, при желании, свежей мулаткой. Как сказал классик: "хочешь – можешь стать Буденным, хочешь – лошадью его".
Гиря улыбнулся и подмигнул мне. Вероятно, ему стало лучше, пока он был в отлучке.
– Так, голуби вы мои сизокрылые, давайте-ка освобождать кабинет, у меня тут ряд встреч намечается… Глеб, сегодня после обеда Сомов вас ждет на квартире своей дочери и одновременно моего сына. Инструкции общего характера ты вчера получил – помнишь?
– Так точно, – подтвердил я. – Обмен информацией, общий зондаж, поиск точек соприкосновения.
– Молодец! Но в первую очередь – контакт. Ты должен ему понравиться. И Куропаткин – тоже. Вежливость, корректность, такт, уважительное отношение к возрасту и опыту! Но в то же время, напористость и эрудиция! Да мне ли вас учить… Все, валите отсюда!
– Но, Петр Янович, как-то неудобно, мы явимся и… что мы ему скажем? Мол, пришли устанавливать контакт? Глупо ведь! Нужен удобный предлог.
– Кому нужен, тебе или ему?
– Ну, я не знаю… С чего-то то надо будет начать.
– Начать?.. Хм… А ты вот с чего начни – с "Вавилова". Там в свое время исчезли магнитные записи результатов экспериментов – это раз. А второе то, что "Вавилов", как выяснилось, менял траекторию. Может он что вспомнит. Впрочем… если бы хотел, уже вспомнил бы. В общем, темнить с ним не надо, да и бесполезно это… Все! Сами там разбирайтесь – не дети уже!..
Гиря махнул рукой, вернулся к своему столу и начал рыться в ящике, давая понять, что не располагает временем на вытирание нам носов. Мы, естественно, переглянулись, давая ему понять, что сами кому хочешь нос утрем. И гордо удалились, особенно Вася. Я, правда, особых иллюзий на этот счет не питал, поскольку с недавних пор приобрел статус зрелого человека, но решил поддержать реноме Куропаткина.
Интересно то, что сам Куропаткин наплевал на свое реноме, едва вышел за порог кабинета, и понес какую-то ахинею насчет бессмертия. Я слушал вполуха. Я вдруг осознал, что вокруг меня скопилось очень много странных фактов, но все они, так или иначе, находили себе какое-то объяснение. С применением Пришельцев, без таковых, или как-нибудь еще. Но вот этот странный факт – исчезновение магнитных записей там, на "Вавилове", не находил никакого объяснения. Ведь Гиря сказал, что записи не были стерты – на носителях вообще никто никогда ничего не записывал! И не просто сказал – он сказал, что это подтверждено экспертизой. Следовательно, носители были новые. Но из этого вытекает, что на них либо вообще не писали, либо их попросту заменили. Если не писали, то для чего возили в такую даль? А если таки писали, но потом заменили? Кто и зачем? Не говоря о том, как? Собственно, даже и кто – не суть важно. Зачем? И что там, интересно, было такое записано, на этих носителях? Пожалуй, Гиря прав – это хорошая затравка для разговора…
– А ты сам-то как относишься к бессмертию? – вдруг спросил Вася, толкнув меня в бок.
Я очнулся.
– Я?.. Ну, как… Нормально отношусь. В том смысле, что дело хорошее. Живешь себе – никаких хлопот. Спешить некуда, времени навалом.
– Ясно. А куда детей девать?
– Каких детей?
– Обычных. Дети-то будут рождаться?
– А куда же они денутся. Должны.
– Здорово. Никто не умирает, новые рождаются, так рано или поздно все переполнится. Вечность ведь впереди! А это такая штука…
– Понятно, – я сделал озабоченное лицо, – надо искать выход.
– Да чего искать – выход простой. Надо тех, кто уже пожил, выпихивать в космическое пространство. Другого-то и не придумаешь.
– Ну да, ну да… Разумеется… И куда они денутся потом?
– Полетят к другим мирам. Вселенная почти пустая – пусть ищут подходящее место.
– Прекрасно!.. А лететь на чем? На астероидах?
– Вот над этим и надо думать. А мы тут все ерундой занимаемся, – недовольно проворчал Вася. – Лично я вечно жить не желаю, но ведь нас с тобой не спросят.
– Ну, возможно, ты еще переменишь мнение, – заметил я тоном многоопытного человека и похлопал его по плечу. – С возрастом, знаешь ли, люди меняются, обретая так называемую жажду жизни…
– Х-ха! – коротко парировал Вася. – Я за себя ручаюсь. Ничто не заставит меня изменить своим принципам. Ничто!
– Но ведь тогда твои принципы умрут вместе с тобой.
– Я успею передать их новым поколениям, – в голосе Васи я обнаружил пафос, но он тут же добавил уже будничным тоном. – Так мы идем? А то ведь еще пообедать надо.
– Давай обопремся на "авось". Если мы пообедаем, нас наверняка заставят обедать еще раз.
– Но если мы не пообедаем, то есть риск, что нам больше не представится такая возможность.
– И тебя это смущает?
– Да, меня это смущает. Я, знаешь ли, как-то привык обедать. И ужинать тоже привык.
– А уж как ты привык завтракать – любо дорого посмотреть. Но интересы дела нельзя приносить в угоду милым привычкам… Пошли!
– Хорошо. Но я буду голодать под твою ответственность.
– Лады. После это тебе зачтется.
